Призрак Проститутки
Шрифт:
— Меня беспокоит уровень гигиены в «Фонтенбло», — сказал он, — потому что я звоню тебе из своего номера.
— Если ты не захватил свой «клопомор», считай, что уровень инфекции близок к эпидемии.
— О, мы справимся, — сказал Кэл, но я почувствовал, как он пьян. — Все равно проще, чем вставать и топать к автомату.
— Может, позавтракаем где-нибудь вместе?
— Наступит рассвет, а меня уже нет, старина. — Он хрипло кашлянул. — Жди весточку с почтой.
И вот она, эта весточка. Содрав клейкую ленту, я прочитал:
Сын,
я был представлен Его Милости как приятель Боба Мэю, тоже спортсмен.
«Ага, спортсмен, значит, — буркнул Дж., — ну и что же у тебя, спортсмен, на уме?»
«Большая игра», — говорю.
«Так как Хемингуэй, да?»
«Вроде».
(Должен тебе сказать, от наших с ним адреналиновых залпов в воздухе, казалось, искрило и пахло паленым.)
«Мистер Галифакс — старый друг Эрнеста Хемингуэя», — подсказал Боб.
Джанкана, замечу, этот пас подхватил.
«Я, пожалуй, был бы не прочь повидаться с твоим дружком Хемингуэем, — произнес он. — У нас с ним кое-что общее имеется. Я знаю городок, где он вырос, твой Эрнест».
«Ну да, — говорю я, — Оук-Парк».
Он выбросил руку вперед, будто сигналя — «доверяю».
«Оук-Парк, — повторил он, — верно».
Я поинтересовался его мнением о дебатах.
«Богач против парня, который присосался к богачам, — ответил Сэм. — Вот и выбирайте, мистер Галифакс».
«Мистер Голд — за Джека Кеннеди», — пояснил Боб.
«Ну да, по очкам так, я счет веду, — сказал Джанкана. — Голодный конь быстрее сдохнет».
Распростившись, я еще какое-то время поторчал на другом конце отеля, в баре «Пуделек» — занесет же нелегкая напиться в местечке с таким идиотским названием! — надо полагать, дамский туалет у них называется «Ручеек». Под конец Мэю заглянул в бар выпить последнюю рюмочку на ночь и рассказал, что Джанкана просто прийти в себя не может от сегодняшнего четырехчасового выступления Кастро в ООН — надо же, в один день с президентскими дебатами! Потом Джанкана сказал Мэю — я цитирую то, как запомнил Боб: «Ну как можно укокошить человека, который способен трепаться четыре часа подряд? Сунь ему пушку в зад и жми на спуск — он и пернуть не успеет».
Сын, я ржал как чумовой. Помнишь, я еще тебе звонил. Целых пять минут мне казалось крайне важным поделиться с тобой этим несравненным образчиком гангстерской изобретательности. Как я был тогда пьян, о Боже, как пьян! Долго такого кости не выдержат.
Трудно объяснить, но чем-то этот Джанкана мне даже понравился. Он сумел убедить меня (на каком-то элементарном, подсознательном уровне, разумеется), что знает свое дело не хуже, чем я свое. Будем надеяться, что я не ошибся. Жаль только, осторожность не позволила мне подобраться к нему чуть ближе.
Твой Кэл.
Постскриптум.
Как ты уже, вероятно, понял, в этом деле я — начальник с более чем скромными руководящими функциями. Не поверишь, сколько раз в сутки я мысленно пою осанну Трэйси Барнсу и Дику Бисселу за то, что они взвалили на себя все административное бремя. Но и в этой ситуации мне каждое утро приходится тратить час на чтение входящих и еще полчаса — исходящих телеграмм, да, каждое божье трудовое утро, а по понедельникам — вдвойне. Поэтому, наверное, я и пишу письма, предпочитая делать это поздно ночью, когда все мои демоны и призраки оживают и вступают со мною в спор. Это я говорю на тот случай, если у тебя есть подобные трудности. Хорошее письмецо организует работу мозга. Короче, если появится настроение, отпиши мне конспективно, раз уж, учитывая наши неотложные заботы и твою нынешнюю загрузку в «Зените» в связи с отъездом Ховарда Ханта в Мексику, мы не смогли встретиться в минувший уик-энд. Еще мне хотелось бы поподробнее знать, чем там занимается Ховард. В Эпицентре есть мнение, что Хант слишком тщеславен и никогда не докладывает о негативе, пока его не принудят.
Так что время от времени не пренебрегай почтой. Адресуй ее: СТРОГО КОНФИДЕНЦИАЛЬНО, ГАЛИФАКСУ. И уж, конечно, заклей подходящей лентой.
Отец.
Я не стал задумываться над тем, кто из моих работодателей заслуживает большей лояльности. Достаточно того, что отец хотел получать от меня информацию.
25
28 сентября 1960 года
ЧАРЛЗ — ГАЛИФАКСУ
С тех пор как Хант покинул Майами 15 августа, он предпринимает титанические усилия посадить фронт в Мехико-Сити, но сталкивается с трудностями. То, что он сообщает мне письменно или по телефону, для тебя скорее всего не новость. Но я напишу то, что знаю, в надежде, что ты почерпнешь какие-то новые факты.
Камнем преткновения оказался Уин Скотт. Я знаю, что мистер Скотт — один из наиболее уважаемых наших резидентов, но, по всей видимости, Ховарду был заранее уготован в Мехико-Сити фальстарт, ибо он привез туда операцию, не находящуюся непосредственно под юрисдикцией Скотта. Вдобавок мексиканское правительство — тут я снова воспроизвожу оценку Ховарда — слишком высокого мнения о возможностях Кастро разжечь революционные настроения среди населения, поэтому власти отнюдь не в восторге от появления там организаций кубинских эмигрантов. Ховард потратил не один рабочий день, помогая лидерам фронта преодолеть мексиканские пограничные и таможенные кордоны. Более того, местные власти не оставляют в покое редакцию еженедельника «Мамби», который издает фронт. Редакцию вконец издергали придирками по поводу несоответствия требованиям пожарной безопасности, законам о найме рабочей силы, штрафами за невывоз мусора — словом, обычная в таких случаях бодяга.
Кроме всего прочего, Ховард — большой любитель получать льготы, по его собственному определению, «совершенно непомерные деньги» за скромный меблированный домик на Чапультепекских холмах. Легенда, которой он то и дело потчует своих прежних приятелей, гласит, что он ушел из Госдепартамента из-за несогласия с пролевацким уклоном нашей политики в Латинской Америке и сейчас увлеченно трудится над романом. В процессе восстановления прежних контактов и давно утраченных связей ему удалось, через одного американского бизнесмена, имевшего и раньше какие-то дела с управлением, снять для нас парочку конспиративных квартир, где Ховард может встречаться с «фронтовиками». Где обитает сам дон Эдуарде, кубинцам знать категорически заказано.
Линии жизни дона Эдуардо и Э. Ховарда Ханта нигде и никогда не пересекаются. Отсюда необходимость в постоянных перемещениях. От дома до конспиративных квартир надо ехать через весь город — так он сам захотел.
Само собой разумеется, среди «фронтовиков» свирепствует прежняя паранойя. Недоверия к Штатам — через край. Да, лидеры по нашей инициативе перебрались в Мексику, но само движение осталось в Южной Флориде, поэтому они и заявляют, что мы хотели лишь одного: представить их в глазах мировой общественности чисто номинальными фигурами, «мебелью», в то время как другие — истинные лидеры и будущие вожди нации — возглавят силы вторжения из Флориды. Короче, Ховарду досталось по полной программе, когда он, пытаясь переубедить эту публику, не раз становился мишенью для обвинений и оскорблений. Дело еще более осложнилось тем, что Барбаро там уже нет. Месяц назад он отправился в Майами по каким-то делам, и теперь в Мехико-Сити только и разговоров, что о Фаустино и его подозрительном исчезновении. Хант настоятельно требует, чтобы я сел Тото на хвост.
Сам же Барбаро, сталкиваясь со мной, клянется, что возвратится в Мексику, как только приведет в порядок дела, но явно что-то темнит. Мне кажется, он и в самом деле хотел бы вернуться, но угодил тут в какой-то капкан. Ховард убежден, что он замешан в преступных махинациях с большими деньгами, и считает, что нам необходим в Майами специальный агент для сбора компромата на Тото, поэтому я перерыл всю нашу громадную картотеку. Грустная картина: один-единственный более или менее приемлемый кандидат — если мне вообще удастся подключить его — да и тот не кубинец, а бывший уругвайский коммунист, работавший на меня в Монтевидео. В свое время мне удалось вывезти его в Майами из-под носа у тамошней полиции и бывших товарищей по партии. Зовут его Эусебио Шеви Фуэртес, и трудится он сейчас в одном из майамских банков, отмывая для эмигрантов часть наших долларов. Так получилось, что Барбаро пользуется услугами того же банка, и это навело меня на мысль попытаться задействовать Фуэртеса.