Пробуждение под редакцией Елены Гиршфельд

Даниэль Зеа Рэй

– Куда ты собралась?

– Плохо, – промямлила она. – Выйду, подышу.

– А я уже думал, что тебя не проберет, – заметил Гийон и ехидно улыбнулся.

Катерина слабо помнила, как попала на задний дворик дома через кухню. У нее только и хватило сил, что присесть на холодные ступеньки. Несколько человек из даниилов, что были здесь, обернулись к странно одетой пробужденной, которой явно было плохо.

– Кто это? – спросил один у другого.

– Одна из группы Гийона. Новенькая.

– Посмотри

на нее, позорище какое-то.

– Тут уже все с него смеются. Маркус еще ладно, но это?

– Гийон всегда был на своей волне.

И хотя этим двоим и казалось, что они говорят достаточно тихо, Катерина услышала каждое мерзкое слово, брошенное в ее адрес.

– Что-то она серой стала. Пойду все-таки, Гийона позову.

– Иди, я к ней подходить не стану. Слишком страшная.

***

Она ждала, когда за ней придут, вот уже шесть часов. Все это время она тихо сидела на кровати и смотрела в окно. Чужой мир, другое время, новая жизнь. Она не выбирала. За нее сделал выбор он.

Ровно три недели назад она открыла глаза и поняла, что свет, слепящий ее, вовсе не врата в пресловутый рай, а потолочные лампы, встречающие ее холодным голубым сиянием. Черные тени, что замелькали перед уставшими глазами, словно темные демоны, вышедшие из недр другого мира, чтобы забрать ее душу, вовсе не мифические создания, а реальные люди, стоящие подле нее. Чужие голоса пронзили чуткий слух, словно тысячи криков гибнущих людей, молящих о помощи. Только умирали на самом деле не они. Умирала как раз-таки она. Или не умирала?

Ключевой вопрос и оказался ответом: нет, она не умирала. Слезы горечи оросили ресницы, и сдавленный стон безысходности проник в пространство вокруг. Она все поняла.

– Год? – спросил чужой охрипший голос, оказавшийся ее собственным.

– Она что-то говорит, – забеспокоились люди вокруг.

Кто-то надел ей на лицо кислородную маску, но она не собиралась так просто сдаваться. Попытка поднять руку не увенчалась успехом: у нее не было никаких сил.

Кто-то склонил к ней голову и приподнял маску:

– Год? – прошептала она на чужом языке.

– Три тысячи пятьсот шестьдесят пятый, – ответил звонкий женский голос.

Она закрыла глаза и больше не плакала. Она знала, для чего они это сделали. Она помнила имя того, кто предал ее.

– Катьеирина?

Она обернулась и увидела в дверях довольно высокого и широкоплечего мужчину в одном из нелепых нарядов, которые носили люди за стенами этого здания. Волосы незнакомца были острижены у самых корней, а на голове среди них виднелся затейливый темно-синий рисунок.

– Вы опоздали.

– Я и сам об этом знаю.

– А извиняться среди вас не принято?

– А среди вас?

– Было.

– Среди нас тоже было.

Она развернулась

на кровати и теперь уже более внимательно посмотрела на вошедшего. Катерина знала, что время изменило человечество за все эти годы. Исчезли светлые оттенки волос, кожа стала более смуглой, а глаза потемнели настолько, что светлым цветом оказался шоколадный оттенок, а не серый, как у этого незнакомца. Был ли он из ее времени или родился позже? Сейчас это не имело значения. Он пришел за ней как неравный по происхождению, как часть того мира, в котором она оказалась. Поэтому, когда бы он ни родился, для нее он был одним из них.

– Могу я узнать ваше имя? – спросила она, поднимаясь с места.

– Маркус.

– Очень приятно, Маркус. Катерина.

– То есть Кайлин.

– Здесь все называют меня этим именем. Почему не Кэтрин тогда?

– Все меняется, и имена тоже. Вы русская, а этот язык умер сотни лет назад точно так же, как и все остальные. Что же вы хотите от имен?

– Я хочу, чтобы имя, данное мне родителями, осталось прежним. Чтобы язык, на котором разговаривал мой народ, понимал хоть кто-нибудь.

– Война стерла грани между людьми. В этом мире остались лишь коренные жители и пробужденные, к которым относимся мы с вами. Это другая жизнь, дарованная вам не родителями, а Ими. И Они назвали вас Кайлин.

– До чего же мы докатились? До единого Мира или потери собственного «Я»?

– Мы стали убивать друг друга и занимались исключительно этим на протяжении четырехсот лет. Достаточный срок для того, чтобы потерять корни и собственное «Я» вместе с ними.

– А где родились вы?

– В этом Центре, – ответил Маркус и улыбнулся.

– Хороший ответ. Но американский акцент портит впечатление.

– Бывали в Америке?

– И не раз.

– Тогда понятно. Кстати, ваше произношение достойно похвалы.

– Спасибо за комплемент, – коротко ответила Кайлин, пресекая дальнейшие расспросы. – Вы отвезете меня в новый дом?

– Да, для этого я здесь.

– Мне дали одну из этих стеклянных карточек. Правда, я все равно не понимаю, как ими пользоваться.

– Вы быстро освоитесь. Думаю, для начала стоит заехать в магазин, ведь кроме этой больничной пижамы у вас ничего нет.

– Отвезите меня домой, пожалуйста. Покупки я сделаю позже.

– Ладно, как хотите. Могу я называть вас на ты?

– Можешь, Маркус. Тем более, что ты явно старше меня.

– Мне тридцать четыре.

– Женат?

– Нет.

– А дети?

– Это допрос? – рассмеялся Маркус.

– Нет, просто интересно. Моя бабушка говорила, что, если мужчина не остепенится до сорока лет, он не сделает этого никогда.

– Ну, у меня в запасе еще шесть лет.

– Не так уж и много, Маркус.