Признаю себя виновным...
Шрифт:
Обычно, принято думать, что отчим, так же как и мачеха, не может вызвать привязанность и любовь ребенка. Удивительное дело — Мухтар горячо полюбил Абдулло, видел в нем лучшего своего учителя, относился к нему, как к божеству. Мухтар не любил школу, не любил готовить уроки. Абдулло сумел ему внушить, что знания, которые дает школа, помогут потом в жизни. Помогут даже в ловкости, в быстром счете… Он привил ему мысль, которая позднее стала философией Мухтара: знания нужны для того, чтобы стать сильнее других и богаче других, для того, чтобы жить в свое удовольствие и уметь обходить препятствия, а если нужно, то и законы. Добрый человек Абдулло: он мог даже сделать за сироту его домашние задания. Он никогда не выгонял мальчика из комнаты, когда
— Что ты понимаешь в жизни, моя милая? Я сделаю из твоего сына настоящего мужчину, самостоятельного и обеспеченного. Пусть слушает, пусть набирается ума-разума.
А когда Абдулло оставался наедине с Мухтаром, он подмигивал ему и говорил:
— Ну, что могут понять женщины, даже самые добрые и милые? Твоя мама — хороший и умный человек, но, видишь, даже она не может отличить дунганского риса от казахского, первого сорта от второго… Да и вообще женщины…
Восприимчивый мальчик, как губка, впитывал всё, что говорил ему отчим. В том числе — и его отношение к женщинам. Ведь Абдулло их любил, и даже так любил, что то и дело возвращался домой глубокой ночью.
Однажды, в доме Абдулло произошел большой скандал. Не дай нам бог гнева доброго человека! Мать Мухтара вдруг обрела самостоятельность. Она набросилась на мужа с упреками. Люди ей сказали, что мальчик, ее единственный сын, обвешивает покупателей.
— С сегодняшнего дня ноги его не будет в твоей проклятой лавочке! — кричала она.
Абдулло отшучивался, а между тем хитро выспрашивал, кто ей сказал об этом. Нитка оказалась длинной и крепкой. Удивительная вещь — из этого разговора с женой Абдулло сумел вытянуть очень важные Для него сведения. Попался Мухтар, но работники милиции по этому маленькому случаю уж верно сумели определить, что в ларьке не всё благополучно… В ту же ночь Абдулло бесследно исчез.
Шесть лет жил Абдулло в их доме. За это время Мухтар прошел своеобразную школу, помимо советской. Абдулло оказал на него не только плохое, но и хорошее влияние. Мальчик при нем вышел если не в первые ученики, то во всяком случае в устойчивые средние. И в девятнадцать лет, когда умерла его мать, он уже учился на первом курсе педагогического института.
Врожденные способности и здесь помогли ему занять не последнее место; к первому он никогда не стремился. Товарищи — а надо сказать, что товарищей он выбирал из среды наиболее беспечных и веселых ребят, — полюбили Мухтара. Он был щедр. Он мог быть щедрым: ведь ему в наследство остался дом, хоть и небольшой, но все-таки дом с садом. Студенты жили на стипендию, а бедный сиротка Мухтар, кроме стипендии, мог получить кое-какие «доходы» от продажи ковра, сюзане, ставшего лишним цветастого шелкового одеяла. Было ли это расточительством? Нет, оказывается Мухтар был последователен и по-своему расчетлив. Он считал, что нужно построить быт на новой, западной основе. Ему не нравились таджикские обычаи. Побывав как-то в Ташкенте в гостях у своего бывшего отчима, который был освобожден по амнистии — бегство не спасло его от тюрьмы — Мухтар пришел в неописуемый восторг от того, как жила семья заведующего тем магазином, где Абдулло устроился теперь начальником отдела.
* * *
В весенний день, такой же как сегодня, три года назад возле школы остановился грузовик и из кузова вылез молодой человек в запыленном ватнике. Он расплатился с шофером, и машина покатила дальше. Директор школы увидел через окно чем-то знакомое лицо и вслед за этим услышал, что молодой человек называет его фамилию. Гость? Откуда?
Оставив ватник в гардеробной, в кабинет директора вошел застенчивый, скромно одетый юноша и нерешительно остановился возле двери.
— Могу ли я надеяться, что вы меня припомните? — спросил он, учтиво улыбаясь. — Я — Махсумов… Да, да, Мухтар Махсумов, отца которого вы, кажется, хорошо знали.
Удивительно это свойство человека: даже самые строгие и принципиальные люди нередко охотно предаются воспоминаниям о каких-то жизненных пустяках, забавных подробностях, стоит им только встретить не то, чтобы товарища детства или юности, а всего лишь соседа или даже продавца того магазина, в который они часто заходили несколько лет назад. И что особенно странно: если эта встреча произойдет в том же самом городе, где вы жили и откуда не уезжали, вы просто поклонитесь друг другу, тем дело и кончится. Но, встретившись хотя бы в двадцати пяти километрах от родного города, вы уже радуетесь «земляку».
Анвар, действительно, помнил и уважал давно умершего старика Махсумова. Однако, он ничуть не уважал продавца их уличного ларька. Он и тогда слышал, что маленький Махсумов беззастенчиво обвешивает покупателей. Но сейчас Анвар обо всем этом забыл. Перед ним стоял человек с «нашей улицы». Анвар пригласил его к себе, познакомил с женой. Анвар с сочувствием слушал рассказы Мухтара о том, как умерла его мать, как трудно ему было учиться, как он страдал от своего сиротства и как теперь страдает от того, что комиссия по распределению намерена направить его бог весть куда, чуть ли не в Гармскую область, оторвать от могил отца и горячо любимой матери. Тут еще выяснилось, что молодой Махсумов учится в том же институте, который семь лет назад закончил Анвар. Опять поток воспоминаний: «А очень ли состарился Набиев? Еще когда я учился, ему, бедняге, трудно было читать лекции, потому что зубной техник плохо сделал ему протез…» «А помните, — отвечал вопросом Мухтар, — забавную привычку Набиева чесать нос перед тем, как вызвать девушку? Мы все знаем — раз чешет нос, значит, вызовет кого-нибудь из студенток… Да, он и сейчас еще преподает, такой милый старикан. Его у нас все любят… Кстати, он ведь тоже член комиссии по распределению. Если бы вы ему написали… Но, что говорить, это, наверное, трудно…»
Вот, оказывается, зачем приехал Мухтар! Он узнал в институте, что семь лет назад там учился такой способный, деятельный студент, как Анвар Салимов. Теперь Салимов уже директор десятилетки, тогда как многие его однокурсники все еще работают рядовыми преподавателями.
— Не думайте, что я хочу вам польстить! Желание поработать под руководством настоящего, любящего свое дело, опытного педагога — вот, что руководит мною.
Старое и верное оружие… Кто из нас не попадается в ловко расставленные сети похвал и преклонения?
На следующий день, провожая Мухтара в город, Анвар пожимал ему руку и говорил:
— Значит, условились. Вы будете в нашей школе заведующим учебной частью. В районо я сумею договориться. А старику Набиеву сегодня же напишу.
А еще через несколько месяцев Мухтар Махсумов перебрался в Лолазор.
Теперь-то Анвар знает — Махсумову нужно было устроиться неподалеку от города. Этим и только этим объяснялась его страсть к Лолазору и педагогической деятельности именно тут. Знает Анвар и то, каков характер бывшего завуча их школы. Целый год они сидели в одном кабинете. Впрочем, Мухтар Махсумов, действительно, только отсиживал положенные часы в школе, а всю его работу приходилось делать самому Анвару. Нельзя сказать, чтобы у Махсумова в школе не было никаких успехов. Молодые учительницы охотно выслушивали его комплименты, а одна из них так увлеклась остроумием завуча, что потом приходила на уроки с заплаканными глазами…
Короче говоря, с Мухтаром Махсумовым школе пришлось расстаться. И вот что удивительно, — (а может быть и не удивительно), — Махсумов, кажется, ничуть не жалел о том, что его педагогическая карьера оборвалась так скоро.
Но ведь известно, что человек, окончивший пединститут, должен отработать в системе народного образования положенный срок — три года. Это препятствие для находчивого человека несерьезно. Секретарь сельсовета — выборная должность. Махсумова… избрали.
Глава 3.