Про шакалов и волков
Шрифт:
Когда полковник Оробцов вошел в кабинет шефа, генерал надевал свой мундир. На немой вопрос помощника Смелов спокойно сказал:
— Я должен ехать на место. Так надо. Оставайся здесь, я — на связи.
И он, одернув мундир и надев фуражку, вышел из кабинета.
Катерина подписала отказ от госпитализации прямо в машине «скорой», пробыв в обмороке не более минуты. Сколько врачи ни уговаривали ее, утверждая, что Димитриева находится в состоянии шока и может просто не чувствовать боли от возможных ушибов и повреждений, не говоря о травмированной
— Да?! — спросил сын незнакомым глухим голосом. Он явно находился на улице, в толпе.
— Сыночек, малюля мой, Ванечка, — дрожащим голосом сказала Катерина и услышала в ответ рыдающее:
— Ма-а? Ма-а, ты где?!
— Я с полицейским, я в порядке, я еду к тебе, мальчик мой родненьки-иий, — причитала, плача, Катерина. — Ты цел, ты не ранен, сыт, запер дверь, ни с кем из чужих не общаешься?..
Следователь понял, что у матери начинается истерика, и резко отобрал аппарат:
— Иван?! Это следователь ФСБ Сахаров. Можешь точно определить свое местонахождение?
Парень, услышав строгий мужской голос, примолк и постарался взять себя в руки.
— Я… я со всеми родственниками в переулке у монастыря, — он вдруг резко всхлипнул.
— Ясно. Никуда не уходи, сейчас мы привезем к тебе маму. Пять минут.
Следователь Сахаров кивнул водителю, и через считаные минуты мать и сын кинулись друг к другу и готовы были стоять так, обнявшись, похоже, до скончания века. Этим не преминули воспользоваться журналисты, налетевшие, как осы на варенье, на душераздирающий кадр. Лохматая женщина в рваном платье и дырявых колготках, на несуразных шпильках, с рассеченной бровью и грязными щеками заливается слезами, обнимая тонкошеего подростка с заплывшими от плача глазами. Впрочем, у самих корреспондентов перехватывало в горле и свербило в носу. А некоторые и всплакнули по-настоящему.
— Первые заложники отпущены! — надрывалась в микрофон журналистка телеканала, стараясь не загораживать своей спиной исторический кадр.
— Наши спецслужбы могут говорить о первом зримом успехе операции. Но в заложниках остаются не менее сорока человек, и как сложится их судьба…
Невозмутимый следователь Сахаров отстранил всех, лезущих с участием и вопросами к Димитриевым, насильно уведя мать с сыном в машину. Потом была дорога домой, за которую Катя не могла сказать ни одного слова Ваньке, кроме: «Сыночек, слава Богу…» А он ответить: «Ма-а…»
Так, обнявшись, они и поднялись в квартиру. Сахаров дожидался Катерину из душа, потом пил чай с умытой и причесанной заложницей и ее сыном, не спускавшим настороженных глаз с матери, будто та могла быть заколдована черными силами в проклятом особняке.
Лишь после этого он смог задать ей свои вопросы. Катерина говорила сорок минут. Периодически она брала телефон и пыталась дозвониться до своей золовки. Телефон Ланы Димитриевой не отвечал, ни мобильный, ни городской.
И вдруг Ванька вбежал в кухню со своим мобильным, вытаращив глаза:
— Какая-то сыщица. Спрашивает, нет ли тети Ланы у нас.
— Что за ерунда, — пробормотала Катя, протягивая руку к телефону. Но ее опередил следователь.
— Я вас внимательно слушаю, — сухо сказал он. — Да, ФСБ… — Он замолчал, внимая собеседнице, сдвинув брови и все более мрачнее. — Ясно, мы примем меры. Спасибо, Юлия Гавриловна.
Отключив телефон, следователь в замешательстве посмотрел на раскрывшую рот и вновь задрожавшую Катерину.
— Я думаю, что вам нужно немедленно уехать с сыном из квартиры. К подруге, желательно не самой близкой.
— Я не понимаю…
— Лану Димитриеву похитили. — Сахаров поднял руку, опережая вопрос. — Ваши племянники у соседей. Мы позаботимся о них немедленно.
— Что значит, вы позаботитесь? Это я немедленно заберу их, — поднялась Катерина, сверля гневными глазами следователя.
— И привезете в свою квартиру, где может быть также небезопасно?
— Да что, черт возьми, происходит?! — вскрикнула Катя и шлепнула рукой по столу. В ней невесть откуда взялись бесстрашие и решительность.
— У террористов есть сообщники вне пределов института. Они действуют сообща. Это мои предположения, но они очевидны, судя по тому, что именно жену вашего… хм, активного брата похитили. Жест устрашения.
— Знаете что, господин следователь? Пошли они в задницу! Я устала трястись и… словом, я почему-то совершенно не боюсь этих подонков. Я заберу малышей, и мы все вместе уедем… куда-нибудь. А если они что-нибудь посмеют сделать с Ланой или с Денисом… — Катерина махала кулаком перед лицом бестрепетного Сахарова, будто это он был главарем террористов.
— Одевайтесь, Екатерина Александровна! Я жду вас и Ивана в коридоре.
Следователь развернулся и вышел, не обращая внимания на пыхтящую и все еще размахивающую кулаком свидетельницу.
Юлия Шатова сидела в кабинете главного контртеррориста России генерала Крутого. Она была умыта, накачана успокоительными и сыта. Три бутерброда с колбасой и стакан крепкого чая придали ей сил. И хотя Люша мечтала о горячей ванне и паре суток беспробудного сна, голова сыщицы работала в экстремальном жестком режиме: безукоризненно анализировала и сопоставляла факты и наблюдения.
— Значит, никаких иных средств связи с миром, кроме мобильных телефонов, вы у них не заметили? — уточнил генерал.
Он сидел за столом для совещаний вместе с несколькими помощниками, а Юлия вольготно расположилась в кресле с полной чашкой чая.
— Нет, только телефоны и компьютеры, которые мы, как я надеялась, вывели из строя.
— Вывели… — досадливо поморщился Крутой. — Мы их мобильные хотели отключить сразу же, но тогда не смогли бы контролировать звонки и общаться сами. И Грунов, конечно, не прост. У него имеется мощная рация, как я и предполагал с самого начала.