Призрак Томаса Кемпе. Чтоб не распалось время
Шрифт:
Томас Кемпе явно перенял кое-что у фанатов футбола и других мастеров уличных надписей, иногда украшавших стены Лэдшема своими комментариями и призывами. Вдоль садовой ограды миссис Верити он крупно написал мелом:
«Вдова Верити вдьма».
Один-два ранних прохожих остановились и с любопытством разглядывали надпись. Что-то услышав, вышла и сама миссис Верити. Она вышла из своей калитки в тот самый момент, когда
— Нехорошо, — дрожащим голосом произнесла миссис Верити. — Очень нехорошо.
— Идемте к нам, — сказала миссис Харрисон. — Выпьем чаю. А дети сейчас принесут ведро воды и все смоют раньше, нем вы вернетесь.
Джеймс и Эллен принялись смывать и оттирать. Надпись смывалась довольно легко. Какое счастье, думал Джеймс, что Томас Кемпе еще не знает о красках в аэрозолях. Вот тогда он наделал бы дел! — сказал он себе мрачно. Казалось, что неумолимый ход событий приведет и к этому дню.
— Вот наглость! — сказала Эллен. — Как ты думаешь, кто это? Протри «ведьму», там еще проглядывает.
— Не знаю, — сказал Джеймс, работая тряпкой. — Вандалы, — добавил он немного погодя.
Эллен сказала рассудительно:
— Вот именно, недаром и написано с ошибками.
Когда они вернулись в дом, миссис Верити понемногу оправлялась, подкрепляемая чаем и общим сочувствием.
— Очень тяжело видеть, — говорила она жалобно, — что люди за моей спиной так дурно обо мне думают.
Миссис Харрисон издавала успокаивающие звуки и наливала еще чаю.
— Что бы такое сделать! Просто страшно становится…
— Хулиганы! — сказал мистер Харрисон.
— Ведь я всегда со всеми ладила.
— Какие-нибудь молодые мерзавцы. На это надо отвечать презрением. Игнорировать.
— Всегда старалась быть хорошей соседкой. — Из кармана фартука миссис Верити появился большой белый платок, а ее голос опять задрожал.
— Конечно, конечно! — сказала миссис Харрисон. — Это какие-нибудь подонки. Никто даже не обратил внимания.
— А сейчас уже ничего не видно, — сказала Эллен.
— Спасибо тебе, милочка. Очень благодарна. — Белый платок отправился на свое место.
Джеймсу тоже хотелось выразить участие, но в кармане у него была только ириска, к тому же вся в пуху. Такое подношение показалось ему неподходящим.
— Я пойду, — сказала миссис Верити. — У меня посуда еще не помыта.
— А я зайду попозже, посмотреть, как вы, — сказала миссис Харрисон.
— Вы очень добры. Я, конечно, понервничала. Пожалуй, прилягу.
Когда миссис Верити ушла, мистер Харрисон прочел краткую лекцию о хулиганстве, вандализме и об опасностях, подстерегающих праздную молодежь, лишенную руководства. Дети обиделись, потому что лекция, казалось, метила в них. Да так оно и было; отец прямо сказал, что его целью было строго предупредить их о его решимости немедленно и твердо искоренять у них подобные наклонности. Остановило его только кроткое напоминание Эллен, что они уже на четверть часа опаздывают в школу.
— Несправедливо! — сказала она, выходя за калитку. — Мы не такие. Даже и ты не такой. Ну, может быть, нечаянно разобьешь стекло.
— Спасибо, —
— Во всяком случае я так думаю. А те, наверное, писали ночью. Странно, что ты ничего не слышал. Ведь это как раз напротив твоего окна.
— Вандалы орудуют так же, как воры, — сказал Джеймс. — Совершенно неслышно.
В течение дня думать об этом было некогда. Школа готовилась отпраздновать свой столетний юбилей, и мистер Холлингс решил устроить большую выставку, посвященную ее истории. Она называлась «Сто Лет Государственной Системы Образования». Старейшие жители Лэдшема усердно искали у себя все, что имело отношение к ранним дням их школы. Они принесли в школу множество старых учебников, огромных классных журналов, переплетенных в черную кожу, растрепанных тетрадей и пожелтевших фотографий, которые запечатлели мальчиков в холщовых блузах, в черных башмаках и круглолицых девочек, уставившихся на фотографа, под строгим присмотром дам в длинных платьях и соломенных канотье. Все это надо было разложить по длинным столам, установленным на козлах, а рядом поместить образцы работ нынешних школьников. Немало хлопот досталось и Джеймсу: надо было делать надписи к экспонатам и устилать столы листами белой бумаги. Выставку собирались открыть уже через два дня, и ее сможет осмотреть весь Лэдшем.
Мистер Холлингс полдня просидел на краю стола, углубившись в чтение школьного журнала за 1873 год. Время от времени он читал оттуда вслух всем, кто оказывался поблизости.
— Вот, послушайте: «Сентябрь, 12-е. По случаю жатвы никто из учеников не посещает школу уже две недели».
— Повезло! — сказал кто-то.
— Совсем не то, — строго сказал мистер Холлингс. — Большинству из них предстояло работать в поле всю жизнь. «Январь, 12-е. Эллен Гибсон снова опоздала и была высечена. На дальних окраинах снег лежит слоем в 2 фута, и у детей весь день мокрые ноги. Мисс Фанни Спенс принесла мешок угля для печи».
— Что? — переспросил Джеймс и уронил ножницы.
Мистер Холлингс перевернул страницу журнала.
— Пожалуйста, — сказал Джеймс торопливо. — Еще раз про мисс Фанни Спенс.
Мистер Холлингс прочел еще раз.
— И это все?
— Да. Но она упоминается еще где-то, насколько я помню. Вот: в июне она принесла для детей корзинку кексов. Как видно, добрая была душа.
Может быть, в корзинке были ее особые кексы со сливами и пряностями, которые так любил Арнольд. Может быть, Арнольд и подсказал ей, он знал, что именно понравится детям. И вдруг, вспомнив даты, Джеймс с удивлением понял, что это было почти на двадцать лет позже дневника, а значит, тетушка Фанни стала совсем старенькая, а Арнольд — Арнольд был уже взрослый.
— Твоя родственница? — спросил мистер Холлингс.
— Нет. Собственно говоря, нет.
К тому времени, когда Джеймс вернулся из школы, миссис Верити более или менее пришла в себя. Харрисоны обещали зорко следить за улицей, в особенности ночью. Тим будет за калиткой, в качестве сторожевой собаки.
— Сколько волнений! — сказала миссис Харрисон. — А ты куда собрался, Джеймс?
— С Саймоном. Удить рыбу.
— Не опоздай к ужину.
Джеймсу было тревожно. Он рассказал Саймону про надпись на ограде.