Признание
Шрифт:
— Ничего страшного. Жить будете, но потихоньку.
— Нам чертовски повезло, что он так плохо стреляет. Надо же — с такого близкого расстояния и не попал… Умей он обращаться с револьвером как следует, мы бы все были уже покойниками!
— Его оружие — нож, — мрачно ответил Ратлидж, озираясь по сторонам в поисках перевязочного материала.
Кое-как он перевязал обоих раненых, разорвав простыню, найденную в доме.
Когда он, поддерживая Барбера, повел его к машине, тот спросил:
— А с фургоном
— Сейчас не время волноваться об этом. Я разберусь со всем потом, когда вернусь в Фарнэм.
— А Моррисон как же?
— Оставлю его пока здесь, а потом вернусь и заберу. Не хочу сажать его в машину.
Джессап оказался довольно тяжелым. Ратлиджу с огромным трудом удалось вытащить его на улицу. На воздухе старик ненадолго пришел в себя и, сообразив, что хочет сделать Ратлидж, сам кое-как взгромоздился на сиденье. Его лицо побледнело от боли и покрылось холодным потом.
Ратлидж вернулся в дом, Моррисон начал приходить в себя. Он связал священника по рукам и ногам, а веревку для верности пропустил через два открытых окна. Отступив в сторону, он оглядел плоды своих трудов. Моррисону никак не удалось бы освободиться, не вырвав две толстенные доски, разделявшие окна. Ратлидж решил, что с такой задачей не справились бы даже Джессап и Барбер общими усилиями.
Прихватив револьвер, в котором оставался последний патрон, Ратлидж сунул его в багажник своей машины.
Он осторожно покатил по ухабистой дороге, стараясь, насколько возможно, объезжать самые глубокие колдобины. К стонам раненых Джессапа и Барбера присоединилось недовольное ворчание Хэмиша, устроившегося на своем любимом месте.
Ратлиджу казалось, он что-то упустил, пытался вспомнить, что именно, но не смог. Тогда он решительно прогнал из головы все посторонние мысли. Самое главное — как можно быстрее доставить раненых в больницу. Локоть чертовски саднило, и всякий раз, как на особенно плохом участке дороги руль вздрагивал у него в руках, его словно кололо ножом. О боли он приказал себе тоже на время забыть.
В тилберийской больнице имелось отделение неотложной помощи; туда часто доставляли тех, кого ранили в доках. Войдя, Ратлидж крикнул дежурной сестре, что он привез двоих пострадавших от огнестрельных ранений. В голову полезли неприятные воспоминания о том, как он вез Рассела в такое же отделение в лондонской больнице. Ах вот еще что: надо как можно скорее поместить в «Таймс» опровержение смерти Рассела. Газете все равно, но Ратлидж надеялся, что заметку увидит Фаулер, где бы он ни прятался.
Он с трудом втащил в здание обоих раненых. Врач, осмотрев их, вскинул голову на Ратлиджа и спросил:
— Как это случилось?
— При задержании убийцы. Эти люди угодили под перекрестный огонь. — Поморщившись, он достал свое удостоверение и показал врачу.
— Вы очень хорошо их перевязали. На фронте научились?
— Да.
Врач кивнул:
— Первичные повязки. Я их сразу узнал. Садитесь, я вас тоже осмотрю. Вы и сами не очень хорошо выглядите.
— Со мной все в порядке, — солгал Ратлидж, но врач не желал ничего слушать.
Кто-то принес Ратлиджу чашку чаю и заставил выпить. Потом вернулся врач:
— Они будут жить. У обоих раны тяжелые, но жизни не угрожают. Мы с ними справимся. Кого из родных известить?
— Я сам извещу. Спасибо.
— Вы ранены? — спросил врач, оглядывая его с головы до ног.
— Со мной все в порядке, — повторил Ратлидж, и врач нехотя отпустил его.
На пороге больницы его, однако, снова остановили. Рассерженный человек спросил, где раненые.
Оказывается, одновременно с ним в больнице находился инспектор Хейз из участка в Тилбери; он привез в родильное отделение жену, и ему сообщили, что неподалеку произошла перестрелка.
На то, чтобы утихомирить его, у Ратлиджа ушло еще четверть часа.
— Дело ведет инспектор Робинсон из Колчестера, — сказал он наконец. — Если не согласны, обсуждайте дело с ним.
Выходя из больницы, он был почти уверен, что Хейз в самом деле позвонит Робинсону.
Он побежал к машине, про себя ругая Хейза за то, что тот отнял у него драгоценное время. Он был почти уверен, что бежать Моррисон не сможет, и все же какая-то сила толкала его вперед.
Он уже поворачивал на Фарнэм, когда увидел, что навстречу ему на скорости следует фургон. Кто сидел за рулем, он не успел рассмотреть, но машина ему знакома: он сам оставил ее у дома священника.
Кто-то из деревни нашел фургон… Ратлиджа замутило. Скорее всего, тот же человек обнаружил в доме и связанного Моррисона.
Ратлидж прибавил газу. В душе крепло отчаяние. Он догадывался, что опоздал.
Еще до того, как войти, он понял, что Моррисону удалось освободился. Веревки, которыми он связал священника, были перерезаны и валялись в траве. В доме никого не оказалось.
Ратлидж наскоро осмотрел все комнаты и задний двор, в любой миг ожидая нападения из засады.
Куда подевался Моррисон? Сбежал в деревню?
Вряд ли. Он ведь не знал, кому еще, кроме Джессапа и Барбера, известна правда о нем. Деревня во всех отношениях казалась ему ловушкой.
«Он забрался в фургон! — воскликнул Хэмиш. — И сейчас наверняка уже далеко отсюда».
Возможно. Очень возможно. И все же за рулем фургона сидел кто-то другой… Ратлиджу отчего-то казалось, что Моррисон не мог уехать слишком далеко. Он знал, что пока не может уехать… Сначала он должен был докончить дело. Моррисон понимал, что Ратлидж вернется за ним, и собирался провести встречу на своих условиях.