Приют одинокого слона
Шрифт:
Миша, не говоря больше ни слова, встал и ушел на кухню, хлопнув дв е рью. Макс, глядя ему вслед, глупо захихикал. Будто и не он час назад сидел рядом с Лорой и держал ее за руку. Будто не он обвинял Лиду в ее убийстве. Будто не он хотел поведать Оксане свои тайны.
– Вадик, ходь сюда, - он подошел к небольшому шкафчику.
– Смотри, я Генкину хованку нашел. Давай надеремся. Опять же Лорку помянем.
– Там же не было ничего, - удивился Вадим.
– Мы же ночью смотрели, когда выпивка кончилась.
– Ха! А откуда я, по-твоему,
Макс открыл шкафчик, пустой, как ядерный полигон, поддел снизу заднюю зеркальную стенку и поднял ее. За ней оказалась небольшая ниша, плотно забитая бутылками. Он извлек одну.
– Коньячок-с. "Камю". Нехило, да? Только давай без баб. Устроим мальчишник.
Вадим подумал, что Макс пьян. Очень сильно пьян. И за хмельной ра з вязностью прячет свою боль. Если, конечно, это боль, а не что-то иное. И когда только успел?
Они взяли несколько свечей и пошли на кухню. Оксана, увидев у Макса бутылку, хотела было возразить, но только головой покачала. Миша сидел за кухонным столом на табурете, обхватив голову руками.
– Эй, третьим будешь?
– Макс грохнул бутылку на стол.
Миша долго смотрел на него, не зная, согласиться или послать в ст о лицу Херсонской области.
– Не откажусь, - наконец вяло отозвался он.
– Надо же помянуть.
Вадим нашел рюмки, нарезал на дольки пару яблок, поломал прямо в фольге маленькую шоколадку.
– Ну, - Макс приподнял свою рюмку, посмотрел сквозь янтарь коньяка на пламя свечи, - упокой, Господи...
Они выпили молча, и Вадим снова наполнил рюмки. Свеча вдруг начала коптить, пламя прыгало, трещало, воск, плавясь, сбегал вниз частыми сл е зами.
– Это она, - хрипло сказал Макс, опрокидывая рюмку так, словно это был не коньяк, а сивуха.
– Кто?
– не понял Миша.
– Лорка. Это она плачет. Наверно, она где-то рядом. Душа ее. Знаете, ребята, я давно знал, что так будет. С самого первого дня, когда узнал, что она колется. Боялся этого. И ждал. Каждый день ждал... Если бы я раньше знал, что это Савченко посадил ее на иглу, я бы точно его...
– И все-таки, как вы думаете, она сама, или?..
– неуверенно спросил Миша. Видимо, он боялся задеть Макса, но тот только хмыкнул:
– Нет, не сама. Я в этом уверен. Я думаю так: она была не одна. Кто-то ей помог. В самом буквальном смысле. Она торопилась и порезалась. И тот, кто с нею был, предложил помочь сделать укол. Только вместо одной ампулы вколол две.
Миша посмотрел на Макса долгим взглядом, чуть приподняв брови. Макс едва заметно кивнул. Эта пантомима не укрылась от Вадима.
– Понятно...
– Что тебе понятно?
– Макс старательно смотрел на рюмку, в кот о рую наливал коньяк.
– Понятно, о чем вы думаете.
– Да ни о чем таком мы не думаем, - взял фальшивую ноту Миша.
– С чего ты взял?
– Да вот с того!
– Вадим опрокинул рюмку тем же резким жестом, что и Макс.
– Ты ведь мне говорил, что подозреваешь Оксану. Что, не так? И ты, - он повернулся к Максу, - только что намекнул, что Лоре помогли. А Ксана очень даже хорошо уколы делает, и внутривенно тоже. И ты это прекрасно знаешь, сколько раз она тебе глюкозу колола, когда ты с бодун и ща помирал? Вот только полтора часа назад ты был убежден, что Лоре, как ты говоришь, помогла Лида.
– Перестань орать! Я ни в чем не убежден, кроме того, что Лорка не кончала с собой. Да, это могла быть Лида. Уж извини, Миша, но это так. Не стоило мне, конечно, ее... Но так уж вышло. И Оксана могла. Тем более если вспомнить, что она сама вызвалась промедол поискать, сама прине с ла. Кто знает...
– Ты говори, да не заговаривайся!
– возмутился Вадим.
– Ты что, дум а ешь, она ампулы подменила? Коробка-то запечатанная была. И вообще, я не понимаю. Если кто-то действительно вкатил Лоре двойную дозу, зачем оставили вторую ампулу?
– Да затем! Чтобы мы подумали, что это самоубийство. Или перед о за. Мол, сначала одну, потом другую - и привет. Ладно, вот приедут ме н ты, то есть полицейские, и разберутся, кто да чего.
– Эк тебя развезло!
– усмехнулся Миша.
– Неужели ты думаешь, что на ампулах или на шприце будут еще чьи-то отпечатки, кроме Лоркиных? З а то на слоне, если, конечно, сохранятся после лежания в сугробе, будет по л ный набор.
– Все началось со слона, - Макс пил рюмку за рюмкой, не закусывая и не заботясь, чтобы кто-то составлял ему компанию.
– Приют Одинокого Слона... Помните, как он сказал? Когда слону плохо, он уходит из стада и живет один, пока не умрет. Точно про себя. Только с чего это ему так пл о хо было, а? С жиру бесился? Баб менял, как перчатки, деньги швырял н а право и налево, по миру ездил. Нет, захотелось новых ярких ощущений. Пс и ходелического, блин, видения мира. Вот и получил... Одиноким Слоном по черепу.
– Он заводился все больше и больше, голос его то опускался до едва слышного шепота, то поднимался почти до крика.
– Вы понимаете хоть, что он сделал со всеми нами? Он нам жизнь сломал. Вот так вот взял, скомкал и вышвырнул, - он схватил бумажную салфетку, смял и бросил в угол.
– Хотя... Не знаю, ребята, как вы, а я все-таки сам всю свою жизнь скомкал. И теперь расплачиваюсь за это. А Генка... Эх, никогда я во всю эту требуху не верил, типа воздаяния по грехам. А теперь думаю так: мы сами себя наказываем. Потому как говно имеет свойства бумеранга. Кинешь его кому-то, глянь, а оно уже у твоего берега болтается и никак тонуть не х о чет. И столько его, говна этого, сколько и не было. Правда, может, это только нам так кажется. Потому что свой порезанный палец гораздо зн а чительнее землетрясения на другом конце света. Так вот Генка - просто туалетный работник, который помог говнищу этому к моему берегу по д плыть. Такая уж у него планида.