Призраки прошлого
Шрифт:
Я огляделся по сторонам, около пляжа находилось несколько больших трейлеров, особенно выделялся один - самый большой, роскошный, похожий на коттедж на колёсах. Я надеялся, что из него выйдет Милана. Но она подошла с другой стороны, одетая в короткие шортики и блузку, завязанную узлом на животике, что делало её очаровательной.
– Привет!
– она взяла меня за руки, показав в мягкой улыбке прелестные ямочки на щёчках.
Захотелось тут же обнять её, но я подумал, что вскоре мне представится великолепная возможность для этого. Официальная.
– Так, давайте репетировать, - скомандовал Лифшиц.
– Сразу на камеру будем. Вот здесь, - указал он на пятачок, вокруг которого был выложен круг из рельсов с тележкой и камерой.
– Ляжете рядом друг с другом, и будет о чем-нибудь беседовать. Неважно о чем. Это будет идти с музыкальным фоном. Понятна задача?
Я кивнул, подумав с досадой, что эротические сцены с Миланой представлял себе несколько иначе. Когда мы устроились рядом, я сказал:
– Милана, у меня есть для тебя маленький сувенир.
Улыбнувшись, она лукаво спросила:
– Это в честь чего?
– Просто так. Решил подарить.
– Правда? А я думала, ты помнишь, какой сегодня день. А ты забыл, негодник, - щёлкнув меня по носу, с наигранной обидой проговорила она.
– А какой день?
– не понял я.
Она упала на спину и засмеялась.
– Мой день рожденья!
– звонко крикнула она.
– Я не понял, это по правде, или по фильму?
Она положила мне руки на плечи и, взглянув пристально в глаза, прошептала:
– Взаправду. Вечером будет торжество. Для своих. Но я тебе приглашаю, раз ты уже подарок купил.
– Здорово!
– Олег, ну что ты как тухлая рыба, - мрачно пробурчал Лифшиц, сидевший рядом на корточках.
– Никакой жизни, ты же не зомби изображаешь. Больше чувств, страсти в глазах! Никогда баб не любил? Ведёшь себя, как пидор.
Нахлынула обида и страстное желание вмазать по физиономии зарвавшегося Эйзенштейна, но Милана сжала мне руку, и запал мгновенно исчез. Мы начали репетировать. Пригревало солнце, миллионами алмазов сверкали волны залива, и глаза Миланы призывно мерцали, заставляя голову кружиться от счастья.
– Ладно, - холодно сказал Лифшиц.
– Ещё репетиция и будет снимать.
Меня разморило. Было так хорошо рядом с Миланой, что я уже не злился на второго режиссёра. Стало жаль Лифшица, который бесновался, ощущая себя лишним на нашем празднике жизни.
– Так, хватит. Идите переодеваться и гримироваться, - деловито проронил Лифшиц, когда мы всласть наговорились с Миланой.
– Боря, сейчас будем снимать.
Когда мы вернулись с Миланой, я увидел, что около камеры на тележке сидит увалень в мешковатых джинсах и взмокшей от пота неопределённого цвета футболке с коротким рукавом. Кирилл Невельский, главный оператор-постановщик, видимо, был с Верхоланцевым и Мельгуновым, а здесь орудовал второй оператор Боря.
Рядом с тележкой сидело на корточках двое техников, держали белые отражатели. Солнце уже начало сильно припекать. Лифшиц сделал знак стоящему рядом помощнику с мегафоном, тот проорал:
– Тишина на площадке!
– Фонограмма пошла! Мотор! Плейбэк. Начали!
– с удовольствием скомандовал Лифшиц.
Я ощутил, как крутятся лопасти ветродуя - стационарного вентилятора, установленного на тележку, чтобы у нас красиво развевались волосы. Мы вновь начали мило беседовать с Миланой о пустяках, нас приятно обдувало ветерком. Я мог целовать её, прижимать к себе, как мне хотелось. Восхитительная работа.
– Так, перерыв. Потом в воде будем снимать, - бросил Лифшиц.
– Верстовский, тебе раздеваться придётся. Не испугаешься?
– Уже сейчас дрожу.
Лифшиц молча пошёл по пляжу, раздавая указания, хотя и без него все крутилось и вертелось. Он играл роль пятого колеса в телеге - не мешал, но толку никакого. Техники стали разбирать камеру, установленную на тележку. Милана устроилась на раскладном стульчике, подставив лицо солнечным лучам. Я улёгся у её ног, как паж у трона королевы. Бросив лукавый взгляд, она спросила:
– Ты действительно мне что-то купил?
– Да. Сейчас принесу!
– Подожди. Вечером подаришь, - остановила она меня, закрываясь рукой от солнца.
– Олег, только я тебя прошу. На вечеринке никаких снимков. И обо всём, что увидишь - никому. Молчок. А увидишь, ты там всякое. И, скорее всего, тебе это не понравится.
Я присел рядом.
– Милана, я же говорил, мне эти гламурные похождения до фонаря. Я даже жёлтую прессу не читаю. И ящик не смотрю.
– А чем же ты занимаешься вечерами?
– поинтересовалась Милана игриво.
Я усмехнулся и промолчал. Лёг на спину, прикрыл глаза, сквозь щёлочки рассматривая стройные загорелые ноги Миланы, пытаясь разглядеть лучше то место, где они сходились. Но уколы совести не отпускали - развлекаюсь, но совершенно не продвинулся в своих исследованиях. У меня только догадки, а на них далеко не уедешь. Я передёрнулся, вспомнив, как Михаил Иванович в последний раз недовольно орал в трубку. Я не смог сделать ни фотографий, ни внятной статьи.
– Верстовский, ты заснул?
– услышал я окрик Лифшица, открыл глаза, и чуть не расхохотался.
Прямо надо мной склонился измочаленный второй режиссёр: потную, багровую физиономию, искажённую злобной гримасой, обрамляли всколоченные кустики волос, что делало его похожим на гоблина.
– Грим поправь! Быстро! Сейчас в море снимать будем! Балбес!
Я поплёлся в трейлер к маме Гале. Какой смысл наносить грим, если всё смоет вода? Но гримёр долго колдовала надо мной, что-то поправляла, причёску, глаза. Я вышел из трейлера и залюбовался обнажённой наядой, которая сидела на краю деревянной платформы и болтала ножками. Увидев меня, она соскользнула в воду, отплыла подальше и остановилась, покачиваясь в волнах. Я сбросил джинсы, запутавшись в штанине, сорвал рубашку и бросился в воду.