Призрак в Лубло
Шрифт:
Вот уж, верно, удивился сатанинское отродье Касперек, не найдя на месте своего дома вообще ничего. Хорошо бы посмотреть на него в эту минуту! Как он, наверное, глаза протирал да приговаривал: «Что это? Наваждение? Что же тут случилось?» Как он, наверное, скрежетал зубами, коли есть они у него. Или подумал про себя: «Черт побери, сколько же лет я спал, если на месте моего дома уже просо взошло?» Но только этого никто не видел. (Эх, не мог уж он днем прийти!) Никто не смог полюбоваться на него в эту минуту. Знают только, что помчался он во весь опор назад, к церкви. Может, подумал,
У церкви Касперек снова повернул (тут его увидел ночной сторож Мучанек) и поскакал прямиком во двор Матяша Матушки, который был его соседом слева.
Колокольник Матяш Матушка уже спал. Вдруг кто-то постучал в окно с улицы. Поднялся сосед, отворил окно да и обмер. Под окном, привязав лошадь к яблоне, стоит Михай Касперек. (Ох, господи, с тех пор бедная яблонька совсем родить перестала.)
– А где же мой курятник?
– грозно спросил Касперек, показывая на пустырь на месте своего подворья.
Старый мастер (на старинных колоколах в церквах Верховины до сих пор еще можно кое-где прочесть его имя) перекрестился и, клацая от страха зубами, пролепетал:
– Начальство сломать приказало!
Касперек грозно засверкал глазами. Какой-то прямо-таки адский огонь горел в них.
– Ну, а курочка куда же делась?
– спросил он глухим, загробным голосом.
– Нету и ее. Увезли.
Касперек прошипел что-то сквозь зубы, затем плюнул в лицо мастеру Матушке и пошел назад к своей лошади. Колокольник заметил (на другой день он под присягой на заседании суда подтвердил это), что Касперек шел, прихрамывая на левую ногу.
Лихо прыгнул в седло, пришпорил своего белого скакуна Палко и кулаком погрозил окаменевшему у окна мастеру Матяшу, грозно крикнув ему:
– Ну что ж, коли увезли вы мою курочку, пустим вам взамен петушка!
И пустил. Красного петуха пустил, с большим гребнем и огненными крыльями. Чтобы тот сожрал весь город Лубло. Пусть, если так, будет вместо города повсюду просяное поле... В двух концах, сразу загорелся город Лубло в ту ночь.
Пострадавшие горожане (две улицы дотла сгорели) снова на чем свет ругали городской магистрат. Сенаторы, мол, виноваты: чего было вмешиваться в сверхъестественные дела? Разве можно человека лишать всего на свете? Из загробной могилы его выбросили, теперь и на этом свете решили жилья его лишить. С землей дом его сровняли. А где-то нужно же изгнанной душе обретаться?!
А в самом деле, где сейчас Касперек?
Еще некоторое время видели его бродящим по окрестным селам. Кое-кто опознал его, и слух об этом принесли в Лубло. Только была на Каспереке не обычная его нарядная одежда, не та, в которой его похоронили. Теперь он ходил в черном бархатном доломане, в тупоносых барских сапогах и черной шляпе. Будто королевский чиновник. Но все равно его можно было сразу узнать по осанке, по лицу, по белому скакуну Палко.
Только все реже доводилось что-нибудь о нем услышать. Так еще, краешком уха, да и то какую-нибудь сомнительную байку - раз в несколько недель. И может быть, даже не имеющую ничего общего с Каспереком.
Говорили, будто какой-то барин ездил по Сепешу и всюду объявлял по селам, даже через глашатая под барабан:
– Доводится всем до сведения, что, если у вас имеются фальшивые золотые деньги, можете явиться в сельскую управу и там их вам поменяет на настоящее золото или на серебро человек короля, который не желает, чтобы бедный люд терпел урон.
(- Глупости, - сказали на это лублойцы.
– Это не наш Касперек. У этого другие повадки. Наш Касперек хоть и призрак, но не такой он дурак.)
А «человек короля» действительно ездил по селам и действительно обменивал фальшивые золотые на настоящие. (Видите, значит, добрый человек - наш король, любит свой народ!)
И когда люди приносили к этому «королевскому человеку» фальшивые монеты, он всегда спрашивал:
– Откуда взял? Где нашел?
– На дороге у старого моста, по пути к селу Литманово.
– Очень хорошо, сынок.
«Человек короля» после этого естественно отправлялся в Литманово. Там тоже находились фальшивые золотые, которые честно нашедшие их люди не могли никуда сбыть с рук, и даже чуть в беду с ними не угодили. Среди найденных денег были и такие, которые корова крестьянина Плавика по кличке Яровка подцепила случайно копытом; маленькая Аполка гнала ее домой из стада.
Так и шел по «золотому следу» «человек короля»: ехал от деревни к деревне. Дорогу ему фальшивые золотые указывали. Ехал он, ехал и вдруг очутился перед воротами Бозлачняйского монастыря. Тишина стояла вокруг, только дубы-великаны, качая своими кронами, шептались, шумели о чем-то. А в вышине, на колокольне, печально позванивал колокол, ничего, однако, не рассказывая о том, какие необычайные дела происходили тогда в монастыре. Зато игуменья монастыря, в миру - графиня Ганна Штраден, которая вела подробный дневник, наверное, всю чистую бумагу в монастыре извела, описывая события тех дней. А было все вот как.
Еще чуть свет в ворота постучали молотком, который по тогдашнему обыкновению висел на цепочке у воротной притолоки.
Тяжеловатый на подъем монастырский привратник (семидесятилетний отец Лаурентиус), приоткрыв окошечко в калитке, в образовавшуюся щелку увидел перед собою двух охотников с ружьями за плечами и охотничьими рогами на шее. Одеты они были в куртки с зелеными отворотами, короткие, до колен, толстые штаны с чулками и штирийские зеленые шляпы, украшенные глухариными перьями.
Привратник имел право впускать в обитель посторонних не иначе, как с разрешения настоятельницы. Ему полагалось лишь задать пришельцу через окошечко два вопроса и полученные ответы передать игуменье.
– Кто такие?
– был первый вопрос.
Привратник приложил к окошечку ухо, а пришелец - свои губы.
– Ты что, или не узнаешь?
Лаурентиус покашлял чуток, затем снова подал голос:
– А и впрямь, сдается мне, ровно где-то я уже видел твою физиономию.
– На золотых монетах, - прошептал пришелец.