Проблема 92
Шрифт:
Нет, он не обольщался на свой счет. Он знал и о поездке в Москву группы академиков, и о том, что в ЦК и ГКО для консультаций было вызвано несколько человек. Он был не первым, кому предложили возглавить атомную программу. Но о возможности разрешить проблему в обозримые сроки достаточно определенно и твердо высказались лишь Алиханов и он.
Видимо, это и решило дело. Свою роль сыграла и рекомендация Иоффе, который при обсуждении кандидатур сказал:
— Атомным ядром действительно интересовались многие физики, но Игорь Васильевич Курчатов занимался им.
Возвратившись после беседы в гостиницу, Курчатов застал в номере
— Ну как? — сразу спросил Алиханов. — Ты?
— Я, — ответил Курчатов. — Не понимаю только, почему именно я? По-моему, это неправильно. Следовало бы назначить более авторитетного человека. Иоффе или же Капица куда больше подходят для этого дела.
— Чушь говоришь! Только ты один. Понимаешь? И не потому, что ты больше других знаешь. Не потому. Ты больше других можешь. Ясно тебе? А маститый академик провалит дело, поверь мне.
— Почему провалит?
— Да потому! Возьми хоть «Папу» Иоффе… Великий физик? Великий. Кто спорит? Но скажи мне, практичный он человек или нет?
Курчатов едва заметно улыбнулся.
— То-то! — торжествующе воскликнул Алиханов, — У Капицы тоже не получится. Он все делает своими руками. Помнишь сверхмощные электромагниты, которые он собрал у Резерфорда? Вот с тех самых пор он привык работать в одиночку.
— Не преувеличивай.
— Ничуть не преувеличиваю! Он способен руководить лабораторией, институтом, даже всей Академией наук. Но тут нужно иное… Ты только представь себе: громадные армии рабочих, инженеров, строителей, горняков! Да мало ли? А секретность? А охрана? Ведь всем же придется заниматься. Разве нет? Не забудь, наконец, что работать придется в тесном контакте с армией. Очень ведь важно. А ты у нас военный человек. У тебя опыт. А уж так завести людей, как ты, никто не умеет. Ты же горишь на работе, и все вокруг тебя горит. Это тоже талант — уметь разбудить в людях творческую энергию.
— Но как физик я уступаю им обоим.
— Ты ошибаешься. Неизвестно, кто кому и в чем уступает. Поверь мне, что по части теории мы все, вместе взятые, уступаем Ландау, но попробуй заставить Леву сделать циклотрон или хотя бы искровую камеру. Да любой из твоих студентов даст ему сто очков вперед. Учти притом, что дело намечается совершенно новое. Тут ни у кого нет перед тобой преимуществ. Напротив! Ты знаешь я дерную физику больше, чем кто бы то ни было.
— А ты? Циклотрон мы строили вместе.
— Так это циклотрон. А тут речь идет о цепной реакции в уране. Поверь мне, что я отлично буду работать под твоим руководством. И все остальные тоже. Кстати, это отнюдь немаловажное обстоятельство.
— Ох, потяну ли?..
— Потянешь.
— Знаешь что? — Курчатов наклонился к Алиханову. — Скажи мне положа руку на сердце: разве у нас в физтехе мало подходящих ребят? Выбор пал именно на меня в известной мере случайно. Другие сделали в науке куда больше.
— Не спорю. Но ведь дело не в том, кто сделал в науке больше, а кто меньше. Тебе предстоит направлять усилия огромного коллектива. Понимаешь? Сам ты все равно проблему не разрешишь, и никто не разрешит ее в одиночку. Тебе предстоит стать маршалом науки, а не директором академического института, и все необходимые для этого качества у тебя есть: знания, широта охвата, понимание проблемы в целом, энергия, авторитет… Ты не забудь, что обо всем проекте должны знать лишь несколько человек. Все остальные получат узкие участки. Только так и можно решить проблему такого масштаба, как урановая бомба. А решать ее надо, и как можно быстрее. Здесь у нас с тобой единое мнение. Ведь так?
— Так! — Курчатов попытался накрутить на палец заметно отросшую за последние месяцы бородку. — Но, если говорить начистоту, все это очень и очень не просто. Громадный же риск! Особенно в такое тяжелейшее для всех нас время. Для одних только опытов придется создать целую индустрию. Ведь до тех пор, пока не будут накоплены необходимые для эксперимента запасы ядерного горючего и замедлителя, нельзя с полной уверенностью даже сказать, что цепь осуществима! А что, если мы заблуждаемся? Представляешь себе, какой ценой будет куплен отрицательный результат?
— Я думаю, что даже в этом случае все затраты будут оправданы.
— Почему?
— Если мы докажем, что атомную бомбу построить нельзя по объективным, заложенным в природе явления причинам, то танки твои и самолеты недорогая цена. Понимаешь? Если мы не построим бомбу, то мы можем быть абсолютно спокойны, что ее не построит и враг. А такое спокойствие очень дорого стоит. Жаль, что ты не понимаешь этого, Борода. В правительстве это понимают и верят тебе. Так давай браться за дело. Тут уже бродят твои мальчики. У них руки чешутся без работы. Я встретил на улице Флерова. Его вызвал из действующей армии Кафтанов…
Вагон, в котором ехал Курчатов, находился в самом хвосте состава, и его заметно раскачивало на поворотах. Свечной огарок коптил и колыхался за мутным стеклом, и вместе с ним качалась красноватая душная мгла.
Припоминая теперь фразу за фразой свой разговор с Алихановым и все то, о чем говорилось в ЦК, Курчатов понял, что аргумент с отрицательным результатом был решающим. Именно это помогло ему преодолеть ту неотвязную, подтачивающую сердце неуверенность, в самом существовании которой он до конца не признавался даже самому себе.
Но в глубине души он знал, что ошибки быть не может. Цепная реакция была реальна и жизненна. Вспомнив, что Алиханов назвал его Бородой, он усмехнулся. Прозвище это родилось еще в Казани и, кажется, привилось.
— Курчатов, а борода у тебя не курчавится, — сострил кто-то в лаборатории. — Лучше сбрей.
— Вот когда прогоним фрица, будет время — будем бриться, — ответил он словами популярной партизанской песни.
Опять борода! Как будто больше думать не о чем!
ЗА СУТКИ ДО «НУЛЯ»
В этот уютный и тихий городок, построенный на границе бескрайнего каменистого плато, Курчатов с большой группой сотрудников прилетел за несколько дней до условного часа «Ч». Дорога была долгой и утомительной. Сначала они летели до большого областного центра, потом, после короткого отдыха на обкомовской даче, продолжили путь вертолетом и, наконец, уже на машинах добрались до места. Игорь Васильевич ехал на своем любимом зеленом «газике». По случаю необычайной духоты водитель снял брезентовый верх, и пассажирам предстояло принять изрядную дозу пыли. Но шофер, уволенный в запас мичман Шевченко, которого Курчатов отыскал в конце войны в одном из эвакогоспиталей, любил ветерок, и с этим приходилось считаться. Да и душно было действительно. Горизонт заволокло пыльной мглой, сквозь которую вовсю жарило мутное солнце. Поляризованный оловянный свет тяжело слепил глаза.