Призрак музыки
Шрифт:
– Я думал, ты хочешь быть пианистом, – сказал Денис удивленно.
– Ну что ты, какой из меня пианист? Ты сам подумай. Я, конечно, хорошо играю, но ты же не можешь всю жизнь сидеть около меня и разбирать со мной ноты.
«Я буду, буду сидеть около тебя! – хотелось крикнуть Денису. – Я готов сидеть с тобой день и ночь и помогать тебе. Ну почему ты не хочешь этого?»
– Это займет массу времени, – продолжал Артем. – Только на то, чтобы выучить партитуру, уйдут месяцы, я ведь не смогу читать ее с листа. Зато я настолько хорошо владею роялем, что могу сыграть из головы все, что угодно. Папа говорит,
«А я? – мысленно спросил Денис. – А как же я? Ты будешь пользоваться компьютером, и я больше не буду тебе нужен».
– Чтобы стать композитором, надо учиться в консерватории, – авторитетно заявил он, стараясь, чтобы голос звучал уверенно и непререкаемо. – Ты же не сможешь там учиться.
– Смогу.
– Так же, как в школе? – с надеждой спросил Денис.
– Вряд ли. Ты ведь не сможешь мне помогать, так что придется приспосабливаться как-то по-другому.
– Почему это я не смогу помогать? Думаешь, я тупой совсем? Я тебе все время помогал, даже когда ты на класс старше учился. Я же справлялся с твоей программой.
– Да не в этом дело, Дениска, – мягко сказал Артем, и Дениса покоробило это уменьшительное имя. – Ты не можешь постоянно быть рядом со мной.
– Почему это? Я смогу, вот увидишь.
– Нет. У тебя должна быть своя жизнь и своя работа. Ты не можешь быть нянькой при мне. И не должен.
– Скажи сразу, что я тебе надоел, – вспыхнул Денис. – Ты что, хочешь от меня отделаться?
Артем привстал в постели и закрутил головой, стараясь поймать товарища в фокус.
– Зачем ты так говоришь? – с упреком сказал он. – Ты мой друг, самый близкий и единственный. Но скоро все будет по-другому. В сентябре ты снова пойдешь в школу, а я уже нет. До сентября мы с тобой еще вместе, а потом нам придется начинать жить отдельно друг от друга, понимаешь? Пройдет еще год-два, и у тебя появится девушка, тебе понадобится много свободного времени, чтобы с ней встречаться. Тебе нужно будет где-то учиться, чтобы получить профессию. Тебе нужно будет жениться и заниматься своей семьей. Ты, наверное, пока еще этого не понимаешь, но так обязательно будет. И я превращусь для тебя в обузу.
– Никогда! – горячо заговорил Денис. – И думать так не смей. Не нужна мне никакая девушка, и семья мне не нужна. Ты никогда не будешь мне обузой, я всегда с радостью…
– Хватит об этом, – прервал его Артем. – Жизнь такова, какова она есть. Лучше скажи, тебе не попадались диски или кассеты с песнями Ирины Астапкиной?
«Ну вот, – удрученно подумал Денис, – снова Астапкина. Сейчас он и про Каменскую вспомнит. Ничего не помогает, он отдаляется от меня, он думает, что может без меня обойтись. Как же его убедить?»
– Нет, – буркнул он, – я про такую певицу вообще не слышал.
– Я бы хотел послушать ее песни. Ты не мог бы сходить поискать, а? Может, ее записи где-нибудь продаются.
– Да нет их нигде, я даже имени такого не слышал.
– Не может быть, – упрямо покачал головой Артем. – Я позвоню Каменской и спрошу у нее, она наверняка знает, где можно послушать эти песни. Или хотя бы стихи почитать. Каменская ведь оставляла свой телефон, вот я и позвоню ей.
Денис запаниковал. Как это так – звонить Каменской? Он-то надеялся, что Артем уже выбросил ее из головы, а он, оказывается, все еще думает о ней.
– Это неудобно, – решительно сказал он. – Человек на такой ответственной работе, а ты по пустякам беспокоишь. Она рассердится.
– Она не рассердится. – Артем мечтательно улыбнулся. – У нее такой голос… Необыкновенный. И сама она необыкновенная. Я ее не видел толком, но я чувствую, что она не такая, как все милиционеры. Знаешь, на что похож ее голос?
– Голос как голос, – проворчал Денис, внутренне холодея.
Ну вот, началось, так он и знал. Артем вспомнил про Каменскую и готов разговаривать о ней часами. И что он в ней нашел? Старая тетка, родителям ровесница.
– Ее голос похож на «Лунный свет» Дебюсси. Помнишь, я в прошлом году часто его играл.
– Ничего общего, – громко заявил Денис.
– Ну как же ты не понимаешь, в «Лунном свете» нет ничего яркого, громкого, ни одного оформленного образа, все как будто приглушено и вот-вот растает. И голос у Каменской точно такой же. Будь добр, поищи на моем столе бумажку с ее телефоном, она где-то там должна лежать.
Нет, этого Денис допустить уже не мог. Артем не должен разговаривать с Каменской, он вообще не должен заводить какие бы то ни было отношения помимо Дениса и за его спиной.
– Да ладно, чего там, – как можно небрежнее сказал он, – она действительно занятой человек, зачем дергать ее по пустякам. Я схожу и поищу записи Астапкиной, если тебе уж так хочется.
– Сходи, – кивнул Артем. – И дай мне какую-нибудь таблетку от температуры, а то меня опять знобит.
Денис заботливо принес растворенный в горячей воде порошок, оставленный Екатериной, и дал выпить другу.
– Ты поспи, пока меня не будет, ладно?
– Ладно. Мне правда что-то спать хочется.
Артем завернулся в одеяло, а Денис посидел в кресле некоторое время, пока товарищ не уснул. Убедившись, что Артем дышит ровно и спокойно, он собрался уходить. Взгляд его упал на красный шарик, лежавший на письменном столе. Вот что надо сделать. Правильно. И тогда Артем поймет, что Денис может даже то, чего не смогла сделать Каменская. Денис докажет, что он умнее, сильнее и лучше этой тетки из милиции, которая, может быть, сама того не желая, стала вытеснять его из мыслей и сердца Артема.
С самого детства Денис Баженов знал, что мать его не любит. Вернее, как-то по-своему она, наверное, его любила, но такая любовь его не устраивала. Он постоянно чувствовал, да и не только чувствовал – знал точно, что он ей мешает. Алевтине было семнадцать, когда появился на свет ее сын, и ей, разумеется, было не до пеленок и детских кашек. К двадцати годам алкогольно-разгульный образ ее жизни уже сложился прочно, в двадцать два она родила еще одного ребенка, в двадцать пять – третьего. Второй и третий ребенок были ее слабыми попытками удержать возле себя мужчин и обрести наконец семейный очаг. Однако мужчины все равно ее бросали, а дети родились больными. И тогда Алевтина, сдав больных детей на попечение сердобольного государства, пустилась во все тяжкие, сочтя, что Дениска уже достаточно большой и ухода не требует, а когда нужно – с пониманием отнесется и пойдет погулять или поиграть к товарищу.