Приют любви
Шрифт:
— Вполне возможно, Тобиас, — ответил Рори натянутым тоном. — Вполне возможно.
Рори толкнул дверь, оставляя Тобиаса наедине с животными.
ГЛАВА 29
Март 1881 — Имение «Марчлэнд».
Маркиз Марчлэнд, член местного джентри[11], прислонившись к массивному мраморному камину, подробнейшим образом рассказывал о событиях утренней охоты. Это был человек лет тридцати трех, среднего роста, с длинным прямым носом и удивленно приподнятыми бровями. По мнению Бренетты, щеголь.
Маркиз — совсем другое дело. Она просто — и постоянно — не могла выносить его. «Блестящая партия», сказали бы люди, прими она его предложение, но Бренетту дрожь пробирала от одной мысли стать его женой.
Время по крайней мере залечило ее разбитое сердце. Она не верила, когда ей говорили, что все пройдет. На Париж и Вену она смотрела через пелену слез, когда они прибыли в Рим, боль ослабела, а в Англию она приехала с полностью восстановленной жизненной силой. Сейчас она вспоминала Стюарта с чувством спокойствия и временами с тоской думала о том, что могло произойти.
— Прости меня, Марч, — сказала она, прерывая его, называя по прозвищу[12], которое он настоятельно просил всех использовать, обращаясь к нему. — Боюсь, у меня начинается мигрень. Я думаю, мне лучше подняться наверх и немного полежать. Встретимся за ужином.
Маркиз поклонился ей.
— Я могу проводить вас до вашей комнаты, дорогая моя?
— О, не утруждайте себя, пожалуйста. Я уверена, мама сгорает от желания услышать весь рассказ об охоте. Я дойду одна.
Она быстро вышла, успев перехватить пронзительный взгляд, брошенный в ее сторону разгневанными синими глазами матери. Бренетта молча рассмеялась, зная, что Тейлор испытывает те же самые чувства к их привередливому щеголеватому хозяину, что и она.
Поднимаясь по лестнице, Бренетта провела рукой по темной стене. Имение «Марчлэнд» было старинное, с богатейшей историей. Она подсознательно сравнивала его с «Хартс Лэндинг», построенном менее двадцати лет назад на границах страны. Хотя этот дом с его многочисленными залами и гостиными, золотом и серебром, роялями и коврами можно было назвать прекрасным, но Бренетте он казался унылым. Она стремилась к «Хартс Лэндинг», к его простой жизни, борьбе за выживание, и людям, оставшимся там — Тобиасу, Ингрид, Сандману, Рори...
Рори. Письмо, сообщающее о рождении Беллами Старр, они получили в Риме. Мариль писала, что Старр повезло — она выжила, родившись раньше срока. Бренетта сразу же после того, как Тейлор закончила читать письмо, пошла к себе в комнату и легла на постель, уставившись в потолок и сожалея о Рори. В то время, как она болезненно избежала трагической ошибки, Рори не повезло. Она надеялась, что они полюбят друг друга и он простит Меган за ее обман и хитрость. Что касается ее собственных чувств к Меган, то обида исчезла. Осталось только сожаление за произошедшую глупость Меган и ее бессердечное преследование собственных целей.
Да, подумала Бренетта, открывая дверь в свою комнату, пришло время возвращаться домой.
* * *
Каждый день они сидели вот так — отец и сын — под искривленным старым деревом, Карлтон, в очках и с сосредоточенным выражением на лице, держал в руках книгу. Толстые очки делали мальчика похожим на большую комнатную муху, но Брента совершенно не волновала его внешность. Он ни на что не обращал внимания, слушая, как его сын читает старый букварь.
Когда Карлтон впервые пожаловался на боль в глазах, Брент не был до конца уверен. Сначала они подумали, что это — результат усталости, наступившей после отъезда из «Спринг Хейвен», но он никогда не забудет той минуты, когда понял, что Карлтон воспринимает какой-то свет. Они находились в гостинице в Вене. Брент вошел утром в комнату сына и увидел, что тот уже встал и сидит на кровати.
— Доброе утро, Карл.
— Доброе утро, папа.
Брент поднял шторы, и комната заполнилась светом. При этом он посмотрел на Карлтона в висевшее зеркало, заметив, как мальчик быстро поднес к глазам руку, словно защищая их от солнца.
Брент стремительно повернулся.
— Карл, почему ты так сделал? — требовательно спросил он.
Медленно опустив руку, но все еще не открывая глаз, он ответил:
— Глаза болят. Я только прикрыл их.
— Иди сюда, — приказал Брент, и голос его из-за возбуждения прозвучал сердито. — Открой глаза.
— Мне больно, когда я так делаю.
— Открой, — настаивал Брент, потом взял Карлтона за руку, подводя его ближе к окну.
С протестующим усилием и дрожащими веками, Карлтон повиновался отцу. Как только на глаза упал свет, он заморгал, вновь поднимая руку, чтобы прикрыть их.
— Боже милостивый! — прошептал Брент. Потом закричал: — Тейлор, Тейлор, иди сюда!
Он подхватил Карлтона на руки и закружил его по комнате.
— Разве ты не понимаешь, мой мальчик? То, что причиняет тебе боль, это свет! Карл, ты можешь видеть!
— Что такое? Что случилось? — крикнула Тейлор, спеша на его зов, наспех набросив халат.
— Он будет видеть. Он будет видеть. — Только это и смог выговорить Брент, задыхаясь от избытка чувств и подступивших слез. — Он будет видеть.
Понемногу зрение Карлтона улучшалось, боль от света постепенно сменилась различением теней, потом цветных, хотя и неясных, объектов, пока, наконец, с помощью очков, он стал пробовать читать.
Слушая монотонный голос Карлтона, Брент обнял сына за плечи.
— Я люблю тебя, мальчик мой.
Карлтон оторвал взгляд от книги.
— Я тоже люблю тебя, папа.
— Почитай мне еще немного. Мне нравится слушать тебя.
— Конечно, — с улыбкой ответил Карлтон. — Я люблю читать.
ГЛАВА 30
Июнь 1881 — «Хартс Лэндинг».
Это был один из тех редких июньских дней, когда температура в их долине поднимается выше тридцати градусов. Ни единый порыв даже слабого ветерка не нарушал неподвижность воздуха.