Призраки Бреслау
Шрифт:
– Не хочется никуда идти. – Эрика потянулась после недолгого сна, прыгнула к Эберхарду, обняла, тонкими пальцами погладила по широкой, мускулистой, крепкой шее… – Я буду вкушать удовольствия здесь…
– Принести сюда? – Мок не сдержался, поцеловал девушку, провел рукой по голой спине и ягодицам. – Что принести? Угря? Камбалу? Может, лосося?
– Не ходи никуда. – Эрика касалась своими губами его губ. – Я хочу угря. Твоего собственного.
Она крепко прижалась к Эберхарду и поцеловала в ухо.
– Боюсь, – шепнул Мок в маленькую мягкую раковинку, затерявшуюся среди рыжих волос, – у меня не получится… Мне уже не двадцать лет…
– Перестань болтать, – строго сказала она, – все будет хорошо…
Она оказалась права. Все было хорошо.
Рюгенвалъдермюнде, вторник, 9 сентября 1919 года, два часа дня
Держась за руки, они вышли из гостиницы при «Лечебных ваннах Фридрихсбад». У подъезда грузного здания стояли два извозчика и огромный двухэтажный омнибус, который – как гласила металлическая табличка – курсировал между Мюнде и Рюгенвальде. [57] Чуть подальше топталась группа учеников начальной школы. Полный лысый учитель, обмахиваясь шляпой, неторопливо рассказывал своим подопечным, что во время наполеоновских войн тут изволил принимать ванны сам герцог Гогенцоллерн.
57
Ныне Дарлово, Польша.
На скамейке в одиночестве сидела красивая девушка и курила. Для Мока с его стажем работы в комиссии нравов ее профессия не составила тайны.
Они миновали несколько домов на Георг-Бютнерштрассе и остановились перед заведением мороженщика. Эрика как ребенок набросилась на холодные малиновые шарики, уложенные пирамидкой. При одном только взгляде на нее у Мока заныли зубы.
Скрежет шлагбаума возвестил о сведении моста. За мостом была Скагерракштрассе, они пошли по левой стороне улицы. В первом доме на углу Мок зашел в лавочку и спросил у хозяина, господина Роберта Пастевского – это имя значилось над входом, – дюжину сигарет «Рейхшадлер» для себя и столько же английских «Голд-Флейк» для Эрики.
Ветер с моря смягчал жар горячего сентябрьского солнца, трепал волосы Эрики, насквозь продувал узкую улочку.
– Я голодна, – жалобно произнесла Эрика и выразительно глянула на Мока.
– Ну вот, – растерялся Мок, – придется возвращаться в гостиницу…
– Я говорю сейчас не в переносном смысле, я на самом деле хочу есть.
– Давай попробуем настоящего копченого угря, – сказал Мок. – Но сначала я куплю тебе булочку. Идем…
В пекарне, пахнущей горячим хлебом, два моряка, облокотившись на украшенный накрахмаленными салфетками прилавок, разговаривали о чем-то с толстым пекарем, да так быстро, что Мок почти не понимал их померанского диалекта. Только видно было: никакие они не покупатели. А вот на настоящего клиента пекарь не обращал ни малейшего внимания. Эберхард даже слегка встревожился, сам не зная почему. «Наверное, потому, что это матросы, – подумал он, – хотя их двое, а не четверо».
– Чего изволите? – спросил наконец пекарь с сильным померанским акцентом.
– Две берлинские булочки, пожалуйста. С чем они?
– С шиповником.
– Отлично. Две штуки.
Пекарь взял деньги, протянул Моку пакетик с булочками и продолжил разговор с моряками.
– Слушай-ка, Зах, – выходя из лавки, услышал Мок, – что это еще за тип?
Звякнул колокольчик под бревенчатым потолком. Эрика, с несколько усталым выражением лица, носком туфельки чертила какие-то фигуры на песке, обильно покрывавшем кочковатый тротуар. Мок протянул ей пакет и нечаянно стер ботинком часть загадочного рисунка.
– Noli turbare cirkolos meos. [58] – Эрика замахнулась, словно собираясь влепить пощечину, но только погладила Мока по гладко выбритой щеке.
И тут Мок понял, что вызывает в нем гнев.
«Ну и дела, – размышлял он, вышагивая рядом с Эрикой. – Надо бы спросить ее, откуда она знает эту сентенцию, училась ли она в гимназии? Впрочем, это выражение известно любому дураку и вовсе не показывает такую уж образованность или начитанность. "Я – гетера", – отвечает она на вопрос о роде занятий, понимает, что значит "в переносном смысле", цитирует Цицерона. Кто же она, эта девка, эта маленькая хитрющая потаскушка? Может, она ждет, что я стану расспрашивать ее о прошлом, родителях, братьях и сестрах, может, она хочет, чтобы ее пожалели и приласкали? Она устраивает мне испытание – ненавязчиво и мягко. Сперва ластится как мартовская кошка, а потом выдает фразы на латыни… Как они только сохранились в ее начисто опустошенной распутством голове? "Я предавалась разврату" – это ее слова. Как та калека – сразу с тремя?»
58
Не прикасайся к моим кругам (лат.).С этими словами Архимед, погруженный в размышления над своими чертежами, обратился к одному из римских воинов, ворвавшихся в захваченные ими Сиракузы.
Они шли молча. Эрика с аппетитом поедала вторую булочку. Проходя мимо большого дома в форме куба, на огромных зеленых дверях которого виднелась надпись «Общество помощи потерпевшим кораблекрушение», Эрика смяла пустой пакет и небрежным движением выбросила.
– А как насчет общества помощи потерпевшим жизненное крушение? Есть такое?
«Пройдоха девка. Ей надо, чтобы я пожалел ее, увидел в ней маленькую девочку, прячущую личико в шерсти собаки-боксера».
Мок остановился перед коптильней и произнес слова, о которых впоследствии долго жалел.
– Послушай меня, Эрика. – Тон у Мока был сдержанный, но слова вылетали как бы сами по себе. – Только не воображай себя шлюхой с золотым сердцем. Их не бывает. Ты просто потаскушка. И не более того. Не надо признаний, рассказов о своем потерянном детстве, об отце-садисте и матери, которую он насиловал. Не надо побасенок про пятнадцатилетнюю сестру, сделавшую аборт. Не пытайся меня разжалобить, выжать из меня слезу. Делай свою работу и помалкивай.
– Я постараюсь, – ответила она, в глазах ни слезинки. – Так мы идем в коптильню или нет?
И, опережая Мока, Эрика направилась к импровизированному прилавку, на котором продавец в резиновом фартуке и матросской фуражке раскладывал пахнущих дымком угрей. Ее детские плечи мелко задрожали. Эберхард бросился за ней, повернул к себе и кинулся целовать, осушая слезы… Напрасный труд. Эрика и не думала плакать, она покатывалась со смеху.
– У меня было нормальное детство, меня никто не насиловал, – давилась она хохотом. – Говоря о жизненных крушениях, я имела в виду не себя, а одного мужчину…
– Не иначе как мужчину по имени Курт? Да? Скажи «да»! – кричал Мок, не обращая внимания на снисходительный взгляд моряка, говоривший: «Вот так оно и бывает с молодыми женами». – Потому-то тебе так нравится имя Курт, а? Позавчера это имя было у тебя на языке! Курт миленький, да?! Кто такой этот Курт?! Говори, черт тебя побери!
– Нет. – Эрика оборвала смех. – Этого мужчину зовут Эберхард.
Странной получилась эта конференция оккультистов, организованная профессором Шмикалем, представителем ордена Туле [59] в Бреслау. Кого только на нее не пригласили! Людвига Клагеса собственной персоной, Ланца фон Либенфельса [60] и, наконец, Вальтера Фридриха Отто! Только знаменитости не очень-то рвались в глухую силезскую провинцию. Первый прислал своего ассистента, шепелявого мужлана, прочитавшего совершенно невразумительный доклад о культе Великой Богини – Матери у пеласгов. [61] К тому же он постоянно упирал на то, что мастер Клагеса, Фридрих
От ордена новых тамплиеров вместо фон Либенфельса выступил некий доктор Фриц-Йорг Нейман, предсказывавший новое явление Вотана. Его речь удостоилась аплодисментов не по причине яростных антисемитских и антихристианских нападок, а за постоянное упоминание докладчиком о поддержке концепции нового явления Вотана обер-квартирмейстером императорской армии Эрихом фон Людендорфом. [64]
Неудивительно, что после напыщенного Неймана очередная докладчица, молодая блистательная еврейка Дора Лоркин, была встречена холодно и чуть ли не с презрением. О профаны! О дураки с фамилиями, начинающимися с «фон»! О перессорившиеся кацики, не видящие дальше своего жалкого племени! Вы не в состоянии оценить подлинную мудрость! Устами этой молодой женщины с вами говорила Афина! Дора Лоркин – сторонница политеистического спиритуализма В. Ф. Отто – представила прозорливые теории своего учителя, доказывающие, что душа человеческая есть поле, на котором неустанно трудятся олимпийские боги, заключающие в себе подлинное бытие. Все прочие боги – лишь мифы. Я не привожу ее онтологических доказательств, не в них суть. Больше всего меня поразила не новая – в чем ее после доклада обвиняли, – но абсолютно адекватная концепция эриний [65] как угрызений совести.
Некоторые высказывания Лоркин по этому вопросу заставили меня глубоко задуматься и внести правку в произведение, над которым я тружусь в настоящее время. До сих пор наш заклятый враг не признал свою вину, не осознал свою ошибку. Изначально я высвободил духовную энергию четырех мужчин. Энергия эта должна была направить его мысли на правильный путь, ведь он наверняка понял, что значат выколотые глаза и цитата из Библии. Враг наш в упрямстве своем ни в чем не признался. Я заставил отрицательную духовную энергию старого распутника вернуться в тот дом, в старую паршивую мясную лавку, дабы истязать жильцов. Но он продолжал упорствовать, не признавая за собой вины. Я был вынужден принести в жертву нашему делу покрытую лишаем блудницу. Виноват, я не вырвал у нее глаза. Он и так должен был понимать, что нам от него надо! Гноящиеся глаза прелюбодейки ничего бы не добавили к уже достигнутому! Но он продолжает молчать.
Только теперь, после доклада Доры Лоркин, я осознал, что необходимо направить на него настоящее зло – эриний. Тогда мучения его станут невыносимы и он признается во всем.
Дома я снял с полки с произведениями античных авторов трагедии Эсхила. Несколько часов чтения – и я все понял. Я обращу эриний на нашего врага, принеся в жертву его собственного отца. Эринии преследовали Ореста за то, что он убил свою мать. Эсхил недвусмысленно утверждает, что они не желали слушать объяснений Ореста и его просьб о пощаде. Одно только было важно для них: покарать и отомстить за пролитую родительскую кровь. Здесь у меня появились кое-какие сомнения. Ведь наш заклятый враг не станет отцеубийцей, это я принесу его отца в жертву. Настигнут ли его в этом случае эринии? Однако он же сам de factoприговорил своего отца к смерти, уехав вместе с потаскухой. Он бросил отца на произвол судьбы. Это отцу пришлось сражаться с демонами, которых я освободил в их доме. Когда старик, оставшийся совсем один, узнает от меня, что его сын куда-то уехал вместе с куртизанкой, он почувствует ревность. Ревность к девке, находящейся в самом низу буржуазной иерархии.
Размышляя об этом, я вспомнил некогда прочитанное: одна из эриний, то ли Мегера, то ли Тизифона, является персонификацией бешеной ревности. И я понял, что надо делать. Не получится, беда невелика. Сокровенное знание – это не косноязычные потуги, претендующие на глубину анализа, барочных мистиков! Сокровенное знание не в произведениях Даниэля фон Чепко [66] и Ангела Силезия! [67] Только опыт дает подлинное знание. Мой следующий эксперимент покажет, прав ли был Аристотель, когда заявлял, что «душа в определенном смысле является всем сущим». Мы увидим, существуют ли эринии, и тем подвергнем проверке слова Отто.
59
Созданный в Мюнхене после Первой мировой войны по образцу масонских лож орден, проповедовавший крайний национализм, расовый мистицизм и антисемитизм. Легендарная земля Туле считалась прародительницей древней германской расы. В списке членов общества были соратники Гитлера, в частности Рудольф Гесс и Альфред Розенберг.
60
Людвиг Клагес (1870–1956) – немецкий психолог и философ-иррационалист. Ланц фон Йорг Либенфельс (1874–1954) – духовный отец национал-социализма, один из создателей расовой теории.
61
Пеласги, согласно античным преданиям, догреческое население Древней Греции, обитавшее на юге Балканского полуострова, островах Эгейского моря, в Эпире, Фессалии, на западном побережье Малой Азии.
62
Мать, Великая Мать, Мать-Богиня – Природа, всеобщая Мать, повелительница всех элементов, изначальное дитя времени, царица всех духовных вещей, смерти и бессмертия, прародительница всех существующих богов и богинь.
63
Роберт Грейвс (1895–1985) – английский поэт и романист, автор «Мифов Древней Греции».
64
Эрих фон Людендорф (1865–1937) – генерал пехоты, германский политический и военный деятель. С августа 1916 г. руководил действиями всех вооруженных сил Германии. В ноябре 1923 г. возглавил знаменитый «Пивной путч».
65
Они же эвмениды и фурии, богини мщения у древних греков, три сестры – Тизифона, Мегера, Алекто, изображавшиеся со змеями на голове, с бичом в одной руке и светильником в другой.
66
Даниэль Чепко (1605–1660) – немецкий поэт-мистик, автор книги стихотворных афористических изречений (так называемого гнома) «Шестьсот двустиший мудрости».
67
Иоганн Шефлер, носивший имя Ангела Силезского (1624–1677), – немецкий поэт-мистик, автор «Херувимского странника» (1657) – книги глубокомысленных поэтических афоризмов, суммирующих идеи немецкой мистики от Экхарта до Беме.