Призрак миссис Рочестер
Шрифт:
Как-то днем к концу сентября я поднесла к ее губам стакан теплой воды с трубочкой, и она, сделав глоток, пробормотала:
– Джоан…
– Это не Джоан, мам. Это я, Джейн.
Она покачала головой.
– Как-то раз пришло письмо. Для Джейн.
– Письмо? От тети Джо?
– Это был ее почерк. Ее «н» всегда было похоже на «п».
– И что было в письме?
– Я не открывала. Порвала. И смыла в туалет.
– Почему, мама?
Она снова покачала головой, засыпая. А к вечеру ее дыхание стало резким и рваным, и каждый вдох давался все тяжелее. Я
– Мама, пожалуйста, не уходи, – умоляла я. – Не оставляй меня.
Но она только вздохнула, легко, как спящий ребенок. А потом я осталась одна.
Меня наконец перестало трясти, и я мысленно велела себе собраться. Да, я осталась сиротой, но ребенком меня уже сложно было назвать. И не за что жалеть. Не надо было показывать Эвану Рочестеру то, что я чувствую.
Физически он очень привлекателен, пришлось признать. И, в конце концов, он женился на одной из самых прекрасных женщин в мире. Но меня он не интересовал. Тот удар током от прикосновения был вызван просто жаждой любого физического контакта.
Я вновь подумала о полном отсутствии каких-либо напоминаний о Беатрис Рочестер в зале – или в любой другой комнате, кроме Морской – ее любимой. Один белый шезлонг, и все.
Почему его оставили?
Поместье хранило свои секреты, я не сомневалась. И в этой комнате они тоже были. Может, мне удастся разгадать какие-то из них. Выяснить, что на самом деле случилось с Беатрис в день ее исчезновения, в их годовщину свадьбы. Какая дикая мысль. Но с каким воодушевлением я это предвкушала!
Чувствуя себя выжатой как лимон, я уже собиралась переодеться в ночную рубашку, но на крючке в ванной, где она осталась вчера, ничего не было. Но я же точно вешала ее туда… Машинально я бросила взгляд на стеклянные двери. Что-то мелькнуло в темноте.
Только лунный свет и ветви.
Ничего больше.
В голове раздается голос: «Беатрис, ваша массажистка здесь. Ждет в Морской комнате».
Голос не в голове. Он звучит по переговорному устройству – это парень в золотых очках.
У тебя нет времени, – шепчет Мария. – Тебе нужно найти лезвие. Пустить кровь. Помни про план.
– Заткнись, заткнись! – кричу я. Мне нужен массаж. Меня всю трясет, и я боюсь следовать плану.
– Что-то не так, миссис Беатрис? – спрашивает Аннунциата, пришедшая отвести меня в Морскую комнату.
Она что, прочитала мои мысли или я говорила вслух? Не могу думать. Туман в мыслях слишком густой. Но тут слова все же находятся.
– Все в порядке, – отвечаю я. – Я готова.
Аннунциата отводит меня вниз по лестнице в комнату с поблескивающим светом: массажистка уже разложила свой стол. У нее волосы цвета ржавчины и квадратный подбородок.
– Доброе утро, миссис Рочестер. Меня зовут Бренда. Как ваши дела? – От света из больших окон у нее появились лимонные
Белое полотенце накрывает меня сверху. Бренда предлагает мне понюхать бутылочку:
– В этом лосьоне два основных масла: кориандр и горький апельсин.
Вдыхаю съедобный запах. Во рту пересохло, точно в пустыне.
– Вам нравится, миссис Рочестер?
– Да, спасибо, – с трудом нахожу я слова.
Веки тут же опускаются, точно жалюзи, когда прохладная жидкость льется на плечи и вниз по позвоночнику, а умелые пальцы начинают разминать тело. Полотенце поднимается, я переворачиваюсь на спину, и меня снова укрывают. Больше масла – и Бренда переходит к моим ногам, таким необыкновенно длинным: сейчас я мурлычущая кошка. Массажистка разминает, гладит, вызывая приятные ощущения, начиная с подъема стопы.
Снаружи слышится голос: это парень в золотых очках, который теперь для нас готовит, выговаривает что-то одной из собачонок.
Он вышел с кухни, – шепчет Мария Магдалина. – Быстро туда!
Нет. Мне слишком приятно…
Шевелись, глупая курица!
Я сажусь, сбрасываю полотенце и спрыгиваю со стола.
– Довольно.
– Но мы еще не закончили. Вы передумали? – Голос Бренды дрожит, она боится, что ее больше не позовут.
Подхватываю халат и накидываю на плечи, чувствуя, как волнами накатывает ее беспокойство.
Торопись, Беатрис!
Быстро бегу вверх по ступенькам, сердце испуганно колотится. Останавливаюсь перед дверьми кухни и старательно прислушиваюсь, но, кроме посудомоечной машинки и скрежета когтей собаки, больше никаких звуков нет. Захожу, и собачка виляет хвостом при виде меня. Гермиона. Та, с протезом вместо ноги.
Мой тюремщик искусен, он дал ей новую ногу. Он хочет, чтобы все считали его очень добрым. Я прохожу мимо Гермионы и дергаю за ручку ящика, в котором хранятся ножи, но он не поддается, даже когда я тяну изо всех сил. Заперт накрепко. Как и все ящики и шкафы – все заперто.
Твой тюремщик теперь прячет острые вещи, – напоминает мне Мария. – Чтобы ты не могла защититься.
Чувствую, как внутри поднимается крик, бурля в горле. И тут слышу шум воды, сливающейся из посудомоечной машины: подбегаю к ней и открываю, морщась от горячего пара. Снаружи, в кладовой, слышатся шаги. Быстро-быстро я хватаю серебристое лезвие – нож, а затем захлопываю дверцу и подхожу к холодильнику. Открываю.
– Привет, Беатрис. Хотите чего-нибудь? – спрашивает парень в очках. Он уже не юнец, и красавцем его не назовешь. Небритый, волосы торчат, глаза молочно-голубые. – Приготовить вам что-нибудь? Мне не сложно.