Приют одинокого слона, или Чешские каникулы
Шрифт:
– Самую малость. То, чего у меня нет.
– Интересно, чего это у тебя такого нет, что есть у меня?
Генка смотрел сквозь него, и глаза его стали похожими на темное матовое стекло - совсем как эта вода между камнями.
– Этого я тебе не скажу. Пока не скажу, - медленно проговорил он.
– Может быть, ты сам догадаешься. А не ты - так кто-нибудь другой.
– Едрить твою етита!
– снова вскипел
– Шутки шутишь? Загадочки загадываешь?
Он подошел к Генке вплотную и замахнулся.
Тот смотрел снизу вверх и продолжал улыбаться.
«Где тебе!» - словно говорил он...
Не отрывая взгляда от воды, Макс перелез через невысокое, всего-то по пояс, ограждение и встал на узеньком карнизе. Упала вниз и поплыла по течению еще одна снежная кучка. Вот здесь, у этих камней, глубоко, не видно дна. Вода вырыла настоящий омут. Впрочем, не все ли равно? Если не утонет, так сломает шею, ударившись о камни. Или утащит течение. И в любом случае холод прикончит его раньше, чем кто-нибудь попытается его вытащить. Даже снег вон плывет и не тает.
У него был верующий приятель, Пашка Сомов. Господь, говорил он, в этойжизни никого не наказывает. Он просто позволяет нам наказывать самих себя.
Он еще раз посмотрел вниз, закрыл глаза...
И тут чья-то рука крепко и больно ухватила его за плечо!
– Ты, кретин!
– крикнул Вадим, пытаясь перетащить его через перила.
– Что ты делаешь?
Макс рванулся, но Вадим держал его крепко.
– Живо лезь сюда, или я тебя вытащу, как репу. И репу же начищу!
Макс вдруг как-то весь обмяк и неловко, мешком, перевалился обратно на мост. Какие-то люди стояли поодаль и смотрели на них. Подошла пожилая женщина в яркой спортивной куртке, что-то сказала.
– Nerozum'im 20, - словно прося прощения, ответил Вадим.
Макса не держали ноги, словно он выпил литр грузинской чачи. Да нет, от чачи голова обычно ясная, а перед ним все плыло.
– Можешь идти?
– Вадим обхватил Макса за талию, нисколько не думая о том, что вид у них более чем двусмысленный.
– Скажи на милость, какого дьявола ты туда полез? Жить надоело? Это что, клуб самоубийц? Сначала Генка...
– Генку убили!
– возразил Макс.
– Перестань! Прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Это самое настоящее самоубийство. Просто чужими руками. Сначала Генка, потом Лора...
– Лору тоже убили!
– Может, да, а может, и нет. Не хватало только тебя. Пошло и неоригинально.
– Оригинальнее сесть?
– Так это... ты?
– Вадим остановился, словно наткнулся на что-то.
– Я так сказал?
– Тогда почему сесть?
– Ты видел, как на меня смотрел этот фигов клоун? Который из консульства. Он заранее уверен, что это я убил их обоих. И Генку, и Лору.
– Но он ведь не полицейский. Мало ли в чем он там уверен. Его дело переводить и оформлять бумажки.
– Не скажи!
– горько усмехнулся Макс.
– Им нужно поскорее спихнуть это дело. Но, насколько я понимаю, это не так просто. Прямых улик нет. Виновным может быть любой. И этот Попов сведет стрелки на меня. Потому что мы с Лорой жили вместе. И потому что я ему сразу не глянулся. А капитан с ним согласится, лишь бы отвязаться побыстрее.
– Чепуха! Это я тебе как адвокат говорю. Где доказательства, что это ты? То, что вы с Лоркой вместе жили, не довод. Правда, то, что ты хотел с моста спрыгнуть, не за тебя говорит. Но я не скажу никому.
– Спасибо. Дай-ка закурить!
Макс остановился, слегка дрожащими пальцами взял сигарету, прикурил, затянулся глубоко.
– Скажи, Вадик... Я не знаю, что там о тебе Генка написал, Ксанка страницы вырвала, а сам ты, наверно не скажешь...
– он замолчал выжидательно, но Вадим не спешил с ответом, и Макс продолжил: - Вот то, что ты сделал... Тебя совесть не мучает?
– Ну почему же?
– глядя в сторону, ответил Вадим.
– Вот и я... А вовсе не потому... Скажи, только честно, ты думаешь, это я?.. Ну, Генку?..
– Нет, не думаю, - Вадим не кривил душой. Потому что знал - кто.
Олег сидел в ресторане у окна и пил уже вторую чашку чая - с медом, лимоном и какими-то пахучими травками. В зале было пусто, все уже давно позавтракали и ушли. Официантка поглядывала на него с едва скрываемым нетерпением, но он не обращал внимания: клиент всегда прав, не так ли?
В очередной раз с отвращением оглядел оклеенные пленкой «под дерево» стены, неопределенного цвета плиточный пол и люстру из поддельного хрусталя.
Все было скверно. Как говорила Кристина, жизнь дала трещину и стала похожа на задницу.
Казалось бы, чего ему переживать-то? Он свое дело сделал, может в Прагу ехать спокойно. Мертвых запакуют и отправят, живые сами уедут. Кого-то одного спровадят особымгрузом. Приедут российские менты и заберут. Флаг им в руки.
Но вот что-то зацепило его и держало. То, что он знал когда-то Савченко?
Олег попытался вспомнить его - нет, не покойника с обтягивающей скулы желтовато-серой восковой кожей, с заострившимся носом и запекшейся черной кровью на виске. Он пытался вспомнить юркого невысокого паренька с румянцем во всю щеку и невероятно обаятельной улыбкой, от которой млели девчонки.
Дискотеки в фойе актового зала - скользкий «мраморный» пол, французские окна, выходящие во двор, наверху, на балконе, - диджей Лешка, музыкальный царь и бог, со своей аппаратурой. Он, Олег, исправно ходил на все дискотеки, топтался со всеми «кружком», украдкой выходил покурить, благо, закутков за сценой было немало. Только вот медленные танцы никогда не танцевал. Стоял у стеночки и смотрел, как мальчики лапают девочек, а девочки прижимаются к мальчикам. Смотрел и завидовал. Потому что его девчонки всерьез не воспринимали. Однажды он рискнул пригласить одну. Отнюдь не красавицу. Думал, уж ей-то выбирать не из кого. Как же! Бровки вскинула, нос сморщила. Я не танцую, говорит. И пошла приглашать Генку Савченко. Было у них такое - не ждали, когда белый танец объявят, сами шли. Правда, частенько с носом оставались. Но Савченко никогда никому не отказывал. Сам редко приглашал. Не успевал, наверно. Он был тогда в восьмом, но на него вполне обращали внимание десятиклассницы...