Приз для принцев
Шрифт:
Таким образом, на следующий вечер около семи часов мадемуазель Солини отправилась во дворец на своем лимузине в одиночестве. Строго говоря, это был лимузин Стеттона, но об этом никто не знал.
Алина впервые попала во дворец и, надо признаться, была весьма озабочена своим плохим знанием правил приличия и этикета, которые необходимо было соблюдать. Сразу у входа, за большими бронзовыми воротами, ее встретил слуга и проводил в апартаменты в дальнем конце коридора из светлого мрамора. Едва она переступила порог, как услышала голос генерала Пола Нирзанна:
— О! Мы вас ожидали, кузина.
Он тут же подошел к ней и сопроводил в гостиную.
Их появление сопровождалось негромким гулом восторга присутствующих. Алина чувствовала себя как дома.
Она вернулась к себе через три часа, сияющая торжеством. Она затмила всех женщин во дворце и до такой степени увлеклась своим успехом среди представительниц прекрасного пола, что не заметила еще большего ажиотажа среди мужчин.
За столом она сидела по правую руку от принца, и весь вечер он обращал свое внимание только на нее и ни на кого больше. Что, конечно, не понравилось присутствующим дамам. Старая графиня Ларчини дошла до того, что достаточно громко, так, чтобы все слышали, сделала резкое замечание Алине. Чуть позже Алина слышала, как мадам Шеб спросила графиню, из-за чего та поссорилась с «прекрасной россиянкой».
— Я с ней не ссорилась, — ответила графиня, — просто выскочке положено знать свое место.
На что мадам Шеб ответила:
— Будьте осторожнее, графиня, вы неблагоразумны.
Что, если дело повернется так, что она окажется во дворце?
Алина улыбнулась, вспоминив об этом, когда поднималась по лестнице в свою комнату; улыбка была презрительной.
«А, так или иначе, это не важно, — сказала она про себя, вызывая звонком служанку. — Ладно, посмотрим».
Однако у принца имелись собственные соображения, что вскоре стало очевидно всему Маризи, во всяком случае всем, кого беспокоила русская красавица. На следующий после званого обеда день его лимузин видели против дома номер 341, он стоял там почти два часа.
Назавтра тоже. И послезавтра. И так много дней подряд.
По Маризи пошли толки и пересуды. И, что хуже, в Маризи начали шептаться; этот шепот слегка коснулся даже слуха мадемуазель Солини. В ответ на очередной слух, принесенный ей лучшей подругой графиней Потаччи, Алина нахмурилась, но ничего не сказала.
Приемы и званые вечера во дворце следовали один за другим, и всегда на них присутствовала красавица русская, и место ее было самым почетным. Она больше не принимала никаких приглашений, за исключением тех, что приходили от графини Потаччи и мадам Шеб, которые, как ей было доподлинно известно, за ее спиной рвали ее на куски наравне со всеми. Алина терпеливо ждала подходящего момента.
Вскоре выяснилось, что ей потребуется все ее терпение и даже больше того. Ей пришлось отказаться от своих ежедневных прогулок, потому что принц приезжал каждый день.
Он не говорил ей тех слов, которые мадемуазель Солини жаждала услышать; он не допускал отношений, которых она ожидала и желала. Он, правда, с присущей ему властностью попытался раз или два поухаживать за ней, но мадемуазель Солини, сразу уловив, что это происходит в неугодном ей ключе, отразила атаку, сумев не нанести ему ненужных обид.
На ее просьбы он всякий раз реагировал с откровенным добродушием.
Наконец ее нетерпение достигло предела. Однажды вечером после ухода принца она два часа просидела в библиотеке, размышляя над своей тактикой, пытаясь отыскать ошибку в стратегии. Нет сомнений, говорила она себе, что принц ею увлечен.
Он каждый день проводил с ней по нескольку часов.
Он потакал малейшей ее прихоти. Дважды, испытывая свое влияние, она даже вмешивалась в дела государственной важности, и не без успеха.
Тогда что же его удерживало? Только тот факт, что она была незнатного происхождения? Алина отбросила это оскорбительное предположение; она знала принца, для него это не было препятствием.
Все было бы объяснимо — и эта мысль в течение месяца довольно часто приходила в голову мадемуазель Солини, — все было бы объяснимо только в том случае, если генерал Нирзанн предал ее, открыв принцу истину о собственных отношениях с ней. Ну, если он это сделал! Глаза Алины опасно вспыхнули.
— Во всяком случае, — сказала она себе, переодеваясь к обеду, — завтра я это узнаю. Рискну всем и либо выиграю, либо проиграю. Посмотрим.
На следующий день принц, как обычно, появился вскоре после двух. Алина приняла его в библиотеке, вполне неофициально, поскольку они давно уже и очень хорошо обходились без всяких церемоний. Сегодня, однако, в ее манере держаться ощущалось некоторое отчуждение, и принц, сразу заметивший это, с любопытством поглядывал на нее. Мадемуазель Солини не избегала его взгляда; она решила сегодня идти ва-банк.
— Я хотел бы еще раз отметить, — сказал принц, подвигая мягкое кресло ближе к камину, — что это самое приятное место в Маризи. И если бы вы знали, как я люблю свой кабинет, мадемуазель, то в полной мере оценили бы комплимент.
Алина, сидевшая у стола, только улыбнулась на эту реплику.
— И для полного удовольствия, — продолжал принц, — требуется только, чтобы вы почитали вслух. Бедный де Майд! Я теперь не перевариваю даже звука его голоса.
Сегодня утром, поверите ли, я чуть не бросил в него книгой. Что у нас будет сегодня? Тургенев?
— Не думаю, что я сегодня буду читать, ваше высочество, — ответила Алина. — Что-то нет настроения.
— Да? — Принц повернулся в кресле, чтобы взглянуть на нее. — Не головная боль, надеюсь?
— Нет, голова у меня не болит. — Читатель понимает, что головная боль у мадемуазель Солини случалась в тех редких случаях, когда она была не в состоянии отклонить послеполуденный визит мистера Ричарда Стеттона. — Просто нет желания читать, вот и все.
— Извините. Я действительно рассчитывал услышать что-нибудь вроде Тургенева, — сказал принц тоном человека, которого несправедливо лишили законных привилегий. — Ну что ж, тогда поговорим. Вы будете рады узнать, что молодой Асковин прощен.