Приют ветеранов
Шрифт:
— Неужели вы полагаете?..
— Я не полагаю, а знаю. Что еще интересного?
— Нам позвонили из Министерства здравоохранения.
— Какие-нибудь осложнения?
— Ничуть. Наоборот, можно назвать актом нашего признания. Просили принять еще до официального открытия их пациента — очень важное лицо…
— Кого именно?
— Некто… Такие трудные фамилии у русских… Но у меня записано. Он — глава отдела внешних сношений этого министерства.
— Действительно интересный человек.. Что вы ответили?
— Отказал, разумеется. Мы еще не открыты, да и, кроме того, у нас же нет тканей. «Донор», как я сразу же выяснил, запланировал поставку через десять дней…
— Позвоните им, доктор. Срочно. Скажите, что вы нашли то, что им нужно. И скажите, что вам немедленно нужна история болезни, чтобы соответственно подготовиться. Этот пациент, доктор, в будущем вам не раз понадобится — и не только вам одному.
— Где же я в самом деле возьму ткани?
— Они будут у вас не позже послезавтрашнего дня, а может быть, и завтра — в большом выборе.
— Откуда же, если не секрет?
— От вас, профессор, никаких секретов. Из Приюта, как вы привыкли.
— О, даже так? Ну, если вы так уверены и гарантируете…
— Я не привык бросаться словами, доктор. Но в первую очередь замените эти лампы. Сделайте это при мне.
— Да, они проезжали здесь. И та дорога…
— В Майруби, Докинг, только туда. Если бы они направлялись в какой-либо из портов, то свернули бы направо — помните ту развязку? Им все равно теперь придется рулить через столицу.
— Когда мы догоним их?
— Нужно ли нам это?
— Вы полагаете…
— Я думаю, наоборот, мы должны опередить их, подкараулить где-то на въезде в Майруби. Будем тащиться в хвосте — нас засекут. Неизбежно. А в столичном движении такой вероятности почти нет.
— Придется положиться на вас, Милф.
— Благодарю вас.
— Вы собираетесь снова переговариваться с Москвой?
— Вовсе не с ней.
— С кем же?
— С людьми, любезно одолжившими мне машину, Докинг. Она нам больше не понадобится, как только мы доберемся до аэропорта. Но я просто обязан вернуть ее хозяевам и не имею никакого права бросить ее на произвол судьбы.
— Ах вот что! Скажите только, как вы рассчитываете обогнать колонну, не попавшись ей на глаза?
— Мы видели уже два их привала, из этого можно вычислить ритм. Следующая остановка будет часа через два. Они снова съедут с дороги. Вот тогда-то мы и проскочим. Они скорее всего заметят нас, но, видя, что мы проносимся мимо, вряд ли в чем-нибудь заподозрят.
— Дай-то Бог.
Прежде чем скомандовать пилоту идти на посадку, Урбс попросил его сделать широкий круг над караваном, остановившимся на свой очередной привал.
Он не заметил ничего подозрительного. На дороге была, правда, какая-то машина, но она уже миновала место, где кавалькада съехала с трассы, и теперь быстро удалялась.
Таким образом, все было в наилучшем порядке.
— Вот они, — пробормотал Милов. — Да не пяльтесь так пристально! Вы не в цирке…
Черт знает, почему в это мгновение подумалось именно про цирк? Возможно, какое-то сходство и было у вышагивавших к таможенному досмотру ветеранов — медленно, тяжело, но уверенно ступавших. Сходство с кем?
Мысль эта мелькнула — и туг же пропала, потому что вслед за группой повезли багаж улетавших. Багаж до смешного убогий; иная семья среднего достатка берет с собой в путешествие куда больше.
Докинг покосился на Милова и тут же отвернулся: он все еще не мог привыкнуть к мысли, что рослый негр в военном комбинезоне, опершийся локтями на столик для заполнения деклараций в полуметре от него, и есть Милф. Докингу и самому не раз случалось маскироваться, однако приходилось признать — русские в этом ушли вперед. Куда привычнее было смотреть на таможенников, наблюдавших за экранами просвечивания.
— Да открыть, открыть надо сумки!.. — сердито бормотал Докинг.
Словно услышав его, один из таможенников потребовал предъявить содержимое самой объемистой сумки. Требование немедленно выполнили; глава группы — мужчина средних лет — начал выгружать содержимое на стол, в то время как ветераны в сопровождении миловидной женщины с фотоаппаратом на груди (во всяком случае, это было что-то, очень напоминавшее камеру), пройдя контроль, уходили в накопитель. В сумке, видимо, ничего криминального не обнаружили, однако таможенник затеял спор по поводу (насколько можно было судить издали) лишнего блока сигарет, который в конце концов и конфисковали. После чего мужчина, сдав сумку в багаж, заспешил к своей команде.
— Было бы крайне наивно везти тот груз в сумках, — заметил Милов.
— Но где же еще? Не в карманах же!
— Да, в карманах его, пожалуй, не уместить… Черт его знает!..
— Попади мы на этот рейс, за время полета нашли бы возможность порыться в багажном отсеке, — посетовал Докинг. — А так — боюсь, что мы безнадежно отстанем. Они через полчаса улетят, а мы…
Он помотал головой, словно отгоняя навязчивую мысль.
— Зуб заболел?
— Нет… У меня все не идет из памяти эта надпись — наверняка все-таки ее сделал Одинта. «Смотреть внутри»…
— Думаю, мы осмотрели достаточно внимательно.
— Да, но чего-то мы не поняли. Что-то, боюсь, упустили.
— Билеты, во всяком случае, — сердито согласился Милов.
Действительно, на этот рейс взять билеты просто не удалось. Раскупили, как им сказали в агентстве, еще накануне. Они все же проводили ветеранов на посадку, встретив перед этим, как и было задумано, у въезда в город; и вот теперь совсем теряют их из виду.
— Ничего, — сказал в конце концов Милов. — Может, оно и к лучшему — для меня определенно. Смотрите, как внимательны на контроле к каждому белому; меня издали, конечно, не заподозришь, но, если внимательно приглядеться, ясно станет, что я в маске…