Признания в любви кровью написаны
Шрифт:
Тайлер одарил его этой пыткой явно не из-за раскаяния. Скорее, хотел перед своей смертью доставить ему сильнейшую душевную боль. Его воспоминания не дали ни одной наводки. Лишь показали, почему Уэнсдей осталась жива, и дали понимание, что она и дальше в опасности. Этим психам зачем-то требовалась её матка, — на этой мысли Ксавье поморщился, — которую Тайлер не смог достать. И ещё кулон, о нынешнем местоположении которого не было ни единого предположения. Хайд мог как всё-таки принести эту вещицу своим нанимателям, так и выбросить, или
Просто напоследок помучил Ксавье своими воспоминаниями. Наверно, не будь вокруг много людей после пробуждения, он бы не сдержался — и самолично разорвал бы труп на кусочки. Чтоб эмоции нашли выход.
Душу метало и жгло, всё внутри физически выворачивало, словно в лёгкие залили свинец, желудок сжимало, а сердце прокалывало иглами. Ксавье хотелось остаться где-то наедине и выплеснуть всю боль на холст — на единственную отраду в такую ужасающую ночь. Но вместо этого его куда-то вёл отец.
Хотя он сам недавно попросил его о помощи… а помощь от Винсента Торпа могла иметь самый разный облик. Ксавье это понимал. И всё же в то мгновение ему не хотелось ни о чём говорить с отцом. Вообще. Ни о прошлом Тайлера, ни о своём будущем, ни о расследовании. Хотелось, чтоб он просто отвёл его в комнату и приказал выспаться. Или и вовсе влил в него снотворное.
Но на такое великодушие надеяться не стоило.
Отец волок его куда-то — Ксавье даже не смотрел, куда. Его это не интересовало. Но всё же он смог изумлённо поднять брови, когда увидел пред собой статую Эдгара Аллана По. Невольно он скосил глаза — отец тринадцать раз стукнул по полу ногой, и после этого изваяние открыло проход.
Теперь Ксавье знал, как пробраться в библиотеку «Белладонны». Или отец специально ему показал… сложно было понять замыслы этого человека.
Он заволок его в душное затхлое помещение и тут же запер проход. Ксавье нехотя спускался, стуча подошвами по ступеням, и морщился от раскатистого эха. На утонувших в полутьме поверхностях мелькал тонкий слой пыли, где-то нарушенный отпечатками обуви тех студентов, кому отец днём разрешил проверить библиотеку. Но, наверно, до их прихода пыли было и того меньше — её приносило только через вентиляцию и с книг.
Спустившись, Ксавье осмотрелся, но в зале ничего не изменилось. Всё то же изобилие книг и картин, и от всего веяло таинственной романтичной атмосферой. Обычно ему там нравилось… но не в тот раз. Полумрак, лестница, картины и книги — они все стали казаться зловещими.
— Зачем ты привёл меня сюда? — впервые за весь путь заговорил Ксавье.
Отец присел на ступени и нахмурился.
— Тут никто нас не услышит.
— Почему мы, например, не в твоём кабинете?
— Там тоже не самое надёжное место.
— Что тебе от меня надо? — спросил Ксавье и просто присел на пол, кидая вопрошающие взоры на отца. — Мы могли бы поговорить в другое время.
—
— У тебя были видения или это твои умозаключения? — уточнил парень, пытаясь догадаться, что отец от него хотел.
— И то, и другое.
— Скажи честно… ты знаешь, кто за всем этим стоит? Или это ты? — ему следовало задать этот вопрос ему в лоб хоть раз.
Отец басом засмеялся и покачал головой.
— Поражаюсь фантазии молодёжи. Я не причастен к этим убийствам. Это слишком глупо было бы. Стать директором, чтоб убивать своих студентов. Любой идиот на меня подумает, — он причмокнул губами. — И кто за всем этим стоит, мне тоже доподлинно не известно.
— Так что тебе именно сейчас от меня надо?
— Рассказать всё, что я знаю. И свои опасения. Ну и кое в чём признаться. Хотя это всё взаимосвязано.
Ксавье ему ничего не ответил, лишь опустил взгляд в пол. Было сложно сосредоточиться хоть на каких-то откровениях, когда перед глазами раз за разом проносились чудовищные воспоминания Тайлера. Он пытался их отогнать и вернуться в реальность, но от этого голова начинала болеть только сильнее.
— Начну издалека. Зачем же я сюда приехал.
— Я думал, ты собирался поднять репутацию ещё выше и снять самый лучший выпуск своего шоу. А заодно и следить, чтоб я вдруг с пути не сошёл, — через боль Ксавье смог хмыкнуть.
— Это тоже, — отец встал. — Но ещё мне нужна твоя подружка, Уэнсдей Аддамс.
— Так и думал, — он скривился, качая головой. — Твоё особое отношение к ней видно за милю{?}[в США 1 миля равна 1,6 км]. И что же тебе от неё надо? Что всем, чёрт побери, от неё так надо?!
— Мне нужно, чтоб она сменила фамилию Аддамс на Торп. То есть, стала твоей женой, как только достигнет восемнадцатилетия.
Ксавье фыркнул. Он был полон чувств к этой девочке, но не подумал бы, что отцу нужен его брак с ней. Ему вовсе казалось, что такие вопросы родителя не волнуют и тот слишком занят своей жизнью.
— Зачем?
— Вы оба очень интересные экземпляры. Вместе вы прославите наш род навеки. Вы очень сильные экстрасенсы. Сильнее, чем я. У вас есть сила — творчество. Думаю, ты уже замечал, как оно вас роднит.
Ксавье ничего не ответил, просто закрыл глаза. После слов родителя он совсем не утвердился в мысли, что хотел бы прожить жизнь с Уэнсдей. А совсем наоборот. Он засомневался, а не обманули ли его снова. Может, его уже давно дурили песней сирены. И именно поэтому он не мог перестать думать и мечтать об Уэнсдей, даже когда она разрывала его сердце в клочья и доставляла немыслимые муки. Из-за песни сирены он мог прощать ей всё…
Он завертел головой. Нет, ему не хотелось в это верить. Хотелось, чтоб пусть порой болезненные, особенно ранее, чувства к Уэнсдей Аддамс являлись хоть чем-то настоящим в этом фальшивом мире. В них он находил отраду… и если окажется, что всё было фиктивным — это убило бы его.