Призраки знают все. Рукопись, написанная кровью (сборник)
Шрифт:
– Мы не можем предоставить вам таких услуг, – не переставая лучезарно улыбаться, сказал фотограф. – Но я знаю человека, который мог бы вам это устроить…
– Дело в том, что я пришла к вам с улицы, а потому не могу быть уверена в том, что пленка окажется в единственном экземпляре и что ваш приятель не сможет использовать ее в своих целях…
– Тогда давайте фотографироваться на паспорт, – улыбка по-прежнему освещала его красивое лицо.
– По-моему, вам грех прятаться в этой богадельне, – вдруг сказала Юля, имея в виду,
– Да знаете ли, как-то неожиданно слышать комплимент от женщины.
– А вы послушайте. Мне в последнее время хочется всем говорить то, что я думаю. Как вы считаете, это глупо?
– Пройдите ко мне, поговорим… – фотограф жестом пригласил Юлю войти в комнату, ярко освещенную софитами, в центре которой красовался старинный арабский стул, а по углам разместились огромные плюшевые игрушки, надувной, гигантских размеров телефон и прочие необходимые атрибуты поточной фотографии вроде гипсовых дореволюционных колонн, шелковых с кистями абажуров и букетов искусственных цветов.
Юля села на стул и, зажмурившись от внезапно направленного на нее снопа яркого света, спросила:
– Это вы фотографировали Марину Бродягину?
Но вместо ответа фотограф вдруг предложил Юле выпить. Пока он отсутствовал, зазвонил телефон. Юля взяла трубку. «Паша, это ты?» – спросил женский голос. Юля не могла отказать себе в удовольствии спросить: кто это? И трубку сразу положили.
– Кто это? – крикнул фотограф.
– Так, ошиблись номером! Я не ослышалась? Вы собираетесь со мной выпить? Но я не пью!
– Нет, давайте опрокинем по маленькой, помянем Маришку…
Он вынес из темной каморки две наполненные рюмки с водкой, затем – разрезанное напополам большое красное яблоко. Юля сделала вид, что выпила, он заметил это, но ничего не сказал, зато позже, после того как ритуал был завершен, произнес на выдохе, словно то, о чем он говорил, было само собой разумеющимся и только невежа мог бы подвергнуть этот факт сомнению:
– Разумеется, ее фотографировал я. Вы, очевидно, не здешняя или никогда не интересовались фотографией, раз вам ни о чем не говорит моя фамилия: позвольте представиться – Аркадий Португалов, – и он по-киношному галантно поцеловал ей руку. – Прошу любить и жаловать.
«Значит, звонили не ему, – мелькнуло в голове у Юли. – Спрашивали же какого-то Пашу…»
– Вы такой смешной и какой-то ненатуральный.
– А что вокруг не смешно и натурально?
– Все. Натуральны обнаженные тела девушек, которые вы снимаете, не смешно, что убили одну из самых сексуальных ваших натурщиц…
– Вы из милиции? – Улыбка наконец-то сошла с его лица, и оно приняло озабоченное выражение.
– Нет, я никакого отношения к милиции не имею и занимаюсь расследованием убийства Марины
– Понятно. Но я вам ничем помочь не могу. Марина была как запертая на крепкий замочек шкатулка. Красивая, дорогая, а вот что там внутри и соответствует ли содержимое самой шкатулке – этого, пожалуй, никто не знал. Я лишь подозревал, что интеллект у нее на уровне табуретки (вы извините, что я так о ней говорю, ведь о покойниках принято говорить лишь хорошее), но этот факт, как вы и сами уже знаете, не помешал ей жить в свое удовольствие…
– Что вы имеете в виду?
– А то, что у Мариши всегда были деньги, которые она тратила с особым шиком, причем чувствовалось, что тратит она не последние…
– Так говорят только завистники.
– Мне было непонятно, зачем она приходила ко мне и снималась за копейки, если подобные ей девицы – и я не скрываю этого – жили на те деньги, которые зарабатывали у меня натурщицами. Понимаете, жили! Существовали!
– Другими словами, она попросту отнимала хлеб у девушек-натурщиц и делала это не из-за денег.
– Совершенно верно.
– Но зачем ей было так поступать?
– Вполне вероятно, что люди, для которых я фотографировал девушек, потом использовали эти снимки для других целей…
– Предлагали этих девушек мужчинам?
– А почему бы и нет? Но я, заметьте, к этому бизнесу не имею никакого отношения. Я художник…
– Так и знала, что вы произнесете эту фразу! Думаю, что и Марина таким образом выставлялась на продажу…
– Возможно. Но опять же повторюсь – ей не нужны были деньги, и проституцией – давайте называть вещи своими именами! – столько денег, сколько было у нее, не заработаешь.
– Но откуда вы могли знать, сколько у нее было денег?
– У меня глаз наметанный… Одни духи, которыми она душилась, сколько стоили!..
– Послушайте, господин Португалов, прекратите, надеюсь, вы сами-то зарабатываете достаточно, чтобы не завидовать своим натурщицам?
– Обижаете… Я никому не завидую… Да и вообще, неприлично спрашивать, сколько зарабатывает человек, к тому же еще и мужчина.
– Однако вы-то любите считать чужие деньги.
Понимая, что она зашла уже слишком далеко и что если и дальше не прекратит дерзить, то пользы от разговора не будет, Юля вдруг предложила фотографу вполне конкретную сделку.
– Господин Португалов, – произнесла она четко и громко. – Сто долларов за фамилии и адреса тех, кто покупает у вас новые снимки. Вы понимаете, что я имею в виду? Именно НОВЫЕ.
– Во-первых, я не беру деньги с женщин, а предпочитаю делать им подарки сам, во-вторых, вы сможете сами выйти на них, стоит вам только раздеться и довериться мне…
– Вы предлагаете мне…
– Да, я предлагаю вам сняться для моего нового альбома. Уже через пару дней прекрасно сработанные фотографии увидят те, кто вас интересует, и эти люди сами найдут вас.