Признаю себя виновным...
Шрифт:
Ты должен различать, кто друг тебе, кто недруг,
Чтоб не пригреть врага в своих духовных недрах.
Где неприятель тот, который в некий час
Приятностью своей не очарует нас?
Носир Хисроу.
…И вот он идет навстречу — улыбающийся, веселый секретарь сельсовета Мухтар Махсумов. Рядом с ним какая-то приезжая… Хорошенькая, молодая. Уж не новая ли это подруга нашего сердцееда? А может быть невеста? Вряд ли. Когда Мухтар еще был близок Анвару и они считались чуть ли не друзьями, завуч неоднократно повторял свой принцип: «Нет у меня в стаде козы, нет и заботы о ней».
Анвар, тем более Сурайе, хотели бы пройти мимо незамеченными. И уж во всяком случае у них не было охоты разговаривать с этим человеком. Но не так-то просто отвернуться, если знакомый еще издалека кричит:
— Судьба нам благоприятствует! Мы пошли искать вас, а вы — тут как тут. Здравствуйте, здравствуйте! Вот, познакомьтесь, пожалуйста. Этот приезжий товарищ, эта молодая и, как видите, очень приятная женщина — гость нашего селения и прежде всего ваш гость, — он говорил как опытный конферансье, представляющий публике новую артистку: — Инспектор областного отдела народного образования Зайнаб Ка-би-ро-ва! Приехала не для ревизии, но для того, чтобы помочь вам освоить новейшие методы и так далее, и тому подобное.
Удивительно, что он еще не закричал «ура», столько восторга было в его голосе.
«Это, наверное, та самая женщина, которая приехала в такси, — мелькнуло в голове Анвара. — Что-то я ее не помню по облоно… Надо думать — недавно приступила к работе…»
Кабирова протянула ему маленькую изящную руку и так улыбнулась, так просияла, что и Анвар, и Сурайе, и дети не могли не ответить ей доброй улыбкой.
Теперь, когда она была близко, Анвар смог заметить, что, несмотря на молодость, на лице девушки лежали тени усталости. В движениях ее чувствовалась неуверенность, стесненность. Он приписал это неопытности и подумал, что зря назначают на инспекторские должности таких вот, только что окончивших институт, девушек.
Зайнаб была хороша, даже очень хороша. Что делало ее такой? Ведь если приглядеться — сразу обнаружишь, что черты лица непропорциональны: тоненький носик и полные сочные губы; суженный лоб и крутой кругленький подбородок. В целом же лицо было и чрезвычайно миловидным и каким-то по-детски пугливым. Словом, не черты делали его красивым, а выражение. Особенно живы и хороши были плутоватые миндалевидные глаза. Они меняли выражение лица почти поминутно. Они улыбались, удивлялись, восхищались, но чаще всего в них горело жадное любопытство и внимание, доброжелательное внимание ко всему, с чем они встречались.
По тому, как Сурайе легко и просто заговорила с приезжей, Анвар понял, что очарование гостьи действовало и на нее.
Они шли все вместе. Зайнаб обняла за плечи детей, и они заглядывали ей в глаза, ждали ее слов, хотя она еще ни разу к ним не обратилась.
Анвар, с трудом заставив себя увидеть в приезжей официальное лицо, сказал как мог серьезнее:
— Сегодня нет занятий. Мы не знали, что вы приедете и широко пользуемся своим выходным днем. Может быть и вы будете сегодня отдыхать? Конечно, мы можем, если вы очень спешите, пойти в школу, поднять нужные вам документы, материалы…
— Нет, что вы! — прощебетала приехавшая и очень мило покраснела. — Я… Я думала… я потому и приехала в воскресенье, чтобы воспользоваться случаем и после городской сутолоки… я вот просила товарища Махсумова… но товарищ Махсумов меня разочаровал. Я думала, что легко найду комнатку или койку в доме колхозника…
— Наш колхоз строит гостиницу, такую большую и красивую, — вмешалась в разговор Сурайе, — что я боюсь, как бы строительство не затянулось еще на несколько лет. Были запроектированы даже колонны. Понимаете?
Зайнаб расхохоталась. Звонко, весело.
— Жаворонок! Жаворонок! — закричали вместе Мухаббат и Ганиджон.
— Какие же вы молодцы! — воскликнула Зайнаб и опять покраснела, на этот раз, кажется, смущенно. — Как вы только могли узнать, что меня еще совсем недавно называли… Вернее, один человек называл «Жаворонком»…
Оборвав себя, она продолжала другим тоном:
— Я потому так рассмеялась, что вспомнила свой родной город. Там тоже до того разрослись архитектурные излишества, что колонны запроектировали даже в ветеринарной больнице! Так вот, значит, чему я обязана своей бездомностью в этом милом местечке с таким нежным названием Лолазор…
Тут, неожиданно для самой себя, Сурайе воскликнула:
— Пожалуйста к нам. У нас просторно. Мы сумеем освободить комнату.
— Нет-нет-нет, что вы! Как можно? — голосок Зайнаб звенел, словно колокольчик.
Анвар даже не понимал, о чем идет разговор. Он не мог отделаться от ощущения, что слышал когда-то этот милый, переливчатый, волнующий душу, голос. И тогда он тоже слышал от кого-то это сравнение с жаворонком. Кто-то сказал тогда: «А сейчас будет петь мой жаворонок». Странно… Не так уж часто Анвар слушал в домашней обстановке женское пение. А в театре, разумеется, никто не мог назвать артистку птицей. К этому еще примешивалось ощущение чего-то неприятного, какой-то душевной грязи…
— …муж никогда не отказывал никому в гостеприимстве, — услышал Анвар конец фразы, сказанной Сурайе.
Он смутился. Заметив это, Сурайе засмеялась и поторопилась объяснить:
— Вот, когда вы поближе познакомитесь, то узнаете, что товарищ директор точен, пунктуален и чрезвычайно внимателен. А товарищ семьянин бывает так рассеян, что может перепутать мальчика и девочку.
Все посмеялись немного, и тут заговорил Мухтар:
— К сожалению, — сказал он, и в голосе его появилась строго-официальная вежливость, — несмотря на всё желание, мне, как холостяку, никак невозможно приютить у себя нашу уважаемую гостью.
Это было и без того ясно. Анвар отметил про себя неестественность тона, звучавшую в речи Мухтара. «Ах, да что там — просто рисуется перед хорошенькой… Да и бывало ли, чтобы Мухтар оставался когда нибудь самим собой? Вечно играет какую-нибудь нужную ему роль», — подумал Анвар. Он почему-то до сих пор не поддержал приглашение жены. Никто еще никогда не имел основания заподозрить Анвара в отсутствии радушия и гостеприимства. Обычно, он первым звал к себе, а сегодня Сурайе… Впрочем, так оно и должно было быть. Ведь он директор: приезжая имеет право контроля. Если она остановится в его доме, недоброжелательные люди могут увидеть в этом повод для разговоров.