Приятных кошмаров
Шрифт:
Она гневно взглянула ему в глаза, но прочитала в них что-то такое, что решила не спорить больше.
Соблюдая предосторожности, они вышли из квартиры и минут через сорок, учитывая пробки, были дома у Лени.
На звонок никто не открыл, только раздалась за дверью неразборчивая ругань попугая.
– Не обращайте внимания, – сказал Леня, входя в квартиру, – попугай плохо воспитан. Лолочка, ты дома? Я не один.
Однако снова никто не отозвался. Леня прошел на кухню. Там под ноги ему бросился взъерошенный и страшно недовольный кот Аскольд. Попугай же пикировал сверху, крича:
– Кошмар-р! Кошмар-р!
– Что у вас стряслось? – удивился Маркиз. – Где Лола?
– Ж-р-рать! – однозначно ответил попугай, и кот согласно кивнул, безоговорочно присоединяясь к требованию приятеля.
– По-моему, животные голодны, – заметил опытный Птичкин, – оттого они и нервничают.
Леня вывалил в миску Аскольду полбанки «Китикета» и по тому, как жадно интеллигентный кот набросился на еду, понял, что он не ел не меньше суток. Попугай тоже получил свою порцию и занялся ею.
В комнатах не было никаких следов Лолы и Пу И.
– Куда она могла подеваться? – ворчал Маркиз. – Да еще животных не накормила. И записки не оставила.
Он заметил на столике у телефона какую-то бумажку, перечень цифр. В столбик было выписано:
12.45
14.20
15.15
15.51
– Так-так, – протянул Леня, чувствуя, что самые худшие его опасения начинают сбываться. Несомненно, девчонка в одиночку отправилась в Ломоносов, чтобы доказать ему, Маркизу, что и она что-то может!
Он набрал телефон справочной Балтийского вокзала и попросил девушку перечислить ему все дневные поезда до станции Ораниенбаум.
– Есть в двенадцать сорок пять, потом в тринадцать ноль две, дополнительный, по субботам, потом в четырнадцать двадцать…
– Я понял, спасибо, – прервал ее Леня.
Итак, Лолка отправилась в Ломоносов к Михаилу Сыромятникову. И судя по тому, что в переписанном ею расписании не было дополнительного поезда, который ходит в тринадцать ноль две только по субботам, уехала она в Ломоносов еще вчера, в пятницу. Спрашивается, куда подевались они с Пу И? Что за такие важные дела оказались у Лолы в Ломоносове, если она не смогла вернуться, отлично зная, что в доме двое голодных зверей? На нее это было нисколько не похоже!
Все это Маркизу очень не нравилось.
В глубокой, бездонной темноте шевельнулся безвольный, глухой и слепой комок, и на него тут же обрушилась боль.
Невыносимо болела голова.
Значит, голова имела место.
«У меня болит голова, значит, я существую. У меня болит голова, значит, я пока что жива».
От этой мысли Лола постепенно перешла к медленному пробуждению, к медленному возвращению в мир живых людей.
И первое, что она почувствовала, кроме головной боли, было какое-то неприятное, раздражающее ощущение. Кто-то теребил, царапал, кусал ее ухо. Это ощущение было даже мучительнее головной боли, потому что мешало ей ускользнуть обратно, в глухую спасительную темноту беспамятства, куда ей так хотелось провалиться, где не было боли и беспокойства…
Лола застонала и пошевелилась. Рядом с ней послышалось тоненькое поскуливание, и боль в ухе усилилась.
Лола снова застонала и приоткрыла глаза. Она увидела что-то лохматое и, когда невероятным напряжением воли смогла собрать свою рассыпанную память, поняла, что это – Пу И, ее любимый чихуа-хуа.
Пу И поскуливал и тянул ее зубами за ухо.
– Пу И, маленький негодяй! – простонала Лола. – Что ты делаешь? Оставь меня в покое! Дай мне спокойно умереть!
Но Пу И не хотел ничего слышать. Он безостановочно тянул хозяйку за ухо мелкими острыми зубами, как будто пытался заставить ее встать на ноги, и тихонько подвывал.
– Пу И, дай мне немного отдохнуть! – Лола умоляюще смотрела на настырного пса. – Всего полчаса… совсем немножко… я приду в себя и встану… а тебе я дам очень много орехового печенья… целый килограмм… только оставь меня сейчас в покое, я прошу тебя!
Упорный чихуа-хуа не поддавался на уговоры, не польстился на такую соблазнительную взятку, он продолжал мучительно теребить Лолино ухо своими зубами и жалобно скулить.
– Ну что тебе от меня нужно, чудовище! Почему ты не хочешь оставить меня в покое! Что я сделала тебе плохого!
Пу И ничего не отвечал и продолжал свое мучительство.
Лола поняла, что он от нее просто так не отвяжется, и сделала еще один шаг к окончательному пробуждению. Она попыталась вспомнить, что с ней случилось и где она находится.
Одно было ясно: она не у себя дома, не в своей собственной мягкой и удобной постели. Она лежала на полу, причем пол был невероятно грязен. В пределах ее видимости валялись коробки из-под кефира и картофельные очистки. И запах, запах! Пахло так, что тошнота, преследовавшая Лолу с самого момента пробуждения, становилась просто нестерпимой.
Где она? Что это за ужасная, запущенная берлога? Как она сюда попала? Что с ней случилось? И почему, наконец, у нее так мучительно, так невыносимо болит голова?
Она снова напрягла память, при этом головная боль так усилилась, что она громко застонала. Пу И тоже заскулил громче, словно вторя хозяйке.
Где же она?
Лола вспомнила ссору с Ленькой из-за разорванной записной книжки… Вспомнила, что Маркиз ушел, хлопнув дверью… Вспомнила встречу с Анфисой и фотографию, которую та ей отдала…
Прошлое понемногу восстанавливалось в ее памяти, и хотя голова болела нестерпимо, сознание понемногу прояснялось.
Пу И все так же терзал своими острыми мелкими зубами ее ухо, не давая ей передышки. И еще этот запах, этот ужасный, тошнотворный запах…
Лола вспоминала прошедший день минута за минутой.
Она вспомнила, как решила поехать в Ломоносов и самостоятельно найти человека с фотографии, чтобы доказать Маркизу свою самостоятельность, свое умение вести расследование… Она вспомнила, как ехала в пригородной электричке, как шла через парк, мимо полуразрушенного дворца… Вспомнила, как нашла нужный дом, вспомнила, как Михаил Степанович впустил ее в свою ужасную, запущенную квартиру…
Так вот где она находится! Она очнулась именно в этой квартире на улице Сочувствующих, Лола вспомнила эту захламленную кухню…
А что же было дальше?
Лола вспоминала, преодолевая мучительную головную боль и тошноту.
Она вспомнила разговор с Михаилом Степановичем, его рассказ о давних событиях во Владимире… Вспомнила, как хозяин квартиры ушел в комнату искать еще одну фотографию…
Что же случилось потом?
Память мучительно сопротивлялась, не хотела приоткрывать эту последнюю завесу…
Лола напряглась. Пу И особенно больно вцепился в ее ухо…
Боль… Она вспомнила, как отправилась в комнату за бесследно пропавшим хозяином… Она вспомнила, как увидела его, безжизненно распластавшегося на полу, вспомнила страшную рану, рассекавшую его горло от уха до уха…
И вспомнила, как страшный удар обрушился на ее голову, лишив ее сознания, сбросив в глухую безжизненную темноту…
От этого воспоминания боль в голове усилилась, как будто на нее снова обрушился тот удар…
Но позвольте, она вспомнила, что потеряла сознание в комнате, а теперь она лежала на кухне, она узнала этот грязный линолеум в потеках пролитого кофе и остатках еды…
Что же это значит? Неужели она смогла доползти сюда в бессознательном состоянии? Быть этого не может! Она даже сейчас почти не могла пошевелиться, все тело, и особенно голову, пронизывали иглы боли…
Но это значит, что ее кто-то сюда перетащил…
Кто? Странный вопрос: тот же, кто ударил ее по голове… Тот же, кто убил несчастного, безобидного Михаила Степановича… Убийца!
От этой мысли, от этого страшного слова Лолу передернуло, ее тело пронизала короткая мучительная судорога страха.
Но если с этим, первым вопросом все было ясно, если она поняла, кто перетащил ее сюда, на кухню, то оставался второй вопрос: зачем? Зачем он это сделал?
И этот вопрос вызвал у нее тревогу, тревогу и беспокойство…
И еще одно тревожило ее.
Запах. Тошнотворный, душный, отвратительный и при этом очень знакомый ей запах.
Она принюхалась и поняла, что это за запах.
Самый обыкновенный, самый естественный запах на кухне.
Запах бытового кухонного газа.
Но пахло им так сильно, так невыносимо, что почти невозможно было дышать.
И Пу И громко скулил и кашлял. Бедный песик тоже задыхался и теребил хозяйку за ухо, пытаясь заставить ее подняться и сделать хоть что-нибудь, чтобы этот ужасный запах исчез.
– Пуишечка, дорогой! – простонала Лола. – Ты меня спас! Если бы не ты, я так и задохнулась бы, не приходя в сознание!
Но рано было говорить о спасении. Лола попыталась приподняться, но пол предательски закачался, как корабельная палуба в шторм. В голове мучительно били молоты, тело не хотело повиноваться…
Лола несколько раз глубоко, хрипло вдохнула, пытаясь разогнать кроваво-красный туман перед глазами, но то, что она вдыхала, уже почти не было воздухом, этот воздух, смешанный с газом в убийственной пропорции, не вызывал ничего, кроме тошноты…
Лола увидела перед собой ножку стола, ухватилась за нее, как за костыль, и невероятным напряжением всех сил приподнялась.
Навалившись на стол, огляделась по сторонам. До кухонной плиты было два шага, но это были невыносимые, нереальные два шага, ей было их не пройти…
Внизу жалобно скулил Пу И, он уже задыхался.
Лола толкнула вперед стол, придвигая его к плите, и двинулась за ним, опираясь на него всем весом. Еще несколько таких же немыслимых толчков, еще несколько напряжений воли и мышц – и она добралась до плиты…
Она протянула руку и завернула все краны – как она и думала, все они были открыты, и газ непрерывным потоком рвался на волю, наполняя собой тесное помещение.
Ей захотелось расслабиться, навалиться на стол и передохнуть, но она поняла, что все равно умрет, если не откроет окно, которое плотно закрыл тот же человек, который открыл газовые краны. Умрет она сама, умрет Пу И, который уже повалился на пол и закатил глаза.
Началось новое путешествие. Она толкала перед собой стол и медленно, мучительно двигалась к окну. Несколько раз она едва не потеряла сознание, но приходила в себя, услышав позади неровное дыхание несчастной задыхающейся собаки.
Наконец она добралась до окна – ей помогло только то, что кухня была крохотной, большого расстояния ей было бы не одолеть. Вцепившись в шпингалеты, она с невероятным трудом открыла окно. В комнату хлынул упоительный, восхитительный, прекрасный свежий воздух.
Лола дышала им, пила его маленькими глотками, как лучшее французское вино, наслаждалась им, постепенно приходя в себя… И тут она услышала за спиной слабый стон, и ощутила укол стыда: Пу И спас ее, а она забыла о том, что малыш задыхается на полу…
Лола бросилась к нему, едва не упала – голова у нее все еще кружилась, но это было уже несравнимо с прежними ощущениями.
Она подхватила крошечного чихуа-хуа на руки и поднесла к окну.
Песик мучительно застонал, но свежий воздух сделал свое дело, Пу И открыл глаза и благодарно лизнул хозяйку в щеку.
Лола едва не заплакала.
Сознание ее постепенно прояснялось, и вместе с тем в душе у нее росло беспокойство.
Сначала она не могла понять его причину – казалось бы, ей удалось счастливо выкарабкаться, вырваться из самых когтей смерти, так чего еще можно желать!
Но потом, когда дурнота и слабость уже отступили, а в голове понемногу утихла невыносимая боль и стук адских молотов, Лола поняла, что ее так беспокоит, и поняла, что ее несчастья не кончились.
Рядом, в соседней комнате, лежит труп Михаила Степановича, труп с совершенно несомненными следами насильственной смерти. Когда она вошла в комнату, убийца был еще там, он притаился где-то, допустим, за занавеской, и, воспользовавшись удобным моментом, оглушил ее. Затем он оттащил бесчувственное тело на кухню и открыл краны газовой плиты. Если бы не настойчивая самоотверженность Пу И, Лола умерла бы, отравившись газом (при этой мысли она ласково погладила песика). Но ни ее смерть, ни тем более смерть Михаила Степановича нисколько не напоминала бы несчастный случай. Злой умысел был налицо, и обязательно началось бы следствие… Нет, этот убийца явно хитрее, у него было на уме что-то другое…
Лола вспомнила случившиеся за последнее время по всей стране многочисленные взрывы бытового газа, приведшие к катастрофическим последствиям и унесшие многочисленные человеческие жизни. Вот после такого взрыва уже никто не смог бы определить истинную причину смерти ее и хозяина квартиры, да и личность Лолы вряд ли удалось бы установить… Ведь она никому не говорила, куда собирается ехать!
Лола похолодела. Конечно, дышать в помещении уже можно было, концентрация газа была не смертельной, но для взрыва еще вполне достаточной, больше того, Лола помнила, что опасность взрыва тем больше, чем больше в газовой смеси воздуха…
Она заметалась по кухне. Убийца наверняка оставил где-то здесь взрывное устройство. Кухня была маленькой, но настолько захламленной, что здесь можно было спрятать целый арсенал и не найти его без генеральной уборки или служебно-разыскных собак…
Подумав о собаках, Лола поискала глазами Пу И.
Песик пришел в себя и уже возился на полу, трепал какую-то картонную коробку из-под молока. Он рвал эту коробку зубами и при этом злобно рычал, как настоящая большая собака.
– Что ты, детка, почему ты так сердишься? – Лола нагнулась, подняла картонку и ахнула: коробка была тяжелой, слишком тяжелой для своих размеров.
Лола отогнула край картона.
Внутри лежала плоская металлическая коробка с мигающим таймером. Таймер отсчитывал последние секунды до взрыва.
На какое-то бесконечно долгое мгновение Лолу охватила страшная слабость, ей все вдруг сделалось безразлично. Она представила себе, как через три… уже через две секунды замкнутся контакты детонатора, приведя взрывное устройство в действие, как вслед за ним рванет взрывчатая смесь газа и воздуха, разорвав ее тело на клочки, и ей показалось бессмысленным любое усилие… зачем что-то делать, если через две секунды… уже через секунду все кончится…
Лола сбросила гибельное оцепенение, бросилась к окну. Ей казалось, что время страшно замедлилось, а воздух загустел, тормозя ее движения и сопротивляясь им, как это бывает иногда во сне. Не добежав до окна, она швырнула в него страшную коробку, и уже когда та летела в воздухе, не успев коснуться пыльного тротуара, раздался взрыв.
Взрыв был совсем негромким, не громче китайской новогодней петарды, коробка полыхнула бледным огнем и упала на тротуар несколькими обгорелыми обрывками. Однако, если бы она взорвалась в помещении, наполненном смертоносной взрывчатой смесью бытового газа и воздуха, последствия были бы катастрофическими, и от старого домика на улице Сочувствующих остались бы только обгорелые руины.
Лола без сил опустилась на грязный стул и заплакала, высвобождая этими слезами ужас и напряжение последних страшных минут.
Внезапно к ее ноге прикоснулось что-то мягкое и пушистое. Она наклонилась, взяла на руки Пу И, который терся о ее ногу, и зарылась лицом в его шелковистую шерсть.
– Пуишечка, детка, тебе тоже досталось! Но ты держался просто великолепно и дважды спас меня, мой маленький герой!
Песик глубоко вздохнул и посмотрел на хозяйку живыми выразительными глазами.
Однако у Лолы не было возможности долго расслабляться и предаваться эйфории, радуясь счастливому избавлению от неминуемой гибели. Кто-нибудь мог заметить взрыв на тихой улице Сочувствующих, вызвать милицию… А если милиция застанет ее в этой квартире, рядом со «свежим» трупом, у которого так художественно перерезано горло… Страшно подумать!
Лолу передернуло.
В довершение всех радостей она вспомнила бульварную газетенку полуторамесячной давности, из которой в свое время узнала о страшной смерти режиссера Модестова. Как всегда в таких изданиях, в той статье смаковали кровавые подробности драмы, и Лола вспомнила фразу об аккуратно, просто хирургически ровно перерезанном горле режиссера…
Сегодня она своими глазами увидела точно так же перерезанное горло…
Значит, не остается никаких сомнений: все три смерти – Алексея Модестова, Георгия Птичкина и безобидного психа Михаила Степановича Сыромятникова – звенья одной цепи и дело одних и тех же рук… И убийца этих троих людей только что был здесь, в этой квартире, и хотел присоединить ее, Лолу, к своему кровавому списку!
Утешало ее только одно: сейчас его в квартире наверняка не было, не стал бы он дожидаться взрыва, который мог разнести на куски весь дом! Правда, никто не мешал ему караулить где-нибудь неподалеку, дожидаясь, когда сработает его взрывное устройство. Но тогда он, не услышав взрыва, вернется сюда, чтобы исправить свою ошибку!
Бежать, бежать! В любом случае нужно бежать отсюда, возвращаться в город, к брошенным зверям! Она и так поступила жестоко, оставив их совершенно одних! Что, если Леня, рассерженный на нее, так и не вернулся домой?
Надо позвонить!
Лола огляделась по сторонам в поисках сумочки, где лежал ее мобильный телефон, но ее и след простыл. Ощупав свои карманы, она убедилась, что они совершенно пусты. Наверняка убийца унес все, что помогло бы после взрыва опознать ее труп – документы, телефон, а заодно и деньги…
Лола застонала, поняв, в какую отвратительную историю влипла – в чужом городе, без денег, без документов, без телефона, по которому можно позвать на помощь Маркиза, такого грубого, вредного, но надежного Маркиза… У нее остался только Пу И!
Она схватила песика под мышку и стремглав вылетела из страшной квартиры, в которой столько сегодня пережила!
Лола торопливо шла по пыльной улице, то и дело оглядываясь – ей все слышались за спиной чьи-то шаги и мерещилось, что таинственный убийца крадется по ее следам, размахивая хирургическим скальпелем или огромной допотопной складной бритвой. Пу И, которого она бережно несла под мышкой, тихонько поскуливал, напоминая, что не ел ничего целый день.
– Потерпи еще немножко, маленький мой! – проворковала Лола, теснее прижав к себе песика. – Этот мерзавец украл у меня все деньги! Не просить же нам с тобой подаяние!
Она представила себе, как стоит возле Ораниенбаумского вокзала с протянутой рукой, а Пу И лежит у ее ног рядом с табличкой «Подайте на пропитание бедной собачке», и едва не заплакала от жалости к самой себе.
Правда, другого способа достать денег на пропитание и на дорогу до дома она пока не придумала.
Проходя мимо круглосуточной аптеки, Лола в зеркальной витрине увидела свое отражение и пришла в ужас: грязное лицо в размазанной туши, растрепанные волосы, одежда в таком виде, будто она неделю ночевала на вокзале…
«Действительно, впору милостыню просить! – подумала она с омерзением. – А ночевать на вокзале, может быть, еще придется!»
Она вытащила носовой платок, к счастью, не похищенный убийцей, послюнявила его и, пользуясь витриной, как зеркалом, кое-как оттерла лицо и рукой пригладила волосы. Из аптеки выглянул дюжий охранник и недовольно рявкнул:
– Проходи, проходи! Ничего тебе тут не обломится!
«Вот, меня уже за бомжиху принимают!» – подумала Лола в тоске.
Вскоре она добралась до вокзала, и здесь ее ожидало очередное разочарование.
Последняя электричка уходила со станции Ораниенбаум в двадцать два часа сорок минут, а большие часы на вокзальной площади показывали уже четверть двенадцатого. Светлые майские сумерки, предвестие белых ночей, ввели Лолу в заблуждение, а часы разбились во время ужасных приключений в квартире Сыромятникова.
Перспектива ночевки на вокзале выросла перед ней во всей своей кошмарной реальности.
«Встать на шоссе и попробовать проголосовать проезжающим машинам? – подумала Лола в отчаянии. – Нет, это слишком опасно, мне ли не знать; разные люди попадаются на дороге, особенно ночью. Своя жизнь мне уже не дорога, но жизнью Пу И я не могу рисковать».
Лола всхлипнула и погладила бедного песика. Пу И заскулил особенно жалобно, напоминая хозяйке, что еще совсем немного, и он умрет от голода.
Телефон! Ей нужен был телефон!
Лола окончательно забыла все свои обиды, забыла те слова, которые сказал ей в пылу ссоры Маркиз, и мечтала позвонить ему, позвать его на помощь. Она не сомневалась, что он тоже забудет их ссору и тут же примчится, как только узнает, в какую беду она попала!
Но для этого нужно было ему позвонить, а сделать это было неоткуда. На вокзальной площади красовалась телефонная будка, но Лола направилась к ней без надежды на успех и была совершенно права: трубка у автомата была обрезана под самый корень. Да если бы телефон даже работал, у нее не было ни денег, ни таксофонной карточки.
Здание вокзала, где можно было бы попытаться разжалобить дежурную и упросить ее воспользоваться телефоном, было заперто на ночь. Таким образом, даже ночевка на вокзале, о которой Лола только что думала с ужасом, и то становилась недоступной роскошью.
Лола брела вдоль улицы, постепенно переходившей в шоссе, и тихо плакала. Пу И у нее под мышкой вторил ей своим голодным поскуливанием.
Машин на шоссе по позднему времени тоже почти не было.
Лола уже почти решилась проголосовать, махнув рукой на свою безопасность, как вдруг на шоссе показалась приличная иномарка, направлявшаяся в сторону Санкт-Петербурга.
«А ведь у владельца такой машины наверняка должен быть сотовый телефон, – подумала Лола, – мне незачем садиться к нему в машину, достаточно попросить у него телефон и позвонить Леньке!»
Приняв такое решение, Лола выбросила руку в привычном просительном жесте.
Иномарка затормозила, дверца приоткрылась, но свет в салоне не зажегся, и лица водителя было не разглядеть.
– Вас в город подвезти? – послышался довольно приятный глуховатый голос.
– Нет, если можно, позвольте телефоном воспользоваться. – Лола подошла вплотную к машине. – У вас ведь есть мобильный? Мне очень нужно позвонить, мы с мужем разминулись, он волнуется…
– У меня телефон отключен, – извиняющимся тоном проговорил невидимый водитель, – забыл оплатить… Хотите, я подвезу вас к заправке, там наверняка есть телефон, это совсем недалеко…
Пу И горестно заскулил, давая хозяйке понять, что его ничтожные силы на исходе. Лола тяжело вздохнула и села в машину, заглушив внутренний голос, вовсю призывавший ее к осторожности.
Мотор тихо заурчал, и машина набрала скорость.
– А ведь я был совершенно уверен, что мы с вами еще встретимся, – негромко проговорил водитель.
Голос его неуловимо изменился и показался Лоле удивительно знакомым. Она повернулась и в неверном сумеречном свете разглядела своего соседа.
Это был Олег Петрович Нестеровский, любитель Чехова, с которым Лола накануне так мило пообщалась в кафе.
Но сегодня в нем что-то изменилось, и в полутьме салона его лицо показалось Лоле уже не таким мягким и интеллигентным. В нем сквозила холодная решимость и какая-то маниакальная целеустремленность готового на все человека.
Лола вспомнила, как днем на Балтийском вокзале увидела в толпе его лицо. Тогда она подумала, что обозналась, но сейчас была почти уверена, что это действительно был он.
А если так, то что он там делал? Зачем ему вокзал, если он приехал сюда на машине? Объяснение может быть только одно: он следил за ней, Лолой… И она, как последняя идиотка, привела его в Ломоносов, привела прямо в квартиру Михаила Степановича! Можно сказать, она сама подписала смертный приговор этому несчастному, безобидному, одинокому человеку!
Да и свой собственный заодно.
Все эти мысли пронеслись в ее голове буквально в одну секунду.
Постаравшись никак не выдать свою догадку выражением лица или интонацией внезапно задрожавшего голоса, Лола как могла жизнерадостно прощебетала:
– О, какая неожиданная и приятная встреча! Вот уж никак не думала встретить вас! Что вы делаете в такой час и в таком месте?
Уже произнеся эти слова, Лола раскаялась: они были слишком опасны, вынуждали Нестеровского раскрыть карты. А пока они играли в случайную встречу, и можно было делать вид, что все не так страшно, что рядом с ней на водительском сиденье действительно сидит приличный, интеллигентный человек, любитель Чехова и знаток хорошего кофе…
– Навещал старинного знакомого, – с невозмутимой улыбкой ответил Нестеровский, – да вот засиделся… Впрочем, это оказалось к лучшему – вот, вас встретил…«Да уж, навестил знакомого! – подумала Лола. – Только знакомый отчего-то не пережил этой встречи! Кровью всю комнату залил, скотина!»
Вслух же она сказала совсем другое:
– Действительно, удачно. А то мы с мужем разминулись, телефона нет, а голосовать ночью на шоссе – это так опасно! На такое можно нарваться… Счастье, что с вами повстречалась! А где, кстати, та автозаправка, про которую вы говорили?
– Скоро должна быть, совсем скоро! А может быть, я довезу вас прямо до города? Здесь всего-то полчаса по шоссе, ну минут сорок от силы…
– Нет-нет! – воскликнула Лола, должно быть, чересчур горячо, потому что Нестеровский удивленно покосился на нее. – Мне обязательно нужно позвонить мужу, как можно скорее. Он наверняка очень беспокоится, просто места себе не находит. Глубокая ночь, а мы так глупо разминулись… Представьте себе, что вы оказались на его месте…
– А прошлый раз вы не сказали мне, что замужем, – проговорил Нестеровский после секундного молчания.
– Ну, вы понимаете, это не всегда хочется сообщать при первой встрече симпатичному мужчине, – Лола изобразила милое смущение.
Олег Петрович замолчал и сосредоточился на дороге. По сторонам от шоссе жилые дома попадались все реже, и наконец машина углубилась в темный, без единого просвета ночной лес.
– А что вы делали в Ломоносове? – спросил Нестеровский, когда молчание стало слишком длительным и плотным.
– Просто поехали с мужем погулять, – ответила Лола самым беспечным тоном, на какой была способна.
– Поздно вы задержались, – водитель чуть заметно усмехнулся, – вы с вашим мужем…
– Май, почти белые ночи, времени совершенно не замечаешь. – Лоле хотелось говорить, непрерывно говорить, потому что молчание рядом с этим человеком казалось ей просто невыносимым.
Мимо машины проносились темные массы деревьев. Нигде не было видно ни огонька, ни малейшего признака человеческого жилья.
По встречной полосе промчалась случайная машина, ослепив на мгновение светом фар, и снова воцарилась темнота. Автомобиль несся словно в темном туннеле без малейшего проблеска света.
– Где же эта заправка? – спросила Лола дрожащим голосом. – Ведь вы говорили, что она совсем рядом?
– Рядом, рядом! – Нестеровский отмахнулся от Лолы как от назойливой мухи. – Скоро приедем.
И, словно почувствовав, что молчание стало просто неприличным, повернул голову и хрипло спросил Лолу:
– Как же это вас угораздило разминуться с мужем?
– Ума не приложу! – ответила Лола с удивившей ее саму испуганной суетливостью. – Я буквально на минуту отошла в сторону, на какое-то здание посмотреть, пошла обратно, да, видно, не туда свернула и вышла на другую улицу… пока нашла нужное место – машины уже нет, наверное, он поехал меня искать… так и разминулись, а телефон в сумочке остался, в машине…