Пробуждение
Шрифт:
– А в данный момент, поскольку цена выживания постоянно растет, как никогда велика потребность выявления, обучения и подготовки этого крошечного процента внутри каждого поколения, этих людей, которые способны встретиться с вызовами, которые нам сулит будущее.
«Вряд ли он говорит обо мне. Это какая-то несуразная космическая шутка. Какой из меня спаситель планеты? Я даже своих родителей уберечь не смог».
– Поэтому если сегодня ты посмотришь вокруг…
– Хорошо.
– Все эти юноши и девушки, как и ты, наделены талантом и потенциалом, чтобы стать исключительными людьми. Необычными людьми, которые в один прекрасный день сделают нечто необычное. И если мы сделаем нашу работу так, как надо, к тому времени, когда ты выйдешь отсюда в большой мир, ты будешь готов осознать этот потенциал.
На краткий миг Уилл увидел в толпе учеников свое лицо. Он повертел окуляр, отчаянно пытаясь снова найти «себя». Но вместо этого в его сознании возник странный образ: все лица в толпе принадлежали ему. Уилл зажмурился, вцепившись в телескоп.
– А пока заводи друзей. Общайся. Учитесь друг у друга и друг для друга. Потому что однажды гораздо быстрее, чем ты думаешь, этот мир станет твоим. Настанет время твоему поколению взять в руки штурвал и повести судно. Но не сейчас. Пока же наслаждайся этой частью твоего путешествия. Подружись со своими надеждами и мечтами так же, как с новыми товарищами.
Директор вытащил из кармана старинную деревянную трубку, набил ее табаком из потертого кожаного кисета и прикурил от спички, которую зажег, чиркнув ей о корпус телескопа.
– Да поможет тебе Бог, ступай с миром, и всякое такое. Тут мое торжественное обращение заканчивается, – проговорил Рурк, раскуривая трубку. – Было не очень больно, надеюсь?
– Нет, сэр.
Серный запах спички и сладковатый густой дым табака наполнили воздух. Уиллу стало тяжело дышать.
– Я – третий директор в истории Центра. Я произносил эту речь пятнадцать раз. Точно такую же речь Томас Гринвуд произнес на первом собрании учеников почти сто лет назад, а потом это происходило еще сорок три раза. Его сын Франклин был директором тридцать восемь лет.
– Вот как, – промямлил Уилл.
– Я люблю представлять себе доктора Гринвуда в те годы. Как он стоял здесь один теплой летней ночью. Смотрел на звезды, погрузившись в мечты о том, что даст миру его дерзкий эксперимент. Здесь, в самом сердце страны, на краю великих равнин Северной Америки. В то время, когда наша страна только-только начинала осознавать свой потенциал. Какое замечательное место, чтобы помечтать.
«Какое замечательное место, чтобы расстаться с жизнью», – подумал Уилл.
С этой мыслью он потерял сознание и рухнул ничком на прозрачный пол.
Брук
Уилл услышал тихую классическую музыку и негромкие голоса. Он открыл глаза и обнаружил, что лежит на кровати в тускло освещенной комнате. Мало-помалу все вокруг начало обретать более четкие очертания, появились оттенки белого и серого цветов.
– Он очнулся, – сказал кто-то.
Рядом с кроватью сидел Дэн Макбрайд и смотрел на него с искренним участием. В следующее мгновение к Макбрайду присоединилась Лилиан Роббинс. С другой стороны к кровати подошла молоденькая медсестра в безупречно белой униформе.
– Где я? – выговорил Уилл.
– В больнице, – ответил Макбрайд. – Ты нас порядком напугал, молодой человек.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила Роббинс.
Стоило Уиллу пошевелиться, и он почувствовал резкую боль в голове. Он поднял руку, прикоснулся к левому виску, где боль ощущалась сильнее всего, и нащупал толстую повязку. На левом указательном пальце он увидел медицинскую прищепку, от которой проводок тянулся к монитору, показывающему частоту сердцебиения. Медсестра подошла, чтобы проверить показатели.
– Вроде бы хорошо, – ответил Уилл. – А что случилось?
– Побочная реакция на Комнату Бесконечности, – ответил Макбрайд. – Ты потерял сознание и при падении ударился головой. Пришлось наложить шов из шести стежков, чтобы подлатать тебя.
Уилл заметил, что на локтевом сгибе его правой руки наклеен пластырь.
– А это что?
– У тебя взяли кровь на анализ, – ответила Роббинс. – На всякий случай.
– Если тебя это как-то утешит, – сказал Макбрайд, – то ты не первый новичок, кого это помещение заставило немного понервничать. Моя нога не ступала туда уже несколько лет.
– Доктор Рурк передает тебе свои извинения, – сказала Роббинс.
От боли Уилл закрыл глаза.
– И надолго я отключился? – спросил он.
– Примерно на двадцать минут, – сказала Роббинс. – Доктор Рурк сам довез тебя до больницы.
– А долго я должен тут пробыть?
– Пока тебя не обследуют хорошенько, – ответил Макбрайд. – И в регби ты сегодня точно играть не будешь, молодой человек.
Послышался звук отодвигаемой шторы, и женский голос с издевкой произнес:
– А вот приз от нашего Театрального Клуба ты точно заслужил.
Девушка – на вид ровесница Уилла – в форменной юбке и блузке, подошла к изножью кровати Уилла. Стройная, спортивная, с кудрявыми пшеничными волосами до плеч и васильково-синими глазами. Крошечные веснушки. А еще – ехидная кривая усмешка, немного не сочетавшаяся с ее милым лицом.
– Приз «За Самое Драматическое Появление в Истории Центра», – уточнила девушка. – Залить директора кровью с ног до головы – ничего лучше не придумаешь, чтобы привлечь к себе внимание.
«Она мое внимание точно привлекла», – подумал Уилл.