Призрак Проститутки
Шрифт:
А Хант и слышать об этом не хотел. Все это безответственно и чревато. Пройдет слушок — и ограбят, а то и убьют. Есть способы безналичного перевода с достаточной степенью прикрытия. У него имеется для этого многоопытный посредник по имени Бернард Баркер. Он представит меня ему.
Я понаделал и кучу других ошибок. Второстепенные функционеры фронта, с которыми я общался в отсутствие Ховарда, увлеклись разработкой военных планов. Они начали углубляться в детали, и я, возомнив себя тактиком и стратегом, ползал вместе с ними по карте Кубы (восемьсот миль туда и столько же обратно).
Хант наставил меня на путь истинный, дав понять, что дискуссии на военные темы с «фронтовиками» — пустая трата времени, не более чем юмористический экзерсис.
— Я признаю, — сказал он, — что тактическое бесплодие для некоторых из этих кубинцев — трагедия, и я готов взять на себя малоприятную роль и объяснить им это в назначенный час, но, Гарри, пойми: главная наша беда — это агенты кастровской разведки. Они здесь для того, чтобы разнюхать планы фронта и дать о них знать в Гавану. Так что, ради Бога, можешь вступать в любые дискуссии подобного рода, но всегда помни одно: тебе могут скормить дезинформацию. Эта операция слишком важна, чтобы поручать ее кубинским генералам.
— Умом я понимаю, что вы правы, — сказал я, — но в душе я уязвлен.
— Этика, Гарри, вторична, первичны лишь законы Моисеевы.
В этот момент я подумал о лодочниках. В мои обязанности в числе прочего входил обзвон лодочных причалов от Мэриленда до Ки-Уэста и на другом берегу залива от Тампы до Галвестона: «Покупаем подержанные катера». Каждый вечер в направлении острова отплывали катера с кубинцами — кто-то должен был заложить взрывчатку, кто-то раствориться в толпе и установить контакт с подпольными организациями. В тот момент, когда Хант поучал меня, очередной лодочник, возможно, принял смерть. Я вздохнул. Трудно понять, история — это схема, по которой легко установить закономерность событий, или цепь случайностей?
Однажды утром, вскоре после возвращения Ханта, мне позвонил Дикс Батлер. Он собирался ненадолго заскочить в Майами. Не могли бы мы поужинать вместе?
Первое, что пришло мне в голову, когда я услышал голос Дикса, я не должен сводить его с Моденой. Любовь — это не раз доказано — мгновенно проверяет, храбр человек или труслив. Поэтому я сдвинул ужин с Моденой на более поздний час — только чтобы развести их с Диксом.
Батлер сошел с самолета в паршивом настроении и отнюдь не торопился рассказывать, какими судьбами оказался в Майами. Мы даже не поехали в город, а зашли выпить в первый попавшийся бар в здании аэропорта.
— Надолго в наши края? — спросил я.
— На два дня. Надо тут кое-что прощупать.
— Могу спросить — на кого ты пашешь?
— Мимо.
Какое-то время мы просидели за выпивкой. Разговор явно не клеился. Ни один из нас не вспоминал Берлин. Все выглядело так, будто встретились двое, ни в чем особенно не участвовавшие. Тем не менее его настроение отягощало атмосферу.
Решив нарушить молчание, я спросил:
— Ты все с Биллом Харви?
— Возможно. — Он выдержал долгую паузу. — А возможно, и нет.
— А чем сегодня озабочен Билл?
— Будь спок, — ответил Дикс. — Король Уильям верен своей шизе.
Мы оба посмеялись — для пробы.
— Как я предполагаю, — сказал я, — он сейчас в Вашингтоне.
— Резонное предположение.
— Ты на него трудишься?
— А тебя Арни Розен зовут?
Я и забыл, как могуч его короткий прямой по корпусу.
— Кстати, — заметил Дикс, — именно так я тебя и нашел. Через Арни Розена. Ты его спроси, чем я занимаюсь. Он-то уж наверняка в курсе.
— Я склонен предположить, что ты все еще под Биллом Харви.
— Скорее нет, чем да. Моя работа в разъездах.
На его запястье сверкали дорогие золотые часы, а шелковый костюм стоил не меньше пятисот долларов.
— А где ты обретался последние три года, можешь сказать?
— Лаос.
— «Золотой Треугольник»?
— Только задница без конца задает вопросы, — сказал Дикс.
— Если бы ты сказал мне, зачем ты здесь, я, возможно, сумел бы тебе помочь.
— Вряд ли, — отрезал Дикс. — Я ищу парочку кубинцев, которые умеют обращаться с оружием, управлять лодкой, жить в джунглях и к тому же ни черта не боятся, не алкаши и навозоустойчивы. Есть кто на примете?
— Ты таких найдешь.
— Давай прикроем этот разговор, — сказал Дикс и накрыл ладонью лицо, а затем, уже более мирно, добавил: — У меня намечена парочка встреч.
Он протянул мне руку. Я сунул свою. На этот раз Дикс не стал уродовать мою пятерню, а лишь пристально поглядел мне в глаза. Похоже, он начал поддавать с утра.
— Мы ведь все в этом деле, верно?
— Да, — сказал я.
— Ты Кастро уважаешь? — вдруг спросил Дикс.
— По-моему, да.
— А я этого сучьего сына ненавижу.
— Почему?
— Он на год меня моложе, а сделал куда больше.
Я хотел было пошутить, но Дикс был настроен слишком серьезно.
— Вот смотри, — сказал он, — в каждый данный момент в мире существует около двадцати выдающихся личностей. Один из них — Кастро. Другой — я. Бог или кто там за него — может, какой-нибудь чертов комитет, не важно — прислал на Землю нашу двадцатку.
— Зачем? Чтобы подвергнуть пыткам? — поинтересовался я. Это его рассмешило. Он на мгновение даже повеселел, словно лев, до которого налетевший ветерок донес вожделенный запах падали.
— Гляди-ка, а ты делаешь успешные попытки не быть остолопом, — сказал он.
Я снова порадовался, что не потащил с собой Модену.
— И все же, — продолжал Дикс, — ты не прав, все наоборот. Мы посланы на Землю, чтобы развлекать богов нашими турнирами. Я уважаю Фиделя Кастро, но не до священного трепета. У меня даже афоризм есть, на манер молитвы: «Господи, забрось нас с Фиделем в джунгли, и живым оттуда выйду я».
После этого он умолк и вконец помрачнел. Я допил и поднялся — он едва кивнул мне на прощание.