Призрачная любовь
Шрифт:
— Итак, вся эта история с общей стеной в спальне, — констатирую я. — Я думала, мы обсудили это ранее в коридоре.
— Это так, — говорит он, откашливаясь, как будто от одной этой темы у него сжимаются стенки горла. — Но после того, как ты ушла, думая, что чего-то добилась, мне пришло в голову, что у меня уже много лет есть собственное жилье, так что ты могла иметь в виду только те времена, когда я жил здесь в колледже.
Я отвожу взгляд, чувствуя, как неловкость начинает подкрадываться, угрожая поглотить меня целиком.
—
— Я закончил колледж в двадцать два года, Аспен.
Я поднимаю свою кружку, наполовину прикрывая ею лицо, все еще не в силах встретиться с ним взглядом.
— Ага.
— Тебе едва исполнилось шестнадцать.
Я усмехаюсь, выгибая бровь и наконец поднимая взгляд.
— Подумать только, я была школьницей, когда я впервые начала слышать такие вещи через стену.
Выражение его лица меняется, и краска быстро отливает от него.
— Гребаный ад, — бормочет он себе под нос, хватаясь за край острова и опуская голову. — Ты была гребаным ребенком.
Я киваю.
— Мне было около десяти, когда я впервые услышала тебя, но только когда мне было лет тринадцать или четырнадцать, я по-настоящему поняла, что там происходит.
— Черт, Аспен. Прости, — говорит он мне, морщась. — Если бы я знал, что ты можешь услышать все это дерьмо, я бы никогда не…
— Не надо, — говорю я, снова прерывая его. — Не начинай корить себя из-за этого. Это не так уж и важно. Кроме того, к тому времени, когда я стала старше и лучше начала понимать… себя, ты уже учился в колледже. Так что я не такая… ну, ты понимаешь, не такая, как прошлой ночью.
Айзек пристально смотрит на меня, его бровь выгибается, как будто он чертовски хорошо знает, что я несу чушь.
— Мы с Остином устраивали здесь чертову уйму диких вечеринок во время учебы в колледже, Аспен. То, что я был в колледже, не означало, что я не оставался в этой комнате так же часто, как и всегда.
Поднося кружку к губам, я снова отвожу взгляд, стараясь не улыбаться.
— Ага.
Во времена его учебы в колледже мне нравилось, когда он приезжал домой. Даже если это означало, что он трахается с какой-то случайной девчонкой, это все равно означало, что у меня есть хоть малейшее представление о том, каково это — быть с ним, и мне это чертовски нравилось. Но я не собираюсь признаваться ему в этом.
Неудивительно, что мне было трудно забыть его. Когда речь заходила о сексе, он всегда ассоциировался у меня с Айзеком.
— БЛЯДЬ!
Айзек снова хватается за столешницу острова, костяшки его пальцев белеют, но все, что я могу сделать, это тихо рассмеяться, прижимая руку к губам.
Он поднимает взгляд и в ужасе смотрит на меня.
— Ты серьезно смеешься над этим? Я неосознанно развращал тебя в детстве.
— Остынь, Айзек. Не то чтобы у меня было тайное отверстие в стене, через которое я наблюдала, как ты трахаешься с женским населением. Хотя, одно могу сказать
Я издаю свистящий звук, начинающийся высоко и становящийся все ниже с каждой секундой, и просто для пущей убедительности я описываю пальцем дугу, начинающуюся у моей головы и заканчивающуюся далеко под столешницей.
Айзек усмехается, в его темных глазах вспыхивает веселье, которое всегда держало меня в плену. Он упирается локтями на столешницу и наклоняется, придвигаясь чертовски близко и удерживая мой пристальный взгляд.
— Если ты действительно слушала через стену так внимательно, как говоришь, то ты чертовски хорошо знаешь, что это неправда. Я трахаюсь как бог, Аспен.
Я тяжело сглатываю, мое сердце колотится со скоростью миллион миль в час, а внутри все сжимается. Я слышала его через стену более чем достаточно, чтобы понять, что он любит не торопиться. Он трахает женщину до тех пор, пока она не сможет больше терпеть, независимо от того, насколько он опьянен. Не стоит отрицать, Айзек Бэнкс действительно трахается как бог. Как и идеальный незнакомец из “Vixen”. Вот если бы Айзек трахнул меня так, как это сделал мой идеальный незнакомец… Боже милостивый! Я была бы разрушена навсегда.
Дрожь пробегает по моему позвоночнику, но все, что я могу сделать, это смотреть на него в ответ, пока голод копится глубоко внутри меня.
Мне нужно взять себя в руки.
Его взгляд темнеет, как будто он понимает, какой эффект производит на меня, и когда его губы растягиваются в хищной ухмылке, он отстраняется. Он такой чертовски самодовольный. Как будто заставить меня попотеть только что стало его новой любимой игрой, и по большей части я здесь ради этого. Только я не думаю, что кто-то из нас выиграет эту игру.
Айзек бродит по кухне, собирая в кучу продукты из холодильника и кладовой, прежде чем разложить их на столе. Я смотрю, как он берет два рогалика, и пока он разрезает их, я молча потягиваю кофе, наблюдая за каждым его движением.
В этом есть что-то такое умиротворяющее. Мы редко остаемся вдвоем. Остин изо всех сил старается в этом убедиться, но в такие моменты, как этот, я делаю все, что в моих силах, чтобы впитать его в себя. Между нами все было бы так легко… Если бы только он когда-нибудь увидел меня такой.
Айзек намазывает сливочный сыр на рогалик, прежде чем быстро взглянуть на меня.
— Ты сегодня возвращаешься в кампус?
— Да, — говорю я, благодарная за смену темы, которая дает мне возможность по-настоящему вздохнуть. — На этой неделе у меня важное задание, так что, как только все проснутся, я, наверное, попрощаюсь и уеду отсюда.
Игривая улыбка растягивается на его губах, отчего бабочки порхают у меня в животе.
— Дай угадаю, ты еще не начала?
Я смеюсь, пытаясь скрыть то, как его пристальный взгляд заставляет меня ерзать на стуле.