Призрак вежливых
Шрифт:
Удивление, граничащее с изумлением, вызвал тот факт, что направлен родным Сименсом я изначально был в Эдинбургский университет пособлять осваивать ОЧЕНЬ многомиллионный грант по выращиванию стволовых клеток. А те меня уже Шефилдскому университету перепродали, дабы огромный томограф (наверное, на слона) им соорудил. Но умудрился я не только более чем странное задание заказчиков выполнить, но ещё попутно в гараже у Лизы, сам того не ведая, на коленке пространственно-временной генератор сотворил. Теперь только осознал, что все это получилось благодаря ненавязчивым советам моей Лизы и ею же поставленным чипам, незаметно делающим произведения уникальными и неповторимыми.
Дядю на хуторе застать в живых не успел. После недавних похорон стараниями крохоборов с соседних хозяйств и крыс природных наш фамильный домик обнесли так, что на кухне только лавровый лист с перцем нетронутыми остались. Нашел ещё подвешенные под крышей сушеные грибы да проросшую
Мне же для пропитания достаточно оказалось взять на мушку косулю-рогача, которая под картошечку с грибочками в тушеном виде даже без хлеба пошла отлично. Немалый остаток козлятины, побывав в коптильне, минимум неделю беззаботной жизни гарантировал. Этого срока достало для грамотного освоения как бы мною же созданной машины времени, работавшей на волновых принципах. В некоторых периодах сигнал оказывался максимальным - примерно четыре раза за век. Порой совсем пропадал, и, разумеется, постепенно затухал во времени и пространстве. Так что не то что на динозавров поохотиться не получалось, но даже до Восточной(Крымской) войны аппарат не дотягивал. Жаль. Очень хотелось с красномундирными десантниками из эскадры Непира поквитаться - они у моего предка корову увели. В мертвой зоне оказывалась и Великая Отечественная, так что с мудрым советом в нужный момент Вождю всех народов так же выходил облом. Всплыви я до войны - ехал бы в лучшем случае на длительную экскурсию в Кемеровскую область, а появись после победы - на кой разорённой стране ещё один нахлебник-3,14здобол?
Ближайший ретроспективный волновой апогей выпадал на перестройку, по окраинам переросшую в перестрелку, а в последствие с окраин добравшуюся до Украин. Так что к очередному всенародно избранному и СоросНобелями купленному, спешить с поучениями так же желания не имелось. Но и без этого занятие нашлось - родня ещё была жива.
К ней-то я и нырнул в перестроечный 1988 год. Как же обрадовался мне любимый мой дядюшка, у которого я, будучи школьником, все каникулы пропадал. Правда, ТОТ ещё живой и довольно крепенький Мартин принял меня за моего отца. Сходу заявил, что сбрив бороду, помолодел я лет на 10, и то, что зубы, наконец, красивые вставил - так же молодец. Ошибся он незначительно - биологически на тот момент мне все равно чуть за 60 получалось, а мой бородатый батя на восьмой десяток в ту пору перевалил. Правда, про зубы не стал я уточнять, во что металлокерамика за бугром обошлась. Ну а то, что я не соседа копия всегда было очевидно. Неожиданно появившийся ночью бусик-иномарка весьма родню удивил, ибо подъехал так тихо, что даже пес не проснулся. Но статус мой (а, вернее, папы) в глазах дяди взлетел до небес - никто не ожидал от моего предка проявления коммерческой жилки, а тут такая демонстрация того, что жизнь удалась! Презент же вовсе добил - даже дубовый советский видик стоил как пол машины, а я импортный пожаловал, который на дисках (и этого ретро также коробку). Правда, попросил разрешить товар на чердаке складировать до поры, да ниву на время дать покататься - мерс пока на советских дорогах смотрелся слишком нагло, да и номера были не те.
Вот на этом советском джипе и поехал я на следующее утро в неподалёку расположенную Лиепаю за хлебушком, хотя попутно у меня ещё есть адреса, по которым найду голоса. С первых же школьных каникул на все лето вливался я в компанию детей моряков. С тремя пацанами-мушкетёрами, играя то в индейцев, то в партизан, крепко сдружился. Потом вся троица пошла по стопам отцов, закончив в Ленинграде училище. Побывав на северах и в Тихом, до каплеев дослужив, вернулись все под отчий кров - жильё больше нигде не светило и командование шло навстречу, если офицер соглашался предков уплотнить, впихнув к ним в малогабаритку ещё и жену со спиногрызом.
Разыскав одного и представившись как папа Саши, пригласил я через него всю компанию в кабак для приватной беседы. Ребята знали, что батя друга в своё время тоже погоны потаскал, да и возраст уважить требовалось, к тому же у всех имелся интерес к жизни старого товарища, особенно в это непростое время. Да и предупредил сразу, что раз мне свезло, то и простава поляны моя.
Коммерсы в Союзе начинали с пищёвки, и для проникновения в ресторан, в отличие от совка, кроме денег ничего более не требовалось. Имеющаяся у меня валюта являлась ЛУЧШИМИ деньгами. Старый капитан в доме 18 века впечатлил моряков и интерьером, и кухней. Но особенно ценами, которые им казались запредельно высокими, а мне до смешного низкими, так что удивить широтой размаха компанию
Последнее время семьи моряков питались исключительно жареной салакой. Жалованье военнослужащим выдавать забывали, а выросшие как грибы пункты приема цветмета предлагали бакс за кило меди. Вот и кинулись все дербанить родные кораблики - на чужие ведь не пустят. Октябрину - красу и гордость Балтфлота, ободрали за пару месяцев. Шкурки от любви- резиновая изоляция медных проводов с крейсера валялась не только по всему городу, но и по окружным лесам. А местный комбинат передельной металлургии Сарканайс металлургс отказался брать Октябрьскую Революцию в переплавку, ибо на 10 лет вперед обеспечен оказался сырьем. Пришлось, рискуя жизнями матросов, ржавое корыто в Питер буксировать и там резать. Предложенный мной план был и сложен, и прост одновременно. В другие времена показался бы сумасшедшим, но в перестройку чудеса случались и похлеще. А тут всего-то дооснастить списанную субмарину, выплачивая тыловикам за новые провода тот же бакс, но еще в шкурке, и чуток поплавать на ней, с немцами воюя. Даже молчи-молчи никто уже не боялся, ибо и он провода шкурил. На зло врагам, на радость маме (и жене).
Для приобретения базы я предложил ребятам попробовать бартернуть мой мэрс . Попытка не пытка - все равно на таком красивом мне пока ездить не по чину. А вот для прочего бартера срочно требовалось действительно в бизнес нырять. Красные директора мечтали о персоналках, а Польша была завалена этими произведениями желтой сборки. Хранящуюся на чердаке у дяди партию ноутов пока решил придержать для себя, для оборотки хватало и дипломата с паундовым кэшем.
И ещё в тот же день успел встретиться с тем, за кого себя выдавал - с родным отцом, а за компанию и самим собой, только на четверть века моложе.
Дабы повествование обрело ясность, начать требуется издалека - с жизнеописания отца. Ибо повторная легализация в 20-м веке стала возможной для меня только по его документам и исключительно благодаря огромному с ним внешнему сходству. Родиться ему довелось в голодном 1919-ом, после краткосрочного отпуска с гражданки деда. Образование ограничилось четырьмя классами школы сельской молодежи, а затем начался дармовой труд на колхоз: пошлют то молоко возить, то ветеринару помогать скот кастрировать. Чуть сытнее жизнь пошла, когда удалось уйти с отцом-плотником на стройку Молотовска. Но долго махать топором и тут не вышло - во время добычи значка Ворошиловского стрелка открылся талант. Оказался снайпером-самородком, и забрал его ОСАВИАХИМ к себе инструктором, других учить стрелять. А как война началась - сразу назначили сержантом в формируемый в городе отдельный лыжный батальон.
Есть моменты, которые всякий солдат помнит до смерти: первый бой, первую бомбежку, первого убитого. Так и тут врезался в память их разбитый эшелон под Торжком, суматошная встречная атака в болотистом лесу и первый застреленный немец, к которому удалось подойти и рассмотреть мертвые глаза. Это случилось, когда выходили из окружения. На 36 выживших больше командиров не нашлось, и пришлось сержанту их возглавить, пробивая в снегу тропу. А для борьбы с такими деморализованными группами немцы применяли снайперов-кукушек - для ликвидации командиров. Потеряв лидера, отряд обычно распадался и сдавался в плен. Спас отца от смерти шедший следом неизвестный пожилой солдат, видно раньше заметивший шевеление в еловых лапах. Он не только толкнул единственного командира, но и сам упал на него, получив уготованную не для него пулю. И точный ответный выстрел отец произвел уже под прикрытием мертвеца, спасшего ценой своей жизни, по сути, весь отряд. Когда вышли к своим, то дали отцу кубари. Через год, в 42-м, на Волховском получилось вернуть долг жизни, успев накрыть собой зеленного летёху, только прибывшего после училища, и схлопотать предназначенный тому осколок. Выжить, правда, удалось, но годным после плохого ранения признали только к нестроевой, так что пришлось осваивать интендантскую службу. Фронтовые продсклады немцы старались разбомбить даже сильнее, чем маршевые колонны. Но более страшным врагом являлся бес, нашептывающий дурное в ухо и сидящий у каждого на левом плече. Ибо в те поры ведомство Берии расстреливало даже за ящик пропавшей тушенки, и правильно делало. А раз позорной смерти избежал - значит чист. После войны сразу же женился на молоденькой курляндской хуторянке, у родителя которой на постой встал. Вскоре перевели старлея в Ригу, где очень кстати брат тестя проживал, вот у него-то и прописались. Это позволило дяде Мартину избегнуть иного подселения в его немаленькую квартиру почти в центре. Но уже в 47-м отправили отца в Кронштадт на краткосрочные офицерские курсы повышения квалификации. Так для мамы началась кочевая жизнь по съемным квартирам и общагам. Попутно явившейся прекрасной школой всего многообразия великого и могучего, съезжала она со съемной комнатушки с огромным багажом питерского диалекта даже без намёка на пресловутый прибалтийский акцент.