Про людей и звездей
Шрифт:
– Прочла? Ну и как? – влетев за загородку, полюбопытствовал Гена.
– Слушай, это уж слишком! Габаритов тебя не просто выгонит – убьет. Тут же издевка в каждом предложении.
Барашков воодушевленно потер руки:
– Ага, значит, удалось! Так ты еще не все прочла? Тут в конце такие места есть – закачаешься! Вот этот «перл» из произведения трех красавиц я нарочно нетронутым оставил: «Пол ребенка устроил всех»! А, каково? А если б не устроил, малышку из роддома прямо в клинику на операцию по перемене пола, выходит, отправили бы? И вот это тоже сохранил в первозданном виде: «Троюродный дядюшка Аксу и рад бы, празднуя рождение
Гена схватил со стола бейсболку и, шмякнув ею об пол, прошелся по кабинетику вприсядку, с отчаянным ожесточением выбрасывая вперед ноги.
Поднял кепку, отряхнул и посмотрел на Асееву:
– Чего хмурая? Не понравилось? Что, позвольте узнать, конкретно? Мой танец или материал?
– Да говорю ж тебе, что перебор, – еще больше нахмурилась Уля. – Что, если Алиджан Абдуллаевич перед тем, как в номер ставить, материал не прочтет и все это так в газету и пойдет?
– Да, конечно, он читать не будет. Когда это он читал-то чего, кроме заголовков? А значит, и в газете пройдет как по маслу. Он потом ногами топать станет, когда его кто-нибудь носом в мой бред ткнет.
– Ну а тебе-то самому не противно, что эти разбавленные сиропом сопли в «Бытии» появятся? Ведь будто больная шизофренией старая дева в бреду сочиняла…
– Да ладно тебе! И не такое ставили. А я душу отвел. Идешь со мной на встречу отщепенцев или домой поедешь? Не боись: из нас троих тебя никто не заложит. Если только сама боссу рассказать захочешь… А что? Хороший способ милость вернуть. Придешь, поведаешь, что, прям, как Штирлиц, проникла в логово врагов, чтоб все разузнать про их гнусные намерения и подлые планы.
– Никому я ничего рассказывать не буду, – надула губы Уля. – Пошли.
Инна с Валерием о чем-то оживленно разговаривали, склонив друг к другу головы, и Барашкова с Асеевой заметили только, когда те подошли к столику и поздоровались.
– Ну наконец-то! Мы тут с Инкой уже по три чашки кофе выпили, пока вас ждали, – укорил друга Молотов. – Сейчас этот благородный напиток уже из ушей польется. Асеева, ты какими судьбами? Вот уж никак не ожидал!
– Да ладно тебе, Валерка, дурака валять, – улыбнулся Барашков. – Я ж тебе сказал по телефону, что с Улькой приду…
– Ген, привет! – поздоровалась с Барашковым Матвеева и подставила щеку для поцелуя. – И ты тоже здравствуй, ученица, – обратилась она к Уле. – Или ты себя таковой не считаешь? Если так, извини. Вынуждена признать: по многим статьям ты меня обскакала, обставила и умыла. Так что, если позволишь, буду тобой как бывшая наставница гордиться.
Уля растерялась: про «гордиться» Матвеева серьезно или смеется? В глазах-то вон чертики бегают.
– Предлагаю выпить за встречу! – едва усевшись, предложил Молотов. – Дамы, вы что будете? Вино? По коктейлю? Здешний бармен по части их приготовления настоящий дока. Или, как мы с Геной, коньячок-с?
– Я, чур, только сок, потому как за рулем, – развела руками Инна. – А вот съесть бы чего-нибудь не отказалась…
– Ну и ладно, – совсем не огорчился Молотов. – Коль не пьешь, по домам нас потом развезешь.
– Да развезу, конечно, какие проблемы, – пообещала Инна и выхватила из сумочки зазвеневший мобильник. И, внимательно выслушав кого-то, начала успокаивать: – Ну, конечно, Ниночка, попробуй. Заказчики же именно на Гурденко не настаивали, говорили просто, что она самый предпочтительный вариант. Ты прикинь по нашему списку випов, кто еще может подойти под категорию известных всей стране артисток или певиц, пребывающих в преклонном… пардон, в элегантном возрасте. А еще лучше – езжай домой, время за полночь, а ты все трудишься. Мне вот даже неловко стало: я в ресторане сижу, а ты на службе вкалываешь. Так что домой, домой! Ну все, дорогая, до завтра!
– Девочка ко мне в журнал пришла, такая старательная и ответственная, что даже страшно, – улыбаясь, доложила сотрапезникам Инна. – Журналу хороший заказ поступил – на рекламу «Ниссан-Микра». Рекламодатель хотел бы позиционировать машинку как авто для леди постбальзаковского возраста. Попросил обложку с фотографией какой-нибудь звезды «за шестьдесят» за рулем «ниссанки». В качестве наилучшего варианта назвал Люсьену Гурденко. А девочка эта примадонне звонить боится – наслушалась рассказов о ее несносном характере. Ну да ладно, завтра сама позвоню.
Спустя четверть часа Уля уже отчаянно жалела, что согласилась пойти с Барашковым. «Старики» с горящими глазами обсуждали какие-то зависшие в Госдуме законопроекты, опасность возобновления военных действий в Абхазии, сыпали именами кандидатов на президентский пост на грядущих выборах… «Сидят тут с умными рожами, прогнозы строят… Как будто от них чего-то зависит и их мнения кого-то интересуют», – думала Уля. Рот разрывала зевота, которую Асеева еле сдерживала, стискивая зубы и вытирая из уголков глаз проступавшие от сдерживающих усилий слезы.
«Паноптикум, точно паноптикум! – накручивала себя Асеева. – А ведь наверняка считают себя асами современной журналистики, властителями умов. Ха-ха! Что они вообще понимают в современной прессе? По-настоящему массовой, с миллионными тиражами? Правильно Алиджан Абдуллаевич говорит про Барашкова и таких, как он: интеллигенция вшивая. Как Матвеева-то убивалась, когда с Люсьеной Гурденко поцапалась! Испереживалась вся, ночи не спала. У Люсьены Михайловны после разборки, видите ли, давление скакнуло. Ну и что? Звезда (кстати, давно закатившаяся), кажется, сама напросилась. А Инна в раскаянье разве что головой об стенку не билась. Все причитала: «Чего я влезла со своими дурацкими вопросами? А вдруг бы ее инсульт разбил? Угробила бы гениальную актрису! Личико ее гладкое, пластическими хирургами натянутое, меня в заблуждение ввело – забыла на минуту, что Люсьена – больная женщина, ровесница моей мамы!»
Уля отлично помнила рассказ своей наставницы о ЧП с Гурденко, которое случилось еще до прихода Асеевой в «Бытие». Люсьена давала суперсольник то ли в Кремле, то ли в «России», после которого была организована пресс-конференция. Матвеева опоздала, а когда стала протискиваться через толпу собратьев-журналюг вперед, поймала на себе полный ненависти взгляд Гурденко. Инна решила, что Люсьена на нее из-за опоздания злится. А у Матвеевой была задача осторожно выведать, какие такие непонятки у Люсьены с единственной дочерью: тогда как раз слухи поползли, что они то ли квартиру не поделили, то ли очередной муж звезды детей падчерицы обидел. Инна свой интерес, как могла, закамуфлировала. Спросила, отчего это женщины-актрисы так неохотно о своих детях и внуках рассказывают? Вон Ширвиндт, например, недавно битый час разглагольствовал о том, как ему нравится быть дедушкой…