Призраки
Шрифт:
Возможно, и другие подсознательно это понимали, просто никто вслух не говорил, делая вид, что жизнь идёт своим чередом, или, как Дмитрич, наивно полагали, что можно навести везде порядок, и уж тогда-то точно всё станет хорошо.
– Игорь Дмитриевич, я всё решил, – негромко проговорил Кузьма.
– Решил, значит? Хорошо подумал?
– Хорошо.
– Ладно… иди куда хочешь. Я ж тебя в обезьянник не кину за это. Твой выбор. Только вот… – Дмитрич чиркнул зажигалкой, откинулся на спинку потёртого кожаного кресла и затянулся. – От себя не убежишь, Кузьма.
– А я и не
– А от кого же?
– От них, – Кузьма мрачно кивнул на дверь за спиной. – От всей этой канители дурацкой. В общем, Игорь Дмитриевич, это моя жизнь и я… я хочу прожить её так, чтобы не жалеть. Кому-то ведь надо с крылатыми бороться. А во всём этом дерьме копаться… накопался за три года так, что уже из ноздрей течёт. Хватит с меня.
– Ну раз хватит, так хватит. Вали, куда хочешь. Удостоверение только сдай.
Кузьма с облегчением положил на стол корочку дружинника, попрощался и вышел из кабинета. Неприятный разговор остался позади. В коридоре стояли четыре фигуры: два мужчины, женщина и девочка-подросток. Всех их Кузьма видел в той квартире вчера. А теперь они были здесь. Витька Поролон выглядел совсем жалким. Сгорбился, глаза опустил в пол. Как будто знал, что виноват. Да только уже ничего не изменить. Для мертвецов всё кончено: ошибки не исправить, справедливости не добиться.
На улице сегодня потеплело. Солнце из безоблачной вышины радостно таращилось на опустевший город. Кузьма вышел на крыльцо штаба и остановился, подставив лицо лучам. Мысленно попрощался с уже бывшим местом работы и бодро зашагал к дому.
Теперь надо придумать, как до Иркутска добраться. Туда только поезд ходил раз в неделю, да частники ездили, но и те нечасто. Однако был у Кузьмы старый Лэнд Крузер. Последнее время редко пользовался им: бензин экономил, которого на заправке не всегда случалось найти, а на работу пешком ходил – недалеко было. Поэтому машина стояла во дворе в ожидании особого случая, как сейчас. Надо бы только проверить всё, убедиться, что на полпути не заглохнет, и вещи, конечно же, собрать. А завтра – в дорогу.
До вечера Кузьма провозился со своим Лэнд Крузером. Внедорожник не заводился. Стоял, ехидно глядел на хозяина и молчал. Он словно сам не хотел никуда ехать. Ему и здесь, в пустом дворе, было хорошо и спокойно. А Кузьме – не было. Кузьма намеревался убраться отсюда.
Он никак не мог понять, в чём неисправность. Месяц назад ездил – всё было в порядке, а теперь не заводится. Похоже, с зажиганием что-то. В сервис бы отвезти, да только ремонт много времени займёт. Либо запчастей нужных не окажется, придётся поставки ждать (с запчастями чем дальше, тем дела обстояли всё хуже), либо мастер запьёт. И придётся поездка отложится на неделю, две, а то и месяц. А Кузьма хотел свалить отсюда как можно скорее.
Значит, придётся путешествовать автостопом. Никогда прежде он подобным не занимался, зато другие постоянно так ездили, если приходилось недалеко скататься: либо заранее с кем-то из знакомых договаривались, либо попутку ловили. Здесь, конечно, глушь, но не такая, чтобы люди совсем сюда забыли дорогу.
Днём объявился Валера. Тоже пришёл уговаривать, поскольку узнал от Дмитрича, что Кузьма уволился и собирается уезжать.
– Ну и куда тебя несёт? Кто здесь останется-то? – завёл ту же самую шарманку начальник патрульной группы. – Не понимаю. Всё ж нормально было.
– Да причём тут? Нормально, не нормально… – Кузьма захлопнул крышку капота и вытер о тряпку испачканные маслом руки. – Не в этом дело.
– А в чём тогда?
– В чём – я уже Дмитричу объяснил. Хочу бороться с крылатыми. Надоело в постоянном страхе жить. И вообще… всё надоело.
– Всё равно не понимаю. Что надоело-то? Живёшь, как человек, всё хорошо у тебя. Баба, вон, есть. Вы б детей нарожали, и жили бы по-людски. Куда тебя понесло?
– А это, знаешь ли, Валера, не твоё дело, – огрызнулся Кузьма.
Как же его бесило, когда кто-то совал нос в его личную жизнь, но коллеги до сих пор этого не понимали, они совершенно не имели чувства такта. Особенно насчёт детей допекали. Почему-то считали, раз Кузьма живёт с женщиной, так должен трудиться в поте лица ради возрождения человечества.
А Кузьма столько дерьма повидал за последние годы, что не считал этот город, а, возможно, и мир, где вообще неясно, что происходит, слишком хорошим местом для новой жизни. Не хотел он и второй раз собственного ребёнка хоронить. Да и не получалось у них с Жанной зачать. И оттого, наверное, постоянные намёки коллег бесили ещё больше.
Когда-то он мечтал построить небольшой коттедж поближе к природе и ходить с сыном на охоту, как делал отец, когда был здоров и крепок, но с тех пор словно что-то умерло внутри, сломалось. Теперь Кузьму вполне устраивала постылая, панельная хрущёвка.
– Да ладно-ладно, чего опять ерепенишься? Я так говорю, – пошёл на попятную Валера. – Просто понять тебя не могу.
– Не можешь – и не надо. Слушай, Валер, я всё решил. Дмитрич меня пытался отговаривать – не отговорил. Думаешь, у тебя получится?
– Ну а вдруг образумишься?
– Я уже образумился. Поэтому и уезжаю. В общем, не держи зла.
– Да что мне зло-то держать? – слова Валеры прозвучали обиженно. – Ну решил, так решил. И без тебя справимся. А тебе, как говорится, удачи там, всех благ.
В общем, Валера отстал быстро. Кузьма проводил взглядом начальника патрульной группы и отправился домой.
Гораздо более тяжёлый разговор случился вечером. Жанна ещё не знала о судьбоносном решении своего сожителя, тем не менее её тоже пришлось поставить в известность. Кузьма с радостью уехал бы по-тихому, никому ничего не сказав, чтобы избежать ненужных оправданий, но, увы, это было невозможно.
– Что? Ты уезжаешь? – Жанна сидела напротив за кухонным столом. Она совсем растерялась, услышав новость. – И надолго? Когда вернёшься?
– Не знаю, когда. Чувствую, что надо сменить род занятий, хотя бы на год-другой. Сама же постоянно твердишь, чтобы увольнялся, – Кузьма старался говорить помягче. В глубине души он не хотел расстраивать Жанну, ему было тяжело видеть её печальное лицо. Не дай бог, заплачет ещё…
– Так я имела в виду совсем другое. Я говорила, чтобы ты в редакцию вернулся. Зачем уезжать-то?