Призрак мятежного Ориона
Шрифт:
Самарин попросил своего штурмана выйти и без нервов ответил:
«Товарищ адмирал. Я не посмотрю, что Вы адмирал. Как Вас пошлю сейчас на …» – и вышел.
Москвич тут же доложил о самаринском хамском поведении заместителю Начальника штаба флота контр-адмиралу Алексееву. Тот, выслушав, подлил масла в огонь:
«Ну, если Самарин сказал, что пошлёт, то обязательно пошлёт!» – успокоил он Главного штурмана. Командира же отчитал: «…нельзя так…».
Обиженное самолюбие Главштура могло бы зайти далеко…
Если бы его туда же не послал контр-адмирал Петров.
Инспектор сам доложил Командующему флотом о факте обнаружения «турки» и попытке с помощью МРБ передать контакт кораблям наверху. Отметил и высокую подготовленность экипажа по борьбе за живучесть. Как, оказалось, там наверху приняли радиосигналы буя, но по решению руководителя учений просто зафиксировали это как эпизод учений. Фактически же, на поиск иностранной лодки не переключились.
Случай разобрали в узком кругу офицеров отдела боевой подготовки штаба флота, и дальше не озвучивалось. Идёт инспектирование Министерством Обороны, а наглые турки под носом лазают…!?
Самарина, конечно же, опять не наказали, но некоторые правильные выводы по флоту сделаны были.
И ещё интересный момент.
«Тридцать седьмая» не должна была участвовать в строевом смотре, поэтому форму ТРИ оставили в Феодосии. Таков был договор с комбригом, но изменились обстоятельства. Уклонить Самарина от этого мероприятия он просто не смог, такова была воля «сверху».
Экипаж вышел на строевой смотр в рабочем платье, а офицеры и мичманы в кителях, то есть «как есть».
Но при этом все были чистенькие и аккуратненькие, перебив корабельный запах духами и одеколоном.
Всю ночь все столы и утюги «Школы мичманов и прапорщиков», где расположился экипаж, скрипели и шипели как проклятые. Инспектировал смотр всё тот же седовласый контр-адмирал Петров.
Себе же парадную форму командир нашёл. При осмотре формы одежды и опросе жалоб и заявлений, Петров остановился возле Самарина, и мягко полушёпотом задал вопрос:
– А где награды?
– Товарищ адмирал, наград не имею, а песок носить стыдно. И ещё, товарищ адмирал, у экипажа форма осталась в Феодосии. Мои моряки вышли на смотр по-рабочему. Так получилось, – оправдался командир.
Адмирал ухмыльнулся и дал знак, что всё будет нормально. Командиры и начальники заметно занервничали, но «С-37» получила оценку «отлично» и по форме одежды, и строевой подготовке, и знанию уставов…
А главное, как всегда, лучшее прохождение с песней. Что значит протеже…!?
По итогам инспектирования приказом Главнокомандующего ВМФ «тридцать седьмая» была признана «Лучшим кораблём учений».
Но Самарин больше думал о том дерзком и везучем «турке».
Ему представлялось, что это был всё тот же парень. Вылетел на ушах как пробка с «Шампанского»!
Хотелось бы с ним встретиться, но только не на одной глубине, да и в другой обстановке.
Бывает, и самолёты в небе «встречаются».
Глава 19
Вторая боевая смена «старпомовская» и капитану можно было отдохнуть.
Константин Градов – старпом…
Возглавлял «белую гвардию». Прекраснейший человек и надёжная броня со спины.
Кто дрался в меньшинстве, тот поймёт, что спина к спине – большая сила.
Он всё делал непринуждённо легко. Без матерщины, криков и перегибов, свойственных другим офицерам в этой должности. Константина не просто уважали – его любили на корабле.
С его приходом на «Ласточку» многое плавно поменялось.
Разбился противостоявший командиру тандем его предшественника с замполитом.
Самарин требовал от старпома сплочения вокруг себя офицеров, как положено по статусу старшего офицера корабля и главы кают-компании. Этого в полной мере не удавалось добиться ранее.
Градов, сначала, категорически не хотел идти на «С-37».
После полугодичной автономки (так подводники называют несение боевой службы), он развёлся с женой.
Это бывает нередко. Есть органы, надзирающие за поведением жён, а в маленьком гарнизоне Балаклава слухи работают ещё сильнее. В итоге, всегда есть кому довести соответствующую информацию до человека, познавшего ностальгию и тоску по дому.
Он оставил квартиру и перевёлся в спокойную Феодосию, где опытовые лодки дальше двенадцати миль от залива и дольше трёх суток не ходили. Самарину же командир дивизиона предложил самому выбрать старпома, с гарантией его поддержки.
Бедный Костя…командир не знал его депрессивного состояния, а он молчал. Может и к лучшему.
В постоянном напряжении службы легче уйти от собственных проблем. Теперь он свободен, и по этому красавцу с усиками и вьющимися волосами, вздыхают все красотки, не только Феодосии.
Ему удалось сотворить самаринский авторитет «красно солнышко».
На базе Виктор стал реже появляться перед личным составом, но уж если появлялся, то эффектно.
Каждое утро Самарин получал не только скупой доклад о замечаниях, но и что-нибудь такое, чем можно "почистить зубы" на подъёме флага.
Если Константин обосновывал необходимость командирского воздействия на экипаж, то это сопровождалось подтверждением реальной властью. Объявляет Самарин отпуск, и тут же выдаётся отпускной билет.
Если это арест, то командир не сильно разъяснял перед строем какой боец «засранец и негодяй», а просто «твои командиры тобой недовольны».
Старпом вызывал из строя подготовленного крепкого мичмана, выдавал ему «записку об аресте», и гауптвахта немедленно пополнялась сокамерником. На «тридцать седьмой» был некоторое время и свой карцер в рефрижераторной камере, где проказник в лучшем случае мог только сидеть. Для корабля, который часто бывает в чужих базах и шарахается по морям, это помещение даёт незалежность от штабов и комендантов.