Призрак
Шрифт:
Мне не составило труда найти могилу. Я вспомнил, что Рут говорила о похоронах на Ститхэмском кладбище. Землекоп, услышав фамилию покойного, указал мне путь к участку. Я проходил мимо каменных ангелов с крыльями стервятников и мимо покрытых мхом херувимов, украшенных завитками лишайников. Мой взгляд скользил по викторианским саркофагам размером с садовые беседки и распятиям, увитым мраморными розами. Но вклад Макэры в некрополис оказался убогим и простым. Никаких цветастых девизов для нашего Майка. Никаких «Не думай, что борьба велась зря» или «Жизнь удалась: ты показал себя верным слугой и хорошим товарищем». Обычная
То было майское утро, дремотное от цветочной пыльцы и бензиновых паров. На расстоянии за небольшой оградой транспортный поток катился по Гэратт-Лайн к центральному Лондону. Я присел на корточки и провел ладонями по покрытой росой траве. Как я уже говорил, меня нельзя было назвать суеверным человеком, но в тот миг через мое тело пронеслась волна облегчения, будто некий круг замкнулся, и поставленная задача оказалась выполненной. Я чувствовал, что Макэра ждал меня. Он хотел, чтобы я пришел сюда.
Внезапно мой взгляд остановился на небольшом букете высохших цветов, наполовину скрытом выросшей травой. К нему крепилась открытка, подписанная элегантным почерком. Несмотря на нескончаемые лондонские дожди, размытый текст еще читался:
«В память о друге и верном коллеге.
Покойся с миром, милый Майк. Амелия».
Вернувшись домой, я позвонил ей на мобильный телефон. Она ничуть не удивилась, услышав мой голос.
— Привет, — ответила Амелия. — А я сегодня вспоминала о вас.
— По какой причине?
— Читаю вашу книгу… книгу Адама.
— И как?
— Она хороша. Нет, действительно! Мемуары не просто удались — они великолепны! Книга как будто возвращает его назад. Но, мне кажется, один момент был пропущен.
— Какой момент?
— Неважно. Хотя при встрече могу рассказать. Надеюсь, нам удастся поболтать сегодня вечером на презентации.
— Какой еще презентации?
Она засмеялась.
— На вашей, идиот. На званом ужине в честь книги. Только не говорите, что вас не пригласили.
Я давно уже ни с кем не разговаривал. Мне потребовалась пара секунд, чтобы придумать ответ.
— Не знаю. Может быть, и пригласили. Честно говоря, я некоторое время не проверял свою почту.
— Рут должна была вас пригласить.
— Не обольщайтесь. Авторы неважно себя чувствуют, когда их «призраки» появляются на презентациях и начинают поедать канапе.
— Но ведь автора там не будет, не так ли? — пошутила она.
Амелия постаралась сохранить веселый тон, однако я заметил, как она напряглась, едва сдерживая слезы.
— Все равно приходите. Даже если вас не пригласили, вы будете моим сопровождающим. У меня в приглашении указано: «Миссис Амелия Блай плюс одна персона».
Перспектива вернуться в общество заставило мое сердце учащенно забиться.
— Но разве вам не хочется взять с собой кого-нибудь другого? Допустим, мужа?
— Его? Боюсь, ничего не получится. Недавно я поняла, насколько скучно ему было оставаться моей «плюс одной персоной».
— Мне жаль это слышать.
— Ах, милый лжец, — сказала она. — Я встречу вас в семь часов в конце Даунинг-стрит. Презентация будет проходить напротив — сразу через Уайтхолл. Я буду ждать вас только пять минут, поэтому, если захотите прийти, не опаздывайте.
Закончив
Эта книга не существовала бы без мудрых советов и дружеской поддержки покойного Майкла Макэры, который помогал мне при ее составлении от самой первой страницы до последней. Спасибо тебе, Майк, за все.
Моя фамилия не упоминалась. К большому раздражению Рика, я не вставил себя в хвалебный список. Мне не хотелось объяснять ему свои мотивы, но я думал, что так будет безопаснее. Отсутствие упоминаний об Эммете и моя анонимность, как я надеялся, могли послужить сообщением неким могущественным людям, что со мной не будет никаких проблем.
После обеда я погрузился в ванну и около часа размышлял на тему, идти мне на презентацию или не идти. Как обычно, мое окончательное решение откладывалось на самую последнюю минуту. Я убеждал себя в том, что мне пока не обязательно принимать его. Эта мантра повторялась, пока я сбривал бороду; пока я надевал приличный черный костюм и белую рубашку; пока я шагал по улице и ловил такси и даже пока я стоял на углу Даунинг-стрит за пять минут до намеченного срока. Еще не поздно вернуться, успокаивал меня внутренний голос. Через широкий нарядный бульвар Уайтхолла я видел, как к Банкетному дворцу подъезжали машины и такси. Судя по всему, там и должна была проходить презентация. В сиянии вечернего солнца сверкали вспышки фотоаппаратов, но они казались лишь бледным напоминанием о днях прежней славы Адама Лэнга.
Озираясь по сторонам, я продолжал высматривать Амелию. Мой взгляд скользил по конным часовым на улице Хорс-Гардс, по тротуару около министерства иностранных дел, по площади рядом с викторианским домом сумасшедших, который назывался Вестминстерским замком. Знак на противоположной стороне улицы у входа на Даунинг-стрит указывал на военный музей. Это здание всегда ассоциировалось у меня с портретом Черчилля, с его неизменной сигарой и победным жестом из двух поднятых пальцев. А бульвар Уайтхолл напоминал мне о документальном фильме про бомбардировки Лондона. Я видел его в детстве, и там показывали эту улицу: мешки с песком, белые бумажные полоски, наклеенные на оконные стекла, лучи прожекторов, слепо шарящие в темноте, гул бомбардировщиков, взрывы фугасных снарядов и зарево от пожаров в Ист-Энде. Тридцать тысяч погибших только в одной столице. Вот это, как сказал бы мой отец, и была настоящая война — в отличие от нынешней капели из тревог, суеты и глупости. Однако Черчилль пешком добрался в парламент через парк Св. Джеймса, поднимая шляпу в ответ на приветствия прохожих. И за ним в десяти шагах шел лишь один детектив из полицейского управления.