Проблески золотого детства
Шрифт:
Он прекратил работать. Это были качества, которые я любил в нем. Не думая ни одного мгновения, он подал в отставку, а на следующий день он ушел из ассоциации. Для него я приезжал иногда в деревню, или звал его к себе, просто, чтобы он побыл со мной несколько дней. Иногда он приходил.
Он был настоящим мужчиной, ничего не боявшимся. Однажды он спросил меня: «Что ты собираешься делать? Потому что я не думаю, что ты долго сможешь оставаться профессором в университете».
Я сказал: «Самбху Бабу, я никогда ничего не планирую. Если я брошу эту работу, то надеюсь, что тогда меня будет ждать какая-то другая работа. Если Бог…» — и помните «если», потому
Я сказал ему: «Если Бог может найти работу разным людям, зверям, деревьям, я думаю, что он сможет найти работу и для меня. А если он ничего не сможет найти, это его проблема, а не моя».
Он засмеялся и сказал: «Да, это совершенно верно. Да. это его проблема, если он есть - но дело в следующем: если его нет, тогда что?»
Я сказал: «И здесь я тоже не вижу для себя никакой проблемы. Если нет работы, я могу сделать глубокий вдох и попрощаться с существованием. Это достаточное доказательство, что я не нужен. А если я не нужен, тогда я не собираюсь навязываться несчастному существованию».
Нельзя пересчитать все наши разговоры, но если бы их воспроизвести, то получились бы диалоги лучше, чем у Платона. Он был очень логичным человеком, настолько логичным, насколько я нелогичен. И это то, что больше всего расстраивает: что мы были единственными друг для друга друзьями в этом городке.
Все спрашивали: «Он логик, а ты совершенно нелогичен. Какая же может быть между вами связь?»
Я говорил: «Вам это будет сложно понять. Сама его логика приносит его на край. Я нелогичен, не потому что я таким родился - никто не рождается нелогичным; я нелогичен, потому что я видел бессмысленность логики. Поэтому я могу быть с ним в соответствии с его логикой, и, тем не менее, в определенный момент, опережать его, и тогда он пугается и останавливается. И это хранит нашу дружбу, потому что он знает, что должен идти за пределы этого, и он никого не знает, кто смог бы помочь ему в этом. Вы все», — я имел в виду жителей городка, «думаете, что он помогает мне. Вы ошибаетесь. Вы можете спросить его. Я помогаю ему».
Вы будете удивлены, но однажды несколько людей пошли к нему домой, чтобы спросить: «Это правда, что этот маленький мальчик — что-то вроде ведущего или помощи для вас?»
Он сказал: «Конечно. И в этом нет сомнения. Почему вы приходите ко мне и задаете этот вопрос? Почему вы не спросите его? он живет рядом с нами».
Это очень редкое качество, и моя бабушка была права, когда сказала: «Я боюсь, что Самбху Бабу останется без друзей. И, — сказала она, что касается тебя, я боюсь… Но ты еще молод, возможно, ты найдешь друзей».
И ее озарение было таким четким. Вы удивитесь, узнав, что за всю свою жизнь у меня не было друзей, за исключением Самбху Бабу. Если бы его не было, я бы не узнал, что такое иметь друга. Да, у меня было много знакомых - в школе, в колледже, в университете, их были сотни. Вы можете подумать, что все они были друзьями, они могли считать так же — но, за исключением этого человека, не было ни одного человека, которого я мог бы назвать другом.
Познакомиться очень легко; знакомство обыкновенно. По дружба — это не часть обычного мира. Вам будет интересно узнать, что когда бы я ни заболевал — а я был в восьмидесяти милях от городка - мне немедленно звонил Самбху Бабу, очень обеспокоенный.
Он спрашивал: «С тобой все в порядке?»
Я говорил: «Что случилось? Почему ты так беспокоишься? Кажется, что ты заболел».
Он говорил: «Я не заболел, но почувствовал, что заболел ты, и теперь я знаю, что это так. Ты не можешь скрыть это от меня».
Такое случалось много раз. Вы не поверите этому, но только из-за него у меня был личный номер телефона. Конечно, телефон был у секретаря, который заботился обо всех моих встречах по стране. По у меня был секретный, личный номер телефона только для Самбху Бабу, так, чтобы он мог позвонить, если беспокоился, даже посреди ночи. И в случае если меня не было дома, допустим я путешествовал где-то по Индии, или я болел, я сам звонил ему, просто чтобы сказать: «Пожалуйста, не волнуйся из-за того, что я болен». Это синхронность.
Каким-то образом существовала очень глубокая связь. В тот день, когда он умер, я приехал к нему без колебания. Я даже ни о чем не спрашивал. Я просто поехал. Я никогда не любил эту дорогу, хотя я любил водить, но та дорога от Джабалпура в Гадавару была настоящим кошмаром! Вы нигде не найдете дорогу хуже. По сравнению с ней, дорога, существующая в коммуне это супермагистраль. Как они называются в Германии? Автобаны?
«Да, Ошо».
Хорошо, если Девагит говорит, что это так, значит это так. Наша дорога это автобан по сравнению с дорогой, ведущей от университета к дому Самбху Бабу. Я спешил… чувство внутри.
Я люблю быстро ездить. Я люблю скорость, по па такой дороге вы не могли ехать быстрее, чем со скоростью двадцать миль в час; это максимально возможная скорость, так что вы можете уяснить, что это была за дорога. К тому времени, как вы приедете, вы должны уже умереть или что-то близкое к этому! Есть только одна хорошая вещь: перед тем, как въехать в город, вы подъезжаете к реке. Это спасение: вы можете хорошо искупаться, вы можете полчаса поплавать, чтобы освежиться, и хорошенько помыть свою машину. Тогда, когда вы приедете в город, никто не будет думать, что вы святой дух.
Я спешил. Никогда в жизни я так не спешил. Даже сейчас, хотя я должен спешить, потому что время ускользает из моих рук, и не так далек день, когда мне придется попрощаться со всеми вами, хотя я могу захотеть пожить еще немного. В моих руках ничего нет, за исключением ручек этого кресла, и вы видите, что я держусь за них, чтобы почувствовать, жив ли я еще. Нет необходимости беспокоиться… еще немного времени осталось .
В тот день мне пришлось спешить, и это оправдало себя, потому что если бы я опоздал хоть на несколько минут, я бы никогда не увидел глаза Самбху Бабу снова. Живыми, я имею в виду я имею в виду, смотрящими на меня так же, как они смотрели на меня при нашей первой встрече… с этой синхронностью. И в эти полчаса до его смерти, это было ничто иное, как чистое общение. Я сказал ему, что он может сказать все, что он хочет.
Он попросил всех выйти. Конечно, все обиделись. Его жене, сыновьям и братьям это не понравилось. Но он ясно сказал: «Нравится ли вам это или нет, я хочу, чтобы вы все немедленно ушли, потому что у меня осталось немного времени».
Естественно, они испугались и ушли. Мы оба засмеялись. Я сказал: «Ты можешь сказать мне все, что хочешь».
Он сказал: «Мне нечего сказать тебе. Просто возьми меня за руки. Дай мне почувствовать тебя. Наполни меня своим присутствием, я прошу тебя». Он продолжил: «Я не могу опуститься на колени и прикоснуться к твоим ногам. Это не значит, что я не хотел бы этого сделать, просто мое тело не в состоянии встать с постели. Я даже не могу двигаться. У меня осталось всего несколько минут».