Призрак Проститутки
Шрифт:
А Хант между тем давал о себе знать как телеграммами, так и по телефону. Через весь Мексиканский залив он по-прежнему пытался контролировать участок, порученный мне. Номинально теперь я руководил его сферой подбора агентуры, но многое из того, что мы делали, приносило слишком мало ощутимых результатов. Не составляло большого труда отыскать людей, готовых записаться в агенты и получить подъемные, но кто из них — всех этих профессиональных сплетников, студентов-идеалистов, мелких жуликов, неудавшихся сутенеров, неграмотных придурков, возомнивших себя бизнесменами, новых кубинских лавочников, владельцев лодок или плотов, потенциальных солдат удачи, бывших солдат кубинской армии или американских солдат кубинского происхождения плюс составных надстройки, если это можно так назвать, из кубинских журналистов, адвокатов, деловых людей с приличной репутацией и профессиональных революционеров, — так кто же из них на самом деле мог быть источником достоверной информации? «Наши агенты, — говаривал опытный Хант, — выдают нам то, что, по их мнению, мы хотим от них услышать».
Словом, август был как август — в море зрели ураганы, на калье Очо возникали все новые неоновые надписи на испанском языке, поступившие спали на крыльце рекрутской конторы в деловой части Майами, а Эпицентр распространил среди сотрудников «Зенита» справочник, где были перечислены сто с лишним эмигрантских организаций в Майами и окрестностях, практически продублировав то, что уже сделали мы сами. Я постоянно торчал на совещаниях с другими сотрудниками моего направления, пытаясь выработать оперативную методику организации беженцев в более или менее самостоятельные группы, способные по крайней мере выявлять кастровских агентов, проникавших в эмигрантскую среду. В справке ФБР, с которой мы ознакомили сотрудников «Зенита», приводилась цифра в двести человек. По этому поводу у нас даже подшучивали. Три месяца назад бюро приводило ту же цифру, и можно было почти не сомневаться, что и спустя три месяца численность агентов кастровской разведки, разгуливающих по улицам Майами, составит, по данным ФБР, ровно столько же — двести.
В первых числах сентября я получил из Эпицентра конверт, перетянутый клейкой лентой.
В нем сообщалось: «Пересылаю тебе письмо от Боба Мэю. Если не сможешь надежно схоронить — уничтожь. У меня есть копия».
Дорогой м-р Галифакс.
Настоящим сообщаю, что имел встречу с большим бананом из мафии, который называет себя Джонни Рэлстоном. Поскольку у него экспроприировали собственность и он хочет ее вернуть, мотивации у него предостаточно.
Естественно, сам я назвался представителем неких состоятельных господ, которые готовы заплатить за решающий удар примерно 150 тысяч. Но этот Рэлстон скорчил рожу. И козырнул Мейером Лански. «Мейер, — говорит, — тоже объявил цену — миллион долларов за ту же работу».
«Ну да, — говорю ему я, — но, сделав дело, еще надо с него денежки получить. Вы бы сами пошли к Мейеру Лански за такой суммой?»
Разговор я записал на пленку, так что остальное привожу дословно:
«Р. А где у меня гарантия, что ваши люди отдадут полторы сотни?
М. Все будет по закону: товар — деньги.
Р. А ваш какой интерес?
М. Мною движет чувство глубокой ответственности перед страной. Я слышал, вы тоже патриот и испытываете аналогичные чувства.
Р. Я вот что скажу, коротко и ясно: я до того патриот, что желаю получить гражданство. Клал я на ваши полтораста штук — мне бумаги нужны, гражданство! Чиновники из Иммиграции то и дело меня вытягивают — надоело!
М. Гражданство мы вам устроим.
Р. Ну да, меня уже лажали.
М. Авансом это дело не пройдет. После работы получите все, что требуется для положительного решения».
В этот момент на завтраке с Рэлстоном стала барахлить записывающая аппаратура, и так продолжалось несколько минут. Скорее всего я слишком сильно откинулся назад и придавил микрофон — обидно, но будет наука.
Слово в слово я этот пробел не восполню, но могу заверить: сделал максимум, стараясь убедить его, что «моим людям» можно доверять и бумаги ему выправят.
Сын, тут я кончаю цитировать. Честно говоря, я не слишком верю Мэю: ведь он — старая лиса и лучше всех знает, как вертеть задницей, когда ты с микрофоном. Я подозреваю, что он просто вырезал часть пленки. Ту часть, где он, вероятно, откровенничает, намекая Рэлстону, что «состоятельные господа», которых он представляет, — наша Фирма. Это достаточно очевидно, ибо как же иначе Мэю смог убедить Рэлстона в том, что некто сумеет выправить ему гражданство, когда даже нашей Фирме нелегко получить гражданство для столь сомнительной личности. (Ей-же-ей, у нас могли быть неприятности с Иммиграционной службой.) Так или иначе, когда микрофон заработал опять, Рэлстон стал более покладист и согласился сотрудничать. Тем не менее он ставит условие, чтобы Мэю свел его с «парнем, который на тебя вышел. Хочу сам тиснуть ему лапу». Приведенный пассаж — информация к размышлению. Возникнут какие-то соображения — сообщи. Интересно, кто этот Рэлстон на самом деле.
ГАЛИФАКС.
Буквально на следующее утро по каналу средней секретности я получил шифровку от Проститутки: «Буддисты доносят, что некто Джонни Розелли, близкий соратник РАПУНЦЕЛА, отобедал с Робертом Мэю в „Браун-Дерби“, что в Беверли-Хиллз. К сожалению, достоверные источники отсутствуют. Эта прелюбопытнейшая встреча вводит нас в Сад Размышлений — ОРАНЖЕРЕЯ».
Под «достоверными источниками» подразумевались магнитофонные записи. На этот раз ФБР удалось зафиксировать только факт приема пищи. Но Хью, сам того не подозревая, дал мне отмычку к отцовской загадке. Я снова забрался в базу ЗЛОДЕИ и сделал запрос на Джонни Розелли. Он оказался не последней спицей в колеснице.
ДЖОННИ РОЗЕЛЛИ, он же Джонни Рэлстон, он же Рокко Ракузо, он же Аль-Бенедетто, он же Филиппо Сакко. Родился в Италии (1905); родители эмигрировали в США в 1911 г.; вырос в Бостоне, в возрасте 12 лет помог родственнику поджечь дом, чтобы получить страховку. Первый арест — в 1921 г. за уличную продажу наркотиков.
В 1925 г. Филиппо Сакко становится Джонни Розелли. Помогает Аль-Капоне доставлять в США партии спиртного.
Имеет репутацию эксперта по вымогательству, азартным играм, профсоюзному рэкету. В тридцатые годы Розелли представляет на Западном побережье интересы Вилли Бьоффа и Джорджа Брауна из Международного альянса рабочих сцены и киномехаников. В начале Второй мировой войны Розелли становится близким другом Гарри Кона, главы «Коламбия пикчерз». Кон одолжил ему денег (без процентов) на приобретение пая ипподрома в Тихуане. Розелли в знак благодарности заказал два одинаковых перстня со звездными рубинами — один для Кона, другой для себя. По-видимому, оба и сейчас носят эти перстни.
Когда негритянский певец Сэмми Дэвис-младший завел пылкий роман с Ким Новак, Розелли, фактически от имени Кона, как считают, сумел убедить негритянского певца отступиться и прекратить эту связь. В этот период блондинка Новак была звездой номер один у Кона в «Коламбия пикчерз». Розелли якобы сказал Сэмми Дэвису-младшему, который слеп на один глаз: «Блондинку оставь в покое, иначе и второй потеряешь». Дэвис послушался.
В 1943 г. Розелли попал в тюрьму и отсидел три года и восемь месяцев из десятилетнего срока за вымогательство более двух миллионов долларов у кинокомпаний. После освобождения из тюрьмы становится главным координатором рэкета в Лас-Вегасе и южной Калифорнии. Этому назначению способствовал Сэм Джанкана, которого принято считать главой Большого совета мафии. Ныне Розелли известен как Дон Джованни из мафии. Внешне — весьма импозантен. Другое прозвище — Серебряный Лис. Имеет репутацию одиночки. Родные есть, но с ними никогда не видится. Тем не менее помог младшим сестрам получить образование.
Приметы: худощавый, среднего роста, точеное лицо, серебристая седина. Любимая фраза: «Не вздумай угрожать — мне терять нечего».
Я отослал распечатку отцу по каналу СПЕЦШУНТ. ГАЛИФАКС, добавив от себя, что искал в ЗЛОДЕЯХ на РЭЛСТОНА и ничего не обнаружил, но случайно наткнулся на РОЗЕЛЛИ, он же РЭЛСТОН — просто повезло: ведь на «Р» там их тысячи.
На следующий день Кэл позвонил мне по общему телефону. Сказал только одну фразу: «Поспеши в девичью обитель к шестнадцати ноль-ноль».