Призрачная любовь
Шрифт:
— Айзек, я…
— Скажи мне, что я могу как-то загладить свою вину. Я ненавижу то, что сделал это с тобой, Аспен. Мне нужно, чтобы у нас все было хорошо.
Я тяжело сглатываю и вырываюсь из его объятий, так как меня охватывает волна нервозности. Боже, я, должно быть, сошла с ума, раз решила предложить такое. Это смелее, чем я когда-либо была, но между нами уже все подвешено на волоске. Возможно, это мой единственный шанс.
Поднимаю взгляд, и выражение моего лица становится более серьезным, а сердце выходит из-под контроля.
—
Он мгновение смотрит на меня, как будто то, о чем я только что попросила, не укладывается у него в голове, и ему нужно повторить это несколько раз в голове, чтобы по-настоящему понять. Его брови медленно нахмуриваются, и, когда в его темных глазах вспыхивает глубокое нежелание, ожидание отказа убивает меня.
— Ты понимаешь, о чем ты меня просишь?
Я не отвечаю, просто смотрю ему в глаза, чтобы он увидел серьезность в моих.
Он качает головой, медленно отступая назад.
— Нет. Несмотря на все, что я сказал, я не могу. Я не поступлю так с Остином.
Я усмехаюсь, недоверчиво уставившись на него.
— Тебе, похоже, было все равно, что подумает Остин, когда ты вернулся в ту комнату, и я чертовски уверена, что ты не пощадил его чувства, когда снимал с меня одежду или шарил руками по всему моему телу. Как насчет того момента, когда ты провел языком по моему соску и вставил в меня свои толстые пальцы? Ты думал о нем тогда? У тебя было твердое намерение трахнуть меня, Айзек, так почему тебя вдруг так волнует, что подумает Остин?
— Аспен, — говорит он, и его голос предупреждающе понижается.
— Нет, — говорю я с недоверчивым смешком. — Значит, для тебя нормально переступить черту, когда ты этого хочешь, но, когда все происходит наоборот, это вдруг становится ужасной идеей.
— Даже не начинай с этого дерьма. Ты видела, как я чертовски вышел из себя из-за тебя. И в этом нет ничего ужасного, — настаивает он, шагнув ко мне и обхватив мою талию так, что его пальцы впились в нее. — Но ты не хуже меня знаешь, что это неправильно. Это приведет нас к таким неприятностям, из которых мы не сможем выбраться. Одно дело трахаться, когда ты думаешь, что мы незнакомы, но трахаться, когда ты знаешь, что это я…
— О Боже мой, — смеюсь я, сбрасывая его руки со своей талии, — Ты боишься, что я влюблюсь в тебя еще сильнее, чем уже влюбилась.
В его глазах мелькает чувство вины, и он смотрит на меня с нежностью.
— Я ошибаюсь?
— Ага, — усмехаюсь я, вынужденная мерить шагами кухню, чтобы удержать себя в руках. — Как ты думаешь, в каком мире я смогу полюбить тебя снова после того, что ты со мной сделал? Я всегда дорожила тобой, Айзек, потому что всегда была уверена, что ты никогда не причинишь мне боли, но ты не тот человек, каким я тебя считала, и я никогда больше не смогу тебе доверять. Но есть одна вещь, в которой ты не ошибся…
Я замолкаю, и он делает то же самое, выдерживая мой пристальный взгляд, медленно
— Могу я спросить в чем?
Я с трудом сглатываю, не понимая, почему я должна нервничать в этот момент. В конце концов, этот мужчина был глубоко внутри меня, и после того, как он так смело признался, как ему хорошо со мной, почему я не могу сделать то же самое? Не то чтобы он уже не знал. Я уже говорила ему, только тогда мне казалось, что он совсем другой человек.
— В первую очередь, именно поэтому я вернулась в клуб. С тобой это просто казалось правильным. Я никогда не могла себе представить, что это может быть так хорошо, и я знаю, что мне точно не с чем сравнить, но я не могу представить, что кто-то другой мог бы воспламенить все мое тело так, как это сделал ты. И, как ты сказал, это был первый раз, когда ты захотел пригласить женщину вернуться. Это срабатывает между нами, Айзек. Наши тела просто… совместимы. Я не знаю, изменится ли это теперь, когда я знаю, что это ты, но я знаю, что то, что я пережила с тобой, было невероятным, и когда что-то настолько хорошо, зачем отказывать себе?
Теперь это он расхаживает по кухне и качает головой.
— Я не знаю, Аспен. Я не отрицаю, насколько это было чертовски здорово, или тот факт, что с тех пор я не могу перестать думать об этом, но мы переходим слишком много гребаных границ.
— Пожалуйста, Айзек, — говорю я, возвращаясь к нему и хватая его за руку, чтобы заставить остановиться передо мной. Он встречается со мной взглядом, и я удерживаю его в плену, зная, что одно неверное движение, и я могу потерять его навсегда. — Я хочу узнать, на что способно мое тело, и я хочу, чтобы ты был тем, кто научит меня.
Он стонет, сбрасывая мои руки со своих, в его голове идет явная битва.
— Это гребаное безумие.
— И все же ты не сказал мне “нет”.
Он качает головой.
— Это чертовски ужасная идея. Если я прикоснусь к тебе снова…
Он позволяет своим словам затихнуть, и пока я наблюдаю за ним, мне приходит в голову, что он беспокоится не о том, что я влюблюсь в него еще сильнее, о чем мы оба знаем, что я солгала, когда сказала ему, что не сделаю этого. Он беспокоится, что это он влюбится в меня.
— Если ты прикоснешься ко мне снова… что? — подсказываю я. — Чего ты боишься, Айзек? Что ты тоже в меня влюбишься?
Его кадык дергается, когда он тяжело сглатывает, и я, затаив дыхание, жду его ответа.
— Это не то, о чем я беспокоюсь, — говорит он мне, и в его глазах что-то вспыхивает, когда он пытается встретиться со мной взглядом. — Я знаю тебя двадцать два года, Аспен. Если я еще не влюбился в тебя, этого никогда не случится.
Вот черт. Это больно.
Я отшатываюсь от него, как будто его слова причинили мне физическую боль, но разве это не так? Я практически чувствую, как старые шрамы открываются снова.