Призраки Северной столицы. Легенды и мифы питерского Зазеркалья
Шрифт:
Цитата из Гоголя нам особенно важна. Из воспоминаний одного из двойников Наполеона, некоего Рабо, стало известно, что у французского императора имелось четыре двойника, он лично выбирал их из восьми кандидатур. Эти люди, как утверждает Рабо, «исправно оказывали суверену услуги экстренных подмен». Однако после падения императора судьба почти всех «дублеров» сложилась трагически. Один, принятый в 1815 году за императора, получил «коварный удар в спину», другого взорвали вместе с каретой подложенной в нее адской смесью.
Сам Рабо умер в Париже уже после кончины Наполеона будто бы своей смертью. И лишь одному из всех четверых удалось спастись, незаметно исчезнув из Франции. Сохранилась легенда, будто этого четвертого. «видели в Петербурге при российском
Но этот маловероятный факт если и мог иметь место на самом деле, то несколько позже по времени. А сразу после войны, если верить фольклору, в Петербурге в моду вошли ночные горшки, или, как тогда выражались, ночные вазы, внутреннее дно которых украшали портреты французского императора с надписью: «Наполеон, император французов». Свидетельств о том, какие чувства испытывали петербуржцы, пользуясь ночными вазами, нет. Но об этом легко догадаться.
Не вызывает никакого сомнения тот факт, что события 1812–1814 годов еще более сплотили лицеистов. Кроме микротопонима «Лицейское подворье» и названия «Скотобратцы», среди петербургских интеллигентов формируются такие емкие понятия, как «Лицейская республика» (в узком смысле — лицейское товарищество первого выпуска, чаще всего выражение трактуют гораздо шире) и «Лицейский дух» (метафора, вобравшая в себя все сложившиеся к тому времени представления о свободомыслии и независимости).
Отсюда было недалеко до крылатого выражения «Сады Лицея». Имелась в виду совокупность всех садов и парков Царского Села — Екатерининского и Александровского, Лицейского садика, Старого или Голландского сада, которые уже тогда в петербургском обществе отождествлялись с миром свободы и вольности, мужской дружбы, мимолетных влюбленностей и, как заметил Д. С. Лихачев, «уединенного чтения и уединенных размышлений». И все это исключительно благодаря лицею и лицеистам первого, пушкинского, выпуска.
Что к этому можно добавить? В 1912 году в журнале «Сатирикон» появился анекдот, весьма характерный как для XIX, так и для всего XX столетия. «Да, Пушкин был великий поэт». — «Более того, он был лицеистом».
Лицейский фольклор
Из фольклора, связанного с лицейскими годами Пушкина, особенно характерны для понимания мировоззрения будущего поэта легенды о взаимоотношениях лицеиста с монаршими особами. Задиристое, а порой и просто дерзкое поведение Пушкина импонировало фольклору. Согласно одной из легенд, однажды Лицей посетил император Александр I. «Ну, кто здесь первый?» — спросил он собравшихся лицеистов. «Здесь нет первых, ваше величество, — будто бы ответил юный Пушкин, — здесь все вторые».
Сохранилась и другая легенда об остроумии юного Пушкина. Однажды лицеисты получили задание описать восход солнца. Один из них, неосторожно перепутав восток с западом, воскликнул:
Блеснул на Западе румяный царь природы…И Пушкин немедленно отозвался на такое неожиданное географическое открытие:
И удивленные народы Не знают, что начать: Ложиться спать или вставать.Интерес к мифотворчеству среди лицеистов всячески поощрялся. Дружеские, а порой колкие и ядовитые эпиграммы на товарищей часто были результатом коллективного творчества. Авторство куплетов так называемых лицейских «национальных песен» с рифмованными характеристиками преподавателей, наставников и однокурсников было общим. Прозвища возникали вдруг, ниоткуда, спонтанно, как это и водится в фольклоре. Как правило, они были исчерпывающе точными… Все они отражали остро подмеченные индивидуальные черты характера или личные свойства того или иного юноши. Впоследствии безошибочность большинства лицейских кличек подтверждалась официальными характеристиками, данными лицеистам их наставниками и учителями.
M. A. Корф
Многие прозвища следовали за их носителями практически по пятам всю их послелицейскую жизнь. Мы уже знаем прозвища Антона Дельвига. Вот еще некоторые. Михаила Яковлева за его комический дар перевоплощаться и «создавать живые карикатуры на окружающих» товарищи называли «Паясом» и «Комедиантом». Владимир Вольховский за спартанский образ жизни получил почетное прозвище «Суворчик», или «Суворочка». Сильверия Броглио за его итальянское происхождение называли «Маркизом». Сергея Комовского за личные черты характера прозвали «Смолой», «Лисой», «Лисичкой-проповедницей», «Фискалом». Внешне добропорядочный и даже несколько чопорный Модест Корф за благонравие и любовь к чтению религиозных книг был прозван лицеистами «Дьячком».
Вряд ли кто из лицейских догадывался, что в детстве у Пушкина уже имелось прозвище. На улице мальчишки звали его «Арапчонком». В интернациональном лицейском братстве такая кличка никаких эмоций не вызывала. Обостренное внимание лицеистов отмечало совершенно иные человеческие качества. Так, у Пушкина в Лицее было два прозвища: «Обезьяна» и «Француз». С «Обезьяной» все ясно. Эта кличка связана не столько с его весьма характерными внешними данными (к ним, кстати, он и сам относился весьма критически), сколько с врожденной привычкой сопровождать свою речь и поведение постоянным паясничаньем, кривляньем и ужимками. Да он и сам называл себя то «помесью тигра и обезьяны», то «потомком негров безобразным».
Столь же определенное отношение к внешности поэта было у его петербургских друзей. Даже Дарья Федоровна Фикельмон, которая к Пушкину относилась весьма доброжелательно, записала в своем дневнике: «Невозможно быть более некрасивым — это смесь наружности обезьяны и тигра». Что же говорить о его откровенных врагах. Известна легенда о том, как Пушкин однажды при всех сказал, что у Дантеса перстень с изображением обезьяны. На самом деле Дантес носил перстень с портретом Генриха V. Однако с удовольствием подхватил предложенную Пушкиным игру и дерзко воскликнул: «Посмотрите на эти черты, похожи ли они на господина Пушкина?»
А. С. Пушкин. 1831 г.
О разнообразном восприятии пушкинской внешности в кругу его друзей свидетельствуют воспоминания, дневники и письма современников поэта. Многие, признавая его некрасивый облик, сходились на том, что Пушкин обладал некой магнетической силой, способной завораживать окружающих. Буквально на глазах он превращался в красавца, способного вскружить голову самой неприступной собеседнице. Отсюда несомненные успехи Пушкина у женщин. Одной из них удалось-таки сформулировать эти его качества: «изысканно и очаровательно некрасив».
Сложнее обстоит дело со вторым лицейским прозвищем Пушкина: «Француз». Из всех лицейских прозвищ, сопровождавших большинство товарищей и друзей поэта, эта кличка Пушкина считается наиболее трудной для понимания. С одной стороны, Пушкин действительно любил читать французские книги, хорошо знал французский язык и французскую литературу, первые свои стихи писал исключительно по-французски. Причем его французский отличался редкой грамотностью. Это отмечали даже французы. Один из них, по словам Чаадаева, говорил, что письма Пушкина, написанные по-французски, «сделали бы честь лучшему писателю — знатоку французского языка». В значительной степени это объясняется его домашним воспитанием. В доме в большинстве случаев говорили на французском языке, а русским пользовались исключительно для общения со слугами.