Призрак Томаса Кемпе. Чтоб не распалось время
Шрифт:
Джеймс взглянул на нее с укором.
— Не могу такого вообразить, — сказал мистер Харрисон. — А почему ты спрашиваешь?
— Ты не думал бы, что в доме завелось, ну… какое-нибудь привидение? Полтергейст?
— Кто? — переспросила Эллен.
— Разумеется, не подумал бы, — сказал мистер Харрисон, опуская газету на колени. — Потому что они не существуют. Я поискал бы естественное объяснение. Если бы такое началось. Но оно не начнется.
— А все-таки если бы?.. И ты точно знал бы, что никакого объяснения нет?
— Тебя что-то тревожит, милый? — спросила миссис Харрисон. — Может быть, ты вообразил
— Но про полтергейстов даже есть книги. Значит, это правда?
— Нет, Джеймс, — сказал отец. Газету он сложил так, чтобы было удобно решать кроссворд, и стал искать карандаш. — Я считаю, что все подобные верования просто фантазии: привидения, полтергейсты и прочее. О них интересно рассказывать. И это нравится некоторым людям. Кому непременно хочется слушать про чудеса. Но никаких научных доказательств их существования нет; это уже выяснялось, и не раз. Для подобных вещей всегда находится какое-нибудь простое объяснение, или же они оказываются плодом чьего-то разгоряченного воображения. Так что выбрось все это из головы. — И он начал заполнять клетки кроссворда неторопливыми и точными движениями карандаша.
— Спать! — сказала миссис Харрисон. — Обоим спать. И никаких глупых мыслей, Джеймс, а то тебе привидится кошмар.
Поднимаясь по лестнице, Эллен спросила:
— О чем это ты сейчас говорил?
— Ни о чем, — устало сказал Джеймс. Он понял, что здравый смысл непробиваем, как каменная стена.
6
На следующее утро мистер и миссис Харрисон были необычно раздражительны. Оказалось, что ночь прошла у них очень неспокойно. Начиная с полуночи, будильник начинал звонить через разные промежутки времени.
— С чего это он, папа? — спросил Джеймс. Ему тоже досталось. С него три раза срывалось одеяло. Но какой смысл говорить об этом?
— Должно быть, испортился, — сердито ответил мистер Харрисон.
Джеймс больше ничего не сказал. Если люди так упорствуют в своих взглядах, остается только махнуть на них рукой.
В школе день прошел без особых событий, не считая еще одной-двух шуток мистера Холлингса насчет чародеев и их учеников, который Джеймс покорно снес.
По дороге домой Саймон спросил:
— Ну, как они?
— Что «как»?
— Верят в полтергейстов?
— Как же, дожидайся! — хмуро сказал Джеймс.
— Ой! — сказал Саймон. Он поднял из канавы палку и стал трещать ею по оградам, мимо которых они шли. Все дома были старые, прочные, основательные, они стояли в Лэдшеме уже очень давно, может быть еще с тех пор, когда сам Томас Кемпе шагал по этой улице и в уме у него было полно хитрых замыслов против соседей и рецептов от подагры, судорог и черной оспы. Мимо этих стен год за годом проходили люди, разные люди, в разное время и с самыми разными мыслями в голове. Сейчас в одном из окошек висело объявление, что здесь продается мороженое, а на одной из дверей кто-то написал мелом: «Кубок выиграет „Арсенал“». Каминные трубы ощетинились телевизионными антеннами.
— Никто, кроме меня, не верит, — сказал Джеймс. — И я
— А может быть, — сказал задумчиво Саймон, — это только для тебя?
— То есть как?
— Может, он твой личный призрак. Существует, но только для тебя.
Джеймс задумался. Что ж, возможно.
— Но даже если так, его штуки видны и другим тоже. Иначе от него не было бы всех этих бед.
— Что если тебе опять с ним поговорить?
— И опять получить энциклопедией по голове? — сказал Джеймс. — Нет уж, спасибо!
Минуты две они шли молча. На церковной башне стоял рабочий. Он чистил каменную резьбу и громко переговаривался с товарищем, стоявшим внизу. Речь у них шла о субботнем футбольном матче.
— Вся беда в том, — сказал Джеймс, — что он не из нашего времени. Он до сих пор в своем времени. И думает так, как тогда думали люди. С ним не объяснишься, как мы объясняемся друг с другом.
— Ему, наверное, неприятно, — сказал Саймон. — Все равно как проснуться и увидеть, что все кроме тебя сошли с ума. Или как увидеть страшный сон.
— А я думаю, что ему наплевать, — сказал мрачно Джеймс. — Ему это даже нравится. И ведь ничего нельзя с ним сделать, верно? Его вроде как и нет. Вот он и проделывает все, что ему вздумается.
Им представились все более пугающие возможности. Колдун будет безнаказанно буйствовать, а Джеймсу достанутся все последствия и расплата за то, чего он не сможет объяснить, потому что никто не станет и слушать…
— А все-таки что-то сделать НАДО, — сказал Джеймс.
Но тут внимание Саймона отвлекло незаконное вторжение группы мальчишек с другого конца Лэдшема, которые обстреливали камнями каштан на чужой улице. Он ринулся туда. Джеймс тяжело вздохнул. Ясно, что Саймон не так уж захвачен проблемой Томаса Кемпе. Конечно, интересуется, готов кое в чем помочь, но не погружен в нее, как Джеймс, целыми днями, хочешь, не хочешь.
Осознав это, Джеймс ощутил свое одиночество, но, вместе с тем, некую избранность: подобно героям древности, он стоял перед задачами неодолимой трудности. Так он дошел до дома миссис Верити. Она сидела в дверях на стуле, грелась на послеполуденном солнышке и наблюдала за всем, что происходило на улице Ист-Энд.
— Угостить тебя мятной карамелькой, милый?
— Да, пожалуйста, — сказал Джеймс.
— Где же они у меня? Были в кармане фартука. А, вот они. Твоя мамочка только что прошла с покупками, сейчас уже, наверное, дома. Я заметила у нее в корзинке пакет из кондитерской, значит, будет вам к чаю что-то вкусненькое. А вон проехала медицинская сестра. Куда это она? — Миссис Верити слегка передвинула свой стул, чтобы лучше видеть улицу. — А у дома Брэдли все еще стоит машина из мастерской телевизоров. Чинят уж почти час.
Джеймс разглядывал соломенную крышу на доме миссис Верити, посередине выложенную узором, и думал, как должно быть скучно жить, если интересуешься только тем, что делают другие. На краю крыши сидели скворцы и насвистывали; казалось, они заняты тем же, что и миссис Верити.
А миссис Верити заговорила о школе. Она спросила Джеймса, нравится ли ему там; он сказал, что нравится, и немного рассказал о том, какие они готовят сообщения.
— Подумать только! — сказала миссис Верити. — В мое время учились совсем не так.