Призрак Томаса Кемпе. Чтоб не распалось время
Шрифт:
Значит, кто-то уже изгонял однажды Томаса Кемпе, и притом успешно.
Когда? И каким образом? И почему он снова здесь оказался?
Весь следующий день Джеймс был так взволнован, что не мог думать ни о чем другом. Мысль, что не он один страдал от знаков внимания колдуна, была отчасти утешительной; а еще больше утешало то, что этот другой, кто бы он ни был, сумел с ним справиться. А если с ним уже раз справились, значит, это было возможно и теперь.
— В чем дело? — спросил Саймон за уроком. — Ты клюешь носом.
— Не клюю, просто думаю.
— Приходил к вам этот… экзорцист?
— Угу.
— Ну и что?
— Ну и ничего. Не получилось.
— Он что, не знал, как это делается?
— Знал, — сказал нетерпеливо
— А мне можно прийти?
— Нет, — сказал Джеймс. Ему стоило немало труда разыскать Берта Эллисона и теперь не хотелось делиться им с Саймоном. И разве изгнание призрака — это публичное представление? Может быть, в присутствии многих людей оно не получается. И вообще Джеймс разочаровался в Саймоне. Помощи от него было меньше, чем могло быть. Он, конечно, проявлял интерес, во всяком случае в последние дни, но, когда надо было действовать, Джеймс оказывался один. Вот и теперь, когда стало интересно, тоже будет один, решил он. После уроков они расстались довольно холодно.
По дороге домой Джеймс все обдумал. Он знал, что дом, перед тем как его купили родители, несколько лет пустовал. А до того — так он слышал от матери — в нем жили пожилые супруги. Прежде чем туда переехали Харрисоны, был сделан большой ремонт. Особенно много работы было, как он помнил, в его комнате. «Пришлось даже выломать дверь, а на полу пыль лежала слоями, — так, кажется, говорила мать. — Там никто не жил Бог знает сколько лет…»
Что если возвращение Томаса Кемпе как-то с этим связано? Может, открыли снова чердак и освободили его? Но как и почему тот другой человек избавился от него? И когда? Узнать все это стало вдруг очень важно. Не только потому, что просто интересно, но и потому, что могло как-то помочь опять от него отделаться.
Вид Тима, который как раз завернул за угол дома и весь был в засохшей грязи, что-то напомнил Джеймсу. Тим, это было ясно, где-нибудь рылся. А вспомнив о вырытой им яме, Джеймс вспомнил и о мусорной куче в конце сада, оставшейся после рабочих, которые разобрали в доме все завалы. Там был строительный мусор, но было и другое: остовы старых стульев, связки газет, коробки с разным хламом, обломки всевозможных ненужных вещей. Миссис Харрисон не раз говорила, что надо попросить Совет графства вывезти все это.
Почем знать? Там мог быть и ключ к загадке.
Джеймс взял в угольном сарае лопату и кликнул Тима. Пусть хоть раз от него будет польза.
Они разрыли южную сторону мусорного холма, но там не оказалось ничего интересного, кроме гнезда полевой мыши, уместившегося в пучке травы между парой кирпичей. Там было пять мышат величиной всего с ноготь большого пальца, слепых, голых и розовых, как креветки, просто прелесть. Опасаясь, как бы Тим их не съел, Джеймс восстановил гнездо и огородил его для безопасности кирпичами, оставив ходы для мышки-матери. Тим наблюдал за ним с недовольным видом. Выполнив это, Джеймс перешел на другую сторону мусорной груды и снял верхний слой мусора. Здесь, пожалуй, можно было ожидать больше интересного. Перед ним предстал скелет детской коляски, набитый множеством вещей: отсыревшими и пожелтевшими газетами и ржавыми инструментами. Была также оловянная каска. Джеймс вытащил стопку газет и прочел заголовки: «КАРТОЧКИ НА ХЛЕБ ЕЩЕ НЕ ОТМЕНЯЮТСЯ», «РОССИЯ СНОВА ГОВОРИТ „НЕТ“». Даты были очень старые. Он опрокинул коляску, и в ней оказалось несколько картонных коробок, расползшихся и зеленых от плесени. Тим, возбужденно рывшийся в них, очевидно считал, что тут были крысиные гнезда. Джеймс стал опорожнять коробки.
Первая была заполнена старой одеждой, от времени и сырости слипшейся в черно-коричневый ком, где было трудно различить отдельные вещи. Джеймс разодрал этот ком и нашел пиджак, брюки, нечто бывшее когда-то бархатной шляпой и другие предметы одежды неясного назначения. Все это было очень старомодное. Следующая коробка содержала
Еще коробка, еще старая одежда; пачка газетных вырезок от 1919 года — все о самолетах (кто-то увлекался здесь ранним периодом авиации); еще открытки с почтовыми штемпелями уже не 1900-х, а 1800-х годов. Джеймс понял, что чем глубже он копает, тем дальше углубляется в прошлое. Он нашел пачки писем, перевязанных грязной белой тесьмой. Он развязал одну из них, и на колени ему посыпались письма, написанные одним и тем же крупным косым почерком. Взяв одно из них, он прочел: «Милая сестра, Арнольд так был рад получить твое приглашение…» Джеймс остановился, чувствуя, что совершает запретное: чужие письма читать нельзя, даже если нашел их в мусорной куче. Но тут он увидел на письме дату: 14 мая 1856 года и вздрогнул, поняв, что писавшего давно нет на свете. Однако, читая дальше, он все же чувствовал некоторую неловкость. «Он резвый мальчик, но по натуре очень хороший, хотя мать едва ли способна судить беспристрастно…»
Разбирать письмо было трудно, в нем было много длинных и трудных слов. Джеймс вернул письмо в пачку и снова завязал ее.
Он уже собирался отставить коробку с письмами в сторону, когда заметил, что на дне есть еще что-то. Маленькая книжка в кожаном переплете. Сперва он принял ее за Библию, но, открыв, увидел, что она исписана почерком, похожим на почерк писем, хотя и не тем же самым. Это был дневник. Джеймс перелистал страницы, читая там и тут отдельные куски: про то, как была в церкви; про то, что погода стоит чудесная и яблок, вероятно, уродится много. Он опять почувствовал смущение, потому что читать чужой дневник еще более нескромно, чем читать чужие письма, пусть даже автор дневника давно умер. И Джеймс уже готовился закрыть дневник, когда два слова, написанные тем же паутинным почерком, отделились от остальных и словно ударили его между глаз:
«ТОМАСЪ КЕМПЕ».Он зажмурился и от волнения едва не выронил дневник. Отодвинув в сторону все остальное, он сел на один из ворохов старой одежды и уставился на страницу дневника. Начав сверху, он прочел:
«…Из-за этого создания все в доме просто ходит ходуном, двери и окна хлопают, фарфоровая посуда разбивается, а дует отовсюду так, что я, кажется, скоро лишусь рассудка. Но хуже всего то, что вначале я во всем обвиняла бедняжку Арнольда, очень на него сердилась и укоряла бедного мальчика, зачем он не щадит свою старую тетку и не хочет умерить свою резвость. А теперь оказалось, что весь этот беспорядок устраивает призрак, точнее, полтергейст, то есть призрак, проявляющий себя единственно шумом. Бедный милый Арнольд больше всех терпит от этого существа. Оно донимает его записками, приказывая сделать то одно, то другое, точно он ему слуга. Я написала „оно“, а между тем следовало бы писать „он“, ибо из записок стало ясно, что нас посещает дух некоего Томаса Кемпе, колдуна или шарлатана, который жил в моем доме, кажется, во времена Якова Первого. Право, он скоро сведет нас с ума…»
Послышалось шуршание; кто-то шел по высокой траве. Джеймс быстро сунул дневник за пазуху.
— Ты что тут делаешь? — спросила Эллен. — Мама велела, чтобы ты шел пить чай.
— Иду.
— До чего же ты весь грязный. А это что за хлам?
— Просто вещи, которые выбросили рабочие.
— И нечего в них копаться, — сказала брезгливо Эллен. — Неизвестно, что там может быть.
Тебе и вправду неизвестно, подумал Джеймс, шагая вслед за ней по саду. Вот уж действительно неизвестно! Дневник притягивал его и дразнил. Ему не терпелось дочитать его. Кто такой Арнольд? И как и когда все это было?