Призрачные страницы истории
Шрифт:
Современные союзы ведьм порождены совсем иной средой и имеют преимущественно внешнее сходство с событиями XVI и XVII веков. Но это особая тема, нас же здесь лишь интересует, насколько воображаемая история, даже ставшая бывшей, на новом витке общественного развития может порой способствовать реанимированию виртуального прошлого.
Альтернативные отображения революции
Закулисные схватки
Как уже говорилось, истории отдельных стран, событий, международных отношений в большинстве случаев не включают выдуманных элементов, тем не менее многие из них являются виртуальными историями. Это, в частности, относится к альтернативным версиям определенного явления, поскольку они претендуют на роль его единственной реальной истории. Но они могут вместе с тем быть реальной историей одной из сторон, аспекта, сферы этого события,
Французская революция принадлежит к числу наиболее изучавшихся сюжетов новой истории, причем не только во Франции, но и в других странах. Прослежена история революционных событий в Париже и провинции, на внешних и внутренних фронтах и в тылу, социально-экономическая, идейная, литературная история, развитие науки и искусства. Одним словом, хотя и остались слабо исследованными различные пласты этой огромной темы, уже сделанное может показаться достаточным, чтобы счесть вопрос о виртуальных историях событий революции надуманным или, во всяком случае, малозначительным, а потому и малоинтересным. Но не будем спешить с выводами.
Некоторые наиболее известные общие истории революции отличаются друг от друга настолько, что, кажется, лишь упоминание узловых событий (взятие Бастилии, падение монархии, переворот 9 термидора и т. п.), фигурирующее во всех них, позволяет понять, что речь идет об альтернативных версиях одной и той же темы. Так, факты, приводимые в трудах И. Тэна и Ж. Жореса настолько различны, что порой представляются характеризующими не одни и те же процессы и явления, а события, происходившие на разных концах земли. Но бывают и альтернативные истории событий, содержащие, в основном, тождественный материал, но рисующие по-разному сцепление фактов, причинные зависимости между их звеньями, мотивы поведения действующих лиц. То есть речь идет о взаимоисключающих виртуальных историях, только одна из которых может быть реальной.
Особенно это относится к периоду террористической диктатуры якобинцев, продолжавшемуся примерно с конца лета 1793 года и до переворота 9 термидора, то есть до конца июля 1794 года. За это время на гильотину были отправлены королева Мария-Антуанетта, либеральные революционеры-жирондисты, потом весной 1794 г. — левые якобинцы, вслед за ними — правое крыло якобинцев и, наконец, «центр» — Робеспьер и его сторонники. Волны террора накатывались из месяца в месяц со все большей силой, среди тысяч казненных, принадлежащих ко всем слоям общества, лишь очень небольшое меньшинство было активно контрреволюционным. На эшафот можно было угодить за неосторожное слово или молчание, когда требовалось публично выражать верность Республике, за то, что вызвал неудовольствие или зависть соседа, который поспешил написать донос в комитет своей секции. Власти были завалены этими доносами, в большинстве своем содержащими ложные обвинения. Никакие прежние заслуги перед революцией не служили защитой от произвола. Большинство депутатов Конвента не решалось высказывать свои мнения из-за опасения попасть под «национальную бритву», как стали называть гильотину. Сегодня авторитетные и уважаемые политические лидеры завтра объявлялись изменниками и врагами народа (именно тогда было изобретено это понятие). Революционный трибунал превратил юридический процесс в пародию на правосудие. Процедура судебных убийств все убыстрялась и упрощалась. «Закон о подозрительных» поставил любого гражданина «единой и неделимой» Французской Республики в положение, когда он каждый день подвергался угрозе ареста и казни. Много спорили о моральной допустимости террора как средства революционного насилия. Но в 1794 г. террор потерял всякий рациональный смысл, кроме как орудия удержания власти правящей группировкой. Соответственно, и политическая борьба, которая ранее велась ради понятных политических и социально-экономических целей при активном участии широких слоев населения, выродилась в расправу диктаторских Комитета общественного спасения и Комитета общественной безопасности с их врагами (пусть часть комитетчиков субъективно и считала их врагами народа и революции).
Убранная с политической авансцены борьба различных течений переместилась в секретные сборища заговорщиков с использованием всего арсенала тайной войны, с политическими минами и контрминами, подводимыми под противников. Лишь итоги такого скрытого противоборства подводились в Революционном трибунале и через несколько часов — на все более напряженно работавшей гильотине. Конечно, в этой борьбе наряду с революционными деятелями участвовали также и роялисты, и агенты иностранных разведок, но на второстепенных ролях. А результатом было, прежде всего, повальное взаимное недоверие, мифология заговоров, находившаяся в очень неоднозначном соотношении с картиной реальной заговорщической деятельности различных политических сил. Основную информацию об этих интригах и конспирациях никто не заносил на бумагу. Большая часть руководителей наиболее активно проявлявших себя фракций погибла на гильотине и унесла с собой в могилу известные только им тайны заговоров. Исчезли едва ли не все важнейшие источники по истории заговоров 1794 года.
Роль тайных заговорщических организаций так и остается неясной. В какой-то мере положение способно прояснить нахождение и введение в научный оборот ранее остававшихся не известными документов. Но как свидетельствует прежний опыт открытия таких материалов, они, решая одни загадки, порождали другие, нередко касающиеся более важных сюжетов. И, во всяком случае, разгадывая действия и мотивы поведения тех или иных персонажей, мы никак не приближаемся к ответу на вопрос: как они влияли на ход и исход революции в целом.
Комитет общественного спасения то максимально раздувал слухи о тайных заговорах, то, напротив, преуменьшал грозившую опасность. 13 марта 1794 г., накануне ареста левых якобинцев-эбертистов, Сен-Жюст, член Комитета общественного спасения, правая рука Робеспьера произнес речь «О сообществах, состоящих на службе у иностранных держав», напечатанную и распространенную по приказу Конвента по всей стране в количестве 200 тысяч экземпляров. В этой речи говорилось об огромных масштабах заговора, вдохновителем которого выступали Англия и другие монархические державы. А менее чем месяц спустя, точнее, через пять дней после казни дантонистов, согласие на расправу с которыми робеспьеристской группировке удалось вырвать у Конвента только с помощью открытых угроз и запугивания депутатов, тот же Сен-Жюст решил успокоить законодателей, торжественно заверив, что больше нет необходимости давать столь суровые уроки. Но через два с половиной месяца Эли Лакост от имени Комитета общественной безопасности объявил, что все прежние клики являлись лишь ветвями обширнейшего заговора, по-прежнему направленного на ниспровержение Республики во Франции.
Шпиономания, подогревавшаяся объявлением без всяких доказательств порой совершенно случайно арестованных лиц «наемниками» иностранных деспотов, особенно английского премьер-министра Питта, никак не способствовала, а, напротив, даже мешала борьбе с реальными вражескими агентами. Некоторые из действовавших тогда подпольных организаций не оставили письменных следов своего существования. Однако хорошо известно, что в числе других во французской столице действовала тайная организация «Парижское агентство», регулярно снабжавшая руководителей роялистской эмиграции и правительства неприятельских государств информацией об обстановке и закулисной борьбе политических группировок Сведения эти, если их принимать за чистую монету, заставили бы ученых признать виртуальной политическую историю в период якобинского террора, изложенную в сотнях и тысячах научных трудов. О самом факте активности агентства революционные власти узнали осенью 1793 года, однако еще не знали, что имеют дело со шпионской организацией.
2 сентября 1793 года на секретном, как всегда, заседании Комитета общественного спасения, решавшем все важнейшие вопросы внутренней и внешней политики Республики, которая вступила в самый напряженный этап борьбы против коалиции держав, возглавлявшейся Англией, обсуждался отчет министра иностранных дел Дефоржа. При этом была подвергнута критике деятельность французских послов в странах, которые еще сохраняли отношения с Парижем. Против одного из них, поверенного в делах в Константинополе Энена, было даже выдвинуто обвинение в продажности. Прошло несколько недель, и Энен получил письмо от своего давнего друга, испанского посла в Венеции Симона Лас Казаса (то, что их страны воевали, не мешало дипломатам поддерживать прежние связи). В письме подробно рассказывалось об обвинениях, выдвинутых против Энена на заседании Комитета общественного спасения. Энен поспешил написать письмо в Париж, с жаром отвергая обвинение в коррупции. Но Комитет общественного спасения, когда он познакомился с этим письмом, заинтересовали, конечно, не оправдания дипломата, а то, каким образом он мог узнать об обсуждении его дела и других вопросов, являвшихся строжайшей государственной тайной. Стало ясно, что каким-то путем сверхсекретная информация о решениях Комитета общественного спасения попадает в руки врагов Франции. Подобная утечка информации могла иметь тяжкие последствия для Республики.