Призрак Проститутки
Шрифт:
Дело в том, что Ким — Бог мой, даже просто произнося его имя, я чувствую, что все еще люблю Филби, — Ким был дерзновенен. А настоящий ум сказывается в способности дерзать. Надо знать, когда можно отойти от правил. Когда британское министерство иностранных дел прислало Гая Берджесса первым секретарем в Вашингтон, Филби предложил Гаю жить вместе. Сейчас, оглядываясь назад, я не могу понять, как русские не побоялись работать с Берджессом. Уж кого-кого, а его заподозрить в принадлежности к КГБ никак было нельзя. Это был, как ты, возможно, слышал, невероятно беспорядочный малый с громким раскатистым голосом, гомосексуалист худшего сорта, задира, выискивающий стройных парней, готовых повернуться к нему задом. «Уж я тебя разложу», — говорил взгляд Гая Берджесса. Пил же он не стаканами, а бутылками. И дымил, как машина по производству никотина. И кроме того, ходил в белых костюмах, которые были вечно в пятнах от последней полудюжины обедов и ужинов. Он был почти такой же крупный, как Рэндольф Черчилль, и отличался такими же плохими манерами. От англичан из хороших семей следует ждать ужасного обращения с официантами. Я думаю, это в какой-то мере отплата за детство, когда няни-шотландки насильно кормили их овсяной кашей. Но человека более грубого, чем Берджесс, трудно себе представить. «Да подойди же ты сюда, чертов безмозглый дурак, — рявкал он на ближайшего официанта, — ты что, кретин или просто прикидываешься ни на что не годным?»
Подражая Берджессу, Хью тоже рявкнул, что поставило бы нас в неловкое положение, если бы в «Сан-Суси» во время ужина не стоял обычный гомон.
— Филби нас всегда заверял: «Гай страдает от пренеприятных последствий автомобильной аварии, бедняга Гай. Он талантливый, — говорил Филби, — вот только, п-п-п-понимаете, голову ему расколотило». Филби так это произносил, словно Берджесс пострадал на войне. Вот как они, эти британцы, лояльны по отношению друг к другу, говорил я себе.
Тут на сцене появляется Билл Харви. Весной пятьдесят первого года ему выдало своеобразное счастье быть приглашенным к Филби на большой ужин. Там были все — Харви, Берджесс, уйма наших со своими дамами. Чуть было не пришел Эдгар Будда, но, услышав, что туда приглашен Харви, не явился. Билл Харви — чтобы немного прояснить тебе картину — уверенно шел к тому, чтобы стать любимцем нашей Фирмы. С тех пор он из любимца превратился в погремушку. Но в ту пору мы любили его. Мы его опекали. Руки у него при пожатии были всегда влажные и даже более холодные, чем рукоятка пистолета, но он был нашим фэбээровцем. Чтобы запустить машину в ход, нам пришлось совершить набег на ФБР и взять на контракт кое-кого из агентов, среди которых лучшим был Харви. Это ведь он, знаешь ли, помог сцапать Розенбергов. Эдгар Будда так и не простил ему того, что он сбежал к нам из мраморных залов Дворца правосудия. Более того, Харви с помощью своих старых контактов в ФБР получал из бюро уйму закрытой информации, которая могла нам пригодиться. ФБР заслужили такое отношение. Они к этому времени запустили свои щупальца в шесть или семь стран, подпадавших под юрисдикцию ЦРУ. Собственно, они надеялись прикончить нас еще в младенческом возрасте. Это было просто не по-человечески! Аллен Даллес с трудом мог пробиться к Будде по телефону. «Скажите мне, — спросил он однажды Гувера, — что такого делает ЦРУ, из-за чего вы чувствуете себя столь оскорбленным?»
«Мистер Даллес, — ответил Эдгар, — скажите Биллу Харви, чтобы он перестал грабить наш аппарат».
Ну, это еще больше расположило нас к Харви. И естественно, Филби приглашает Билла и его жену Либби на ужин. Билл Харви был тогда женат на Либби. Сейчас с ним какая-то другая женщина. Я мог бы предупредить Филби, чтобы он не делал такого приглашения. Я не питал слишком радужных надежд на перспективу светского общения с Биллом. Когда рядом оказываются простолюдины вроде Билла Харви и эстет вроде Гая Берджесса, даже небеса не в состоянии помочь.
Ну, мы все начали пить. И Харви не отстает от Берджесса, а Либби не отстает от них. Жена Харви была родом из Индианы или Кентукки, словом, из какой-то сельской глубинки, этакая сексуальная мышка, ничем не примечательная, кроме, боюсь, громкого лошадиного смеха, настолько неприятного и грубого, что так смеяться может только герцогиня. Ни одной горничной не позволят так гоготать. У-у-у! Мы все хохочем до упаду. Харви хвастался по всему ЦРУ или Туманной низине, что с двенадцати лет каждый божий день трахался с какой-нибудь девахой. И дает понять, что если не со своей женой, то отчего бы не с вашей? А Либби не только целуется со всеми гостями, восклицая: «Ваше здоровье!» — но и заигрывает — с кем бы ты думал? — с Гаем Берджессом. Гай даже оставляет в покое мальчишку, которого он с собой приволок, чтобы поиграть с его задницей в прицепные вагоны. А подо всем этим таится отчаянная всеобъемлющая «социальная неудовлетворенность», как я это называю. Хотя далеко не всеми признанная, это одна из основных страстей. Харви и Либби страдают «социальной неудовлетворенностью», так как чертовски хорошо знают, что, сколько ни тряси задницей, реально существующие барьеры не рухнут.
Берджесс начинает хвастаться своими способностями карикатуриста. «Нарисуйте меня», — просит Либби. «О, с удовольствием, милочка», — говорит Берджесс. И делает набросок с Либби. Первому показывает его мне. Я горжусь тем, что умею сохранять голову на плечах в сложных обстоятельствах, но, скажу тебе, Гарри, тут я не мог выдавить из себя ни слова. Слишком лихо нарисовал Берджесс Либби. Она сидит в кресле, раздвинув ноги, задрав юбку, и пальцы у нее находятся там, где следует, — Берджесс даже изобразил каждый волосок ее лобка. И выражение ее лица яснее слов говорит о том, что она чувствует. Так она, должно быть, выглядит, когда ее захлестывает лавина. Берджесс — чертовски проницательный тип.
Ну, не успел я рассмотреть набросок, как Берджесс выхватил его из моих рук и отправил гулять по присутствующим. Большинство достаточно благопристойны и потому лишь бросают на рисунок беглый взгляд, но обойти это молчанием никто не хочет. Достаточно мы натерпелись от Билла Харви. И сейчас на удивление единодушно готовы присутствовать при его унижении. Он пересекает комнату, добирается до рисунка и… я подумал, что у него сейчас остановится сердце. Было мгновение, когда я ожидал, что он выхватит пистолет. Я это почувствовал через всю комнату. Взяв себя в руки, усилием, равным железному объятию боа, он хватает Либби за руку — она к тому времени уже видела рисунок и отчаянно рыдает — и тащит к выходу. Я никогда не видел такого ненавидящего взгляда, какой Билл Харви бросил на Берджесса. «Хотел бы я, — пробормотал Билл. — Хотел бы…» И больше ничего не смог из себя выжать. Потом все-таки произнес: «Чтоб ты подавился членом негра, ты, извращенец». Сказал и вышел из комнаты.
«Что ж, я получил благословение», — сказал Берджесс.
Через месяц Берджесса отозвали в Лондон. Оттуда он вместе с Дональдом Маклином быстро куда-то смылся, но, конечно, куда же он мог смыться, как не в Москву. Маклин, который тоже работал в Америке, имел самый перепроверенный и широкий допуск в Лос-Аламос. Таким образом, теперь вопрос встал о Филби. Неужели он работал на Советы? Мы не могли этому поверить. Я же говорил тебе: слишком он был приятный малый. И признаюсь, я не был готов поверить такому. Я даже подготовил трехстраничную докладную с целью обелить Филби. Noblesse oblige[19]. Я был тогда менее осведомлен. В своей докладной я говорил и о Берджессе. Я рассказал, как Гай однажды подсел к нам за обедом, небритый, в грязной белой форме британского морского офицера, и принялся разглагольствовать о чертовски завышенных технических данных по чертовски дорогой новой трансмиссии «Дайнафлоу» в американском «олдсмобиле». Берджесс очень осведомлен в автомобилях и частенько разговаривал со мной об этом. Кроме того, Берджесс хвастался, что бесчисленное множество раз развлекался в постели с секретарем Филби. Собственно, моя докладная предназначалась для ФБР, все три страницы. Так, сплетни — ничего существенного. А вот Филби при аудиторской проверке получил у меня в графе «кредит» больше, чем в графе «дебет».
В тот момент, если бы не неуемный Билл Харви, Ким мог бы пережить бурю. Вполне возможно, через два-три года он бы снова был в чести у МИ-6. В конце концов, кто когда-либо слышал, чтобы КГБ разрешало двум своим агентам жить под одной крышей? Киму можно вменить в вину лишь то, что он не все просчитал.
А Харви составил свою докладную. Он работал в картотеке по пятнадцать, а то и по двадцать четыре часа. Этого у Харви не отнимешь. Он труженик. Кроме того, он собрал все, что мог, изданных ФБР, полученных контрразведкой. ФБР разгадало несколько русских шифров, о чем мы не знали, а Харви через своих старых дружков по ФБР получил один советский перехват, на котором Эдгар Гувер сидел своей монументальной задницей и где упоминалось о высокопоставленном «кроте»-англичанине. Описание настолько совпадало с Филби, что власти приняли версию Харви, а не мою. «Отзовите вашего Филби и испытайте его», — сказало ЦРУ начальству в МИ-6. Это они и вынуждены были сделать, хотя им и очень не хотелось. Слушания в МИ-6 окончились для Филби заключением: «Аресту не подлежит», но он вынужден был выйти в отставку. Бедняга Ким! Я говорю «бедняга Ким», однако же, если он виновен, значит, страшнее его противника нет. Вообще-то я очень нехотя пришел к выводу, что он все время работал на КГБ.
Проститутка втянул в себя горький дым сигары и добавил:
— Боюсь, общепризнанно, что в этом деле Харви переплюнул меня. Видишь ли, довольно скоро он обвинил твоего почтенного крестного в том, что он советский агент. Это было, не забудь, время Алджера Хисса. Джо Маккарти[20] успешно входил в нашу жизнь. Чем лучше были у тебя предки, тем хуже, должен сказать, ты выглядел. Вот мне и предложили пройти испытание на детекторе лжи, и я метался по всей Фирме, но тест прошел. Неизлечимой болезни сердца не обнаружено. А Харви стал одним из больших людей у нас. Зачем я все это тебе рассказываю?
— Не уверен, что знаю.
— Потому что хочу еще раз напомнить тебе одну вещь. Сатана — самое прекрасное существо, какое создал Бог. Выпьем за Кима Филби — законченную свинью. Выпьем за твоего нового шефа, Богом данного дикого кабана, Короля Уильяма, то есть Уильяма Кинга Харви. И если сатану определяет красота, то его сатаной не назовешь.
Часть II
Берлин
1
Дикс Батлер послал джип встретить меня в аэропорту Темплхоф. Снова мне предстоит жить с четырьмя младшими офицерами, и Дикс — один из них. Наша квартира находилась в нескольких кварталах от Курфюрстендамм, по-видимому, в солидном до войны районе, на четвертом этаже шестиэтажного дома, единственного обиталища, продолжавшего стоять на этой стороне улицы. На лестнице потрескавшаяся лепнина уступала место голым оштукатуренным стенам на верхних этажах. Паркетные полы были залатаны линолеумом. Это соответствовало моему первому впечатлению от Берлина: пыльный, тяжеловесный, залатанный, серый, унылый и, однако же, на удивление сладострастный. Я чувствовал порок на каждом перекрестке, как чувствуют вшей или неоновый свет.