Пробуждение троянского мустанга. Хроники параллельной реальности. Белая версия
Шрифт:
– Раиса, давай хватаем Иру и бегом спать. – Горбачев обнял жену за плечи и повел ее в дом. Девочка молча засеменила за ними. Калугин открыл багажник машины, достал две пузатые сумки и понес в дом. Через пять минут он вышел, сел в «Волгу», и машина укатила.
Андрюша-сирота как-то разом успокоился, натянул простыню до носа и уставился в звездное небо. В детском доме их научили различать созвездия на ночном небосводе. Большая и Малая Медведицы, Полярная звезда и весь Млечный Путь ласково мерцали только ему.
По небу косо пролетела
Рано утром Андрей сидел на плетне между хатами двух бабулек. Рядом с ним висел половик Марии Пантелеймоновны, который баба Валя еще вчера замочила в воде, прополоскала несколько раз водой из колодца и повесила сохнуть на забор. По пыльной дороге гнали на выпас десяток коров. Они сонно мычали, громко роняли лепешки и выпускали толстые струи мочи. Внутри соседской веранды раздался скрип двери. Из-под марли, что прикрывала вход на веранду, выбежала кошка. Она села на траву и уставилась на Андрея. Рыжая тварь смотрела как-то хмуро, будто не выспалась.
– Кыс-кыс-кыс, – позвал ее детдомовский босяк, решив, что с горбачевской кошкой на руках он будет смотреться гораздо лучше для бабы Маши, а значит, и для ее сына. Но кошка продолжала сидеть с каменной мордой, пока не отвернула ее в сторону ласточкиного гнезда, что приклеилось под крышей. В него то и дело влетала и вылетала суетливая пташка.
Внутри веранды вновь скрипнула дверь и на двор выбежала девочка. Она подошла к кошке, погладила ее по спинке, и та разом подняла тощий зад выше головы, вытянула трубой хвост и ласково мяукнула. Даже заурчала.
Андрей перемахнул через плетень и встал напротив девочки. На ней было голубое ситцевое платье в горох и коричневые сандалии. Стоя на корточках рядом с кошкой, она посмотрела на Андрея снизу вверх.
– Ты кто? – спросила девочка с любопытством.
– Баб-Вали внук, – почему-то с легкостью соврал Андрей и махнул головой в сторону бабкиного домика. – На каникулы приехал. А ты кто?
– Меня зовут Ира. Я тоже приезжаю к бабушке, с папой и мамой, – ответила она, поднимаясь, и подошла к Андрею.
В детдомах, где он провел свои первые одиннадцать лет, тоже были девочки. Но они постоянно что-то грызли – кто ногти, кто сухари и страшно надоедали дурацкими просьбами и вопросами. Часто дразнились. Ира смотрела на него, босого и с растрепанными волосами совершенно спокойно, даже с интересом.
– А я видел твоего отца на портрете у директора школы. И у Марии Пантелеймоновны. Он кто? – взял быка за рога полный сирота.
– Партийный работник. Мы с мамой редко его видим. Все куда-то ездит по делам. Мама учительница. А твои родители кто? – спросила она, глядя на него все так же спокойно, даже с улыбкой.
– Они на машине убились, когда мне годик был. Живу в детдоме, а летом меня баб-Валя забирает. – Андрей тяжело вздохнул.
Он
– Мы с папой пойдем купаться на речку. Пойдешь с нами?
– Пойду, – ответил он.
На веранде послышались голоса. На двор вышел Михаил Сергеевич с женой Раисой. Он был в майке, мятых белых брюках. На его жене – легкое светлое платье.
– Это Андрей, – сказала Ира отцу с матерью, – он детдомовец и летом живет у бабы Вали.
– Комсомолец? – спросил Горбачев, подходя к сироте. Он положил тяжелые, конопатые, заросшие рыжеватыми волосами руки ему на плечи, ласково улыбнулся.
– Пионер, – ответил Андрей и отдал рукой салют.
– И это правильно. – Михаил Сергеевич автоматически произнес свою коронную фразу и расслабленно посмотрел вокруг. – Потом в комсомол, в партию. Человеком станешь. Поможем. Главное – определиться, как думаешь строить коммунизм. Где и с кем?
– С вами буду строить коммунизм, Михаил Сергеевич! Я уже решил, когда увидел ваш портрет на стене у директора в детдоме, – выпалил Андрюша и вновь вскинул руку в пионерском салюте.
Но Горбачев больше не проявлял к нему интерес. Он давно не был дома у матери. Ему хотелось побыть на дворе, где прошло детство, залезть в сарай, осмотреть старый велосипед и кучу барахла, которая осталась от него здесь, в родительском доме. Учуяв шкурой его настроение, шкет заволновался – не знал, что еще сделать, чтобы вновь привлечь внимание человека с портрета. Он часто засопел носом и опустил голову вниз. Наглая кошка уже сидела рядом с мятой штаниной Горбачева и вновь сверлила его зелеными глазами, как ничтожную серую мышь. Молчание прервала Раиса Максимовна.
– Про тебя, Андрюшенька, нам Мария Пантелеймонов-на все рассказала. Жалко твоих и маму, и папу. Вот вырастешь – Михаил Сергеевич тебе в институт поможет поступить, инженером станешь. – Улыбаясь, она погладила его по голове, как недавно Олег Калугин.
– Папа, – раздался наконец и голос Иры, – ты обещал пойти на речку. – Девочка взяла отца за руку.
– Сейчас приедет Олег и поедем. Подожди. – Горбачев отшвырнул ногой кошку, как будто не видел ее и сделал случайно. Что-то замычав под нос, пошел к плетню, за которым только что брели коровы.
На крыльце дома показалась Мария Пантелеймоновна с фотоаппаратом в руках. Она громко скомандовала:
– А ну, встаньте все у забора – я вас сфотографирую.
Горбачев с любовью посмотрел на мать, жестом показал сначала жене, а потом и дочери подойти к нему. Фотоаппарат «ФЭД» он подарил матери год назад, но не думал, что она когда-то научится им снимать. Уж очень хотелось показать ей, что он может дарить и дорогие редкие подарки, а не только шелковые платочки, что привозил ей из Москвы, когда учился в МГУ. Мария Пантелеймоновн, и в самом деле обучилась снимать в фотокружке сельского дома пионеров.