Проблески золотого детства
Шрифт:
Здесь совершенно иной мир. У меня все правой стороной вверх — я не могу сказать вверх ногами.
Я не пациент, хотя очень терпеливый, а мои врачи не врачи, хотя и прекрасно квалифицированные врачи. Они мои саньясины, мои друзья. Вот о чем я говорю, что может сделать дружелюбие — чудо. Это алхимия. Пациент становится доктором, доктор становится пациентом, это алхимия.
Любовь не может это сделать. Любви, хотя она и хороша, не достаточно. А когда вы съедаете слишком большое количество хорошей нищи — это плохо для вас; это становится причиной диареи или спазмов в желудке. Любовь может сделать все, за исключением выхода за свои пределы. Она идет все ниже и ниже. Она становится
Я помню, что всего несколько недель назад, друг Антония приехал из Англии, чтобы принять саньясу, а вы знаете английских джентльменов - он так застрял, он так завяз в глине. Вы могли увидеть только несколько волосков - только несколько, потому что он был лысым человеком, прямо как я. Если бы он был совершенно лысым, было бы намного лучше; по крайней мере, его никто бы не заметил. Я пытался вытащить его, но как вы можете вытащить человека, у которого из глины видны только несколько волосков? У меня свои способы,
Я попросил Антония и Уттама помочь бедняге. Они сказали мне: «Он хочет уйти от своей жены». Я видел и его жену, потому что она настояла, что должна присутствовать, когда он будет принимать саньясу. Она хотела увидеть, как его будут гипнотизировать. Я позволил ей присутствовать, потому что здесь не практикуется гипноз. На самом деле, она сама заинтересовалась чтим. Я пригласил и ее, сказав: «Почему бы и вам не принять саньясу?»
Она сказала: «Я над этим подумаю».
Я сказал ей: «Мой принцип таков: «Прыгайте, пока не успели подумать», — но я не могу помочь, поэтому думайте. Если я еще буду рядом в то время, когда вы все обдумаете, я буду готов помочь вам».
Но я сказал Антонию и Уттаму и тот, и другой — мои саньясины, и одни из тех немногих, кто действительно близки ко мне — помочь их Другу. Я сказал, чтобы они совершили все приготовления относительно его жены и ее детей, чтобы не попасть впросак, но духовно ее муж не должен больше страдать. Даже если ему придется все оставить жене, пусть будет так. Для него достаточно меня одного.
Я видел человека и видел его красоту. У него была очень простая, детская черта, такой же аромат вы чувствуете, когда впервые идет дождь и земля радуется — аромат и радость. Он был счастлив стать саньясином.
Только вчера я получил послание, говорящее, что он постоянно спит, просто из-за страха перед женой. Он не хочет просыпаться. В тот момент, когда он просыпается, он снова принимает снотворное. Я сказал, чтобы Антоний передал ему: «Этот сон не поможет. Он может даже убить его, но это не поможет ни ему, ни его жене. Он должен встретиться с правдой».
Очень немногие встречаются с действительностью, то, что пни называют любовью, имеет биологическое качество — и девяносто девять процентов любви — и есть биология. Дружба на девяносто девять процентов — психология; дружелюбие — на девяносто девять процентов духовно. Только один процент в любви остается для дружбы; только один процент в дружбе остается для дружелюбия. И только один процент остается в дружелюбии для того, что не имеет названия. На самом деле, Унанишады назвали это так: «Таттвамаси искусство». Тат… как я назвал это? Нет, я никак не буду это называть. Все названия предали человека. Все названия без исключения доказали, что являются для человека врагами, поэтому я не хочу никак это называть.
Я просто покажу пальцем на эту… а дам ли я ей имя, или нет, все равно его нет. Она без названия. Все имена — это наши изобретения. Когда же мы поймем простую вещь? Роза — это роза; как бы вы ее ни называли, не имеет никакого значения, потому что само слово «роза» не является именем. Она просто есть. Когда вы отбросите между собой и существованием язык, неожиданно произойдет взрыв… экстаз!
Любовь может помочь, поэтому я не против любви. Это было бы, как будто я против лестницы. Нет, лестница это хорошо, но ходите осторожно, особенно по старой. И помните: любовь - это самое старое. С нее упали Адам и Ева, но не было необходимости падать, я имею в виду. Если они это выбрали — иногда человек выбирает падение, тогда это ваш выбор. Но падать, исходя из свободы это одно, а падать в качестве наказания — это совершенно иное.
Если бы мне пришлось написать Библию опять… я бы не совершил такой глупости, верьте мне. Я говорю, если бы я писал Библию, тогда я бы дал Адаму и Еве пасть, но не в наказание, а как выбор, из-за их собственной свободы.
Сколько времени?
«Пять минут девятого, Ошо».
Это хорошо, потому что я даже еще не начал. На начало необходимо много времени.
Любовь — это хорошо, просто хорошо, но не достаточно, не достаточно, чтобы дать вам крылья. Для этого необходима дружба, а любовь этого не допускает Так называемая любовь, я имею в виду, очень против дружбы. Она очень боится дружбы, потому что все, что выше, опасно, а дружба находится выше.
Когда вы наслаждаетесь дружбой мужчины или женщины, тогда вы впервые узнаете, что любовь — это мошенничество, обман. Тогда вы узнаете, сколько времени было потеряно. Но дружба это всего лишь мост. Человек должен пройти по нему; он не должен жить на этом мосту. Этот мост ведет к дружелюбию.
Дружелюбие это чистый аромат. Если любовь это корень, а дружба — цветок, тогда дружелюбие - это аромат, невидимый глазу. Вы не можете даже прикоснуться к нему, вы не можете держать его в руках, особенно если вы хотите удержать его в сжатом кулаке. Да, он может быть у вас на открытой ладони, но не в кулаке.
Дружелюбие — это почти то, что в прошлом мистики называли молитвой. Я не хочу называть это молитвой по простой причине, что это слово ассоциируется не с теми людьми. Это прекрасное слово, но нахождение в плохой компании портит, от вас начинает пахнуть вашим окружением. В то мгновение, когда вы говорите «молитва», каждый напрягается, пугается, становится внимательным — как будто генерал призвал солдат к вниманию, и все они неожиданно превратились в статуи.
Что происходит, когда кто-то упоминает такое слово, как «молитва», «бог» или «небеса»? Почему вы закрываетесь? Я не осуждаю вас, я просто говорю или просто доношу до вашего сведения что эти прекрасные слова были бесконечно испачканы так называемыми «святыми». Они совершили такое не святое дело, что я не могу простить их.
Иисус говорит: «Простите врагов своих», что я могу сделать -но он не говорит: «Простите священников ваших». А если бы он и сказал, я бы сказал ему: «Замолчи! Я не могу простить священников. Я не могу ни простить их, ни забыть их, потому что если я их забуду, то кто разрушит их? А если я прощу их. тогда кто же исправит то, что они сделали с человечеством? Нет, Иисус, нет! Врагов я могу понять да, они должны быть прощены, они не понимают, что делают. По священники? Пожалуйста, не говорите, что они не понимают, что делают. Они прекрасно понимают, что делают. Поэтому я не могу ни простить, ни забыть. Я должен бороться до последнего вздоха».