Призраки отеля «Голливуд»; Гамбургский оракул
Шрифт:
— А в другой гостинице? — спросил Мун. Он не очень доверял этим пансионам с пышными испанскими названиями. Гостиница гарантировала хотя бы отсутствие насекомых и наличие душа.
— У нас только одна-единственная гостиница, — падре Антонио улыбнулся. — Может быть, вы пока остановитесь у меня?
— Можете занять мой номер! — Рядом с Муном стоял плотный человек с саквояжем из свиной кожи. — То есть если вы не суеверны. Тринадцатая комната, прекрасный вид на море. Чтоб его черт побрал! Только сомневаюсь, захочется ли вам остаться. Вас, конечно, интересует, в чем дело? Ну нет, я не такой простак, чтобы сказать вам. А то меня, чего доброго, еще не выпустят
— Это слова Шекспира, — с улыбкой поправил падре Антонио.
— Разве? Спасибо за уточнение. Хотя это не меняет сути. Важно, что пахнет гнилью, а кто сказал, Гёте или Шекспир… — Человек выразительно пожал плечами и, разразившись изысканным немецким ругательством, прыгнул в автобус.
Похожий на цыгана мальчуган с радостным воплем выхватил у Муна чемодан и помчался через площадь. Мун повернулся, чтобы побежать за ним, но улыбка священника остановила его.
— Ваш чемодан никуда не денется. Я уже сказал — и у нас и у вас имеются грабители, зато у вас нет поговорки «горд и честен, как нищий». Заходите, всегда буду вам рад. Адрес спросите у первого встречного, тут меня все знают.
Минуту Мун постоял под тентом, натянутым у входа в гостиницу. Священник удалялся упругим, энергичным шагом, никак не вязавшимся с длиннополой сутаной, опоясанной шнуром, на котором висел портфель. Откуда-то черной тенью вынырнул одетый в красные плавки африканец с бусами на шее и браслетами на руках и ногах. Падре Антонио отдал ему портфель. Потом они исчезли из виду.
Мун толкнул дверь. С зеркальных стен на него надвинулись полуобнаженные женские тела. Холл выглядел как старинный мавританский дворец, купленный вместе со всем калифским гаремом и приспособленный под современный бар. Мраморный пол, пальмы, внушительные колонны, покрытые резьбой по кости, представляли мавританский стиль; зеркала, широкие кресла и дюралюминиевые плевательницы — современный западный.
— Прошу вас, сеньор! — Муна с низким поклоном приветствовал портье. — Меня зовут дон Бенитес. Всегда к вашим услугам.
— Где мой чемодан? — Мун оглянулся.
— Я сижу на нем. — Из-за спины портье выглянула вихрастая голова. — А зовут меня Педро! «Дон» необязательно.
— Педро говорит глупости, — с чувством достоинства одернул его портье. Изъяснялся он на ломаном английском языке с забавным кастильским акцентом. — Пожалуйста, ваш ключ, сеньор! Тринадцатая комната.
— С прекрасным видом на море! — усмехнулся Мун, вспомнив слова кёльнского коммерсанта.
— У нас все лучшие номера выходят на море. А закаты какие! Зато и цены вдвое больше, — добавил портье уже другим тоном. — Хозяин гостиницы сеньор Девилье правильно рассчитал: разве захочет состоятельный человек иметь перед глазами площадь, где вечно толкутся люди?
— Ладно, ладно, — оборвал его Мун. — Какие комнаты занимали Шриверы?
— Сеньорита Гвендолин Шривер живет в четырнадцатой, — начал портье, но Педро не дал ему закончить:
— А в тринадцатой жил Рол Шривер с матерью!
— В моей комнате? Разве ее не опечатали? — удивился Мун.
— Зачем? Обычный несчастный случай. — Портье пожал плечами. — Они отравились консервами.
— Американской колбасой. На этикетке такие аппетитные ломтики. — Педро облизнулся. — Рол часто меня угощал… Он учил меня английскому, я его — испанскому…
— Андалузскому
— Почему немца хотели поселить в тринадцатой? Разве не было других свободных номеров? — спросил Мун.
— Ваш номер один из лучших. Рядом живет знаменитая Эвелин Роджерс. — Портье согнулся в полупоклоне. — С тех пор как она приехала, мест для туристов не хватает, многие сдали свои дома иностранцам, а сами переселились в пещеры.
— Я тоже живу в пещере, даже родился в ней, — с гордостью объявил Педро.
— В наших краях их много, — подтвердил портье. — С незапамятных времен. Бедняки даже специально переселяются сюда из-за пещер. Дешевле, чем возводить лачуги из всякой дряни, по-нашему они называются «чаболас». Моя дочка тоже живет в такой фанерной трущобе. В Мадриде их полным-полно. — Сообразив, что тема не очень подходит для беседы с иностранцем, портье перешел на другую: — Вы, должно быть, видели по дороге замок? Вот-вот, родовой дом маркиза Кастельмаре. Сеньор Шмидт собирался перестроить его в шикарный отель.
— И подвести фуникулер прямо к пляжу, — подхватил Педро. — Эх, так и не удастся покататься!
— Они уже почти договорились с маркизом. А сегодня сеньор Шмидт вдруг уехал! — Портье озадаченно посмотрел на гостя.
— Вы не знаете почему?
— Разве нам кто-нибудь что-то говорит? — пожал тот плечами. — Мы всё узнаем только под занавес.
— Может быть, на него так подействовала эта трагедия?
— Какая трагедия?
— Ну, воздушная катастрофа.
— Трагедий кругом сколько влезет. Даже перестаешь замечать. Не будь Шриверы богатыми людьми, а погибшие летчики американцами, никто бы и в ус не дул. На днях у нас теми же колбасными консервами отравились двое местных, дон Матосиньос и донья Матосиньос, так о них давно уже никто больше не говорит. — Портье вздохнул, потом, вспомнив про свои обязанности, оживился: — Так что останетесь довольны… Разрешите, я провожу вас!
Портье намеревался взять чемодан, но мальчуган выхватил его и помчался по лестнице. Очевидно, надеялся на добавочные чаевые.
— Да, совсем забыл, заполните, пожалуйста, графы в гостевой книге!
Мун перелистал объемистый том… Шмидт, предприниматель, приехал пятнадцатого марта, выбыл двадцать первого. Его поспешный отъезд очень заинтересовал Муна.
— Может быть, его переговоры с маркизом зашли в тупик? — задумчиво спросил Мун.
— Да нет, маркиз в таком положении, что не отказался бы даже от… — Портье осекся и внимательно посмотрел на гостя. — Простите, сеньор, вы не сеньор Мун?
— Я! А откуда вам вообще известно, что я должен был приехать?
— О, Панотарос — маленькое местечко! Как только начальник полиции получил телеграмму от сеньора Шривера, так все уже знали о вашем приезде.
— Чувствую себя польщенным. А как вы узнали меня?
— По вопросам! — Портье улыбнулся. — Для обычного человека вы задаете слишком много вопросов.
Мун не стал подниматься в свой номер. Не вспомнив про Педро, который дожидался наверху чаевых, он вышел на площадь. Солнце слепило глаза. Между домами сверкало море. К Муну подошла красивая жгучая брюнетка с ярко-синими веками и потускневшими глазами. Одета она была в вызывающе пунцовое платье с длинными разрезами по бокам. Волосы украшал прикрепленный черепаховым гребнем ярко-красный цветок. Так она пыталась создать национальный колорит, соответствующий спросу ее американских клиентов.