Про шакалов и волков
Шрифт:
— Пули я удалять, кровь остановлять, все можно препараты дать, а дальше… дальше нужна больница или… — Валынский стал доставать стерильные инструменты из железного ящичка, надев перчатки, — или молить на Бога! — с силой сказал он.
— Делай, что можешь! — взревел Свищ и обернулся к бойцам. — Кто?! Кто это сделал?!
— Белобрысый. С мертвыми глазами, — сказал чернявый «чужак» на хорошем русском языке.
Николай Николаевич замахнулся на него:
— Поэт сопливый! Сейчас увидишь, что такое мертвые глаза. Что уставились?! Один — к подвалу, искать Бориса, двое — за мной! Ты, — он ткнул в громилу-секьюрити, — здесь! Отвечаешь за всех в этой комнате головой!
И террористы двинулись вслед за своим командиром из
Предвидя, что Свищ начнет атаковать зал, Волки отогнали заложников с линии огня, заставив укрыться за сценой и распластаться на полу. Места там оказалось настолько мало, что людям приходилось буквально лежать друг на друге. Теперь уже не только женщины, но и некоторые мужчины не стеснялись рыдать и клясть судьбу. Раскричавшемуся Комику один из Министров, до того ведущий себя самым смирным образом то ли от панического ужаса, то ли от умения созерцать и медитировать, надавал пощечин и выматерил витиевато и вдохновенно. Но его с силой отпихнула жена Сатирика, плача и поливая мужа из бутылки минералкой. Министр, еще раз матюгнувшись, откатился на спину Банкира, который предложил «лечь бочком и спиной друг к другу».
— Да уж, я предпочитаю дышать в лицо женщине, — крякнул грузный Министр, отворачиваясь от не менее массивного Финансиста. Впрочем, Министр тут же пожалел о своих словах, ибо он оказался лежащим нос к носу с Теткой-тусовщицей, которая улыбалась ему, обнажив полубеззубый рот.
— Ну нельзя же так! Да будьте же вы мужчиной, милый мой! — посетовал пришедшему в себя Комику Дизайнер, расположившийся поперек туловища мастера юмористического жанра.
— Да вы-то не смешите публику словами о мужчинах! — огрызнулся Комик и получил еще одну пощечину, на этот раз от оскорбленного кутюрье.
Под возню, крики и плач за сценой Волки, кроме надзиравшего за пленниками Петруччо, баррикадировали двери актового зала, предвидя атаку «чужаков». Они подперли их досками и листами оргалита, найденными под сценой, нагромоздили чуть не до потолка стульев.
Первые автоматные очереди Свища и его подручных пробили дубовые двери, попали в эту оборонительную конструкцию и нанесли ей, казалось, минимальный урон. Но уже вторая атака из трех «Калашниковых» разметала некрепкую оборону, и Волки, бросившись на пол, были вынуждены отстреливаться.
«Сейчас я умру, я умру, умру» — гудело набатом в голове Кильки, который слышал свистящий звук пуль, грохот разлетавшихся в щепки стульев зрительного зала, слитный вопль заложников. Впрочем, ответ Волков, которые чудом не получили и царапины, смирил нападавших. До Кильки донесся мужской крик из-за изрешеченных дверей — возможно, кто-то из «чужаков» был ранен или убит. И вдруг в установившемся на миг звуковом вакууме раздался долгожданный, властный и надежный голос Отца.
— Прекратить самоуправство! Паникеров уничтожу лично на месте! Россия согласна принять наши условия!
Волки не могли видеть, что Пал-Пал стоял, нацелив автомат на «чужаков». Он вырвал его из рук только что убитого им в затылок из «кольта» Николая Свища…
— Работаем! Больше никаких сбоев в операции! — сухим начальственным голосом сказал Грунов, и бойцы, переглянувшись, покорно кивнули.
— Бунтовщика стащить вниз, к подвалу. Контролируйте первый этаж и действуйте только по моей команде.
«Чужаки», подхватив за руки — за ноги труп Николая Николаевича, затопали по лестнице вниз, а Пал-Пал закричал, подойдя вплотную к двери, которая чудом держалась на петлях:
— Волки, я один! И я пришел к вам с хорошими вестями!
Вопрос с принятием условий террористов решился так быстро, потому что в дело вступили самые деловые и самые богатые люди страны. На срочном совещании у премьера в Белом доме семь российских олигархов попросту решили скинуться. У каждого из них были либо финансовые, либо сугубо личные интересы, связанные с людьми, захваченными на Замазина. Один с ума сходил от беспокойства за свою любовницу — мать его будущего ребенка, другой — за срыв баснословного контракта, лоббируемого фракцией в народном собрании и правительстве. Третий готов был вытащить из адской ловушки друга детства, ставшего компаньоном-адвокатом. Словом, у каждого из семерых были свои веские причины спасти «сливки общества» ценой небольшой потери собственных капиталов. Впрочем, и потеря капиталов была иллюзорной. Присутствующий на совещании глава ФСБ заверил, что у спецслужб России достаточно возможностей блокировать, взламывать и обнулять счета любых банков, так что террористы, которые будут уничтожены самое позднее на пересечении границы с Россией, получат дырку от бублика, а не российский миллиард. Более того, большинство стран мира никогда не признают законной подобную сделку, и денежки благополучно вернутся их хозяевам. Детали операции по захвату и уничтожению террористов обсуждались после ухода финансовых воротил. План был утвержден, и через считаные минуты после этого на мобильный телефон Пал-Пала, подпиравшего дверь аудитории, в которой под дулом автомата находился его сын, позвонил генерал Крутой.
— Похоже, ты стал беспредельничать, Грунов, вместо того чтобы у телефона сидеть. Что за стрельба и крики в здании? Если убит хоть один заложник — с переговорами покончено.
— Как вы узнали мой секретный номер телефона? — проскрежетал в ответ Пал-Пал.
Генерал расхохотался:
— Тоже мне, бином Ньютона! Уж если ты мой телефончик раздобыл… Впрочем, если честно, получилось все до смешного просто. Мы звонили долго на городской, и к нему, наконец, осмелилась подойти твоя хозяйка, подло преданная тобой несчастная старушка. Кстати, почему ты у нее миллиардами не разжился?
— Вы что, не выяснили еще, что Марта бедна, как церковная мышь? Она же все, кроме дохлого миллиона, раздала на благотворительность, — фыркнул Грунов.
— Да выяснили, все мы выяснили, сержант, — вздохнул Крутой.
— Короче, Марта Матвеевна подошла к телефону и продиктовала мне твой номерок. Так как у тебя, по ее словам, что-то стряслось и заложников побросали на произвол судьбы.
— К черту ваш сарказм! — взревел Пал-Пал. — С заложниками все в порядке, а мои ребята немного погорячились. Но это наши внутренние разборки, к делу не относящиеся и совершенно ни на что не влияющие. И звоните вы, я думаю, отнюдь не для того, чтобы посочувствовать мне.
— Да это уж к бабке не ходи. Звоню, чтобы сообщить, что некоторые доброхоты в нашей стране готовы тебе кинуть жирную косточку в виде миллиарда долларов. Жри, Грунов, и не подавись! И не нужно оскорбляться на слова, мы же не кисейные барышни, а люди военные. Впрочем, перевод такой суммы невозможен в считаные мгновения. Придется набраться терпения, террорист: деньги будут поступать семью траншами. Теперь детали…
— Нет! О деталях расскажу вам я, Глеб Глебович! — рявкнул Пал-Пал, глаза которого загорелись неистовой радостью. — После того как я удостоверюсь, что перевод денег осуществлен, вы пропустите мою машину, которая подготовлена и ждет сигнала в условленном месте. Свой маршрут я не намерен скрывать — можете отслеживать его сколько угодно, но это не в ваших интересах, — хмыкнул Грунов. — Если я почувствую слежку или увижу, что со счетом происходят непредвиденные вещи, ну, например, деньги с него стремительно улетучиваются, вы будете наказаны. Как? Пусть останется сюрпризом. Скажу лишь, что московские дома, даже относящиеся к культурному наследию, совершенно не охраняются. Преступная халатность, Глеб Глебович! Обидно будет, если некоторые из них взлетят на воздух. Причем вместе с не повинными ни в чем москвичами… Не правда ли?! — рявкнул под конец речи Грунов и потом взял театральную паузу. Молчал и генерал, обмозговывая слова террориста, которые могли быть пустой бравадой, а могли… страшно подумать!