Продавцы грёз. Том 2
Шрифт:
И это, кажется, было вторым его глупейшим решением после спуска в яму. Рана загноилась и не собиралась заживать. Он кое-как перевязал ее грязной тряпкой, тем самым остановив хотя бы постоянно открывающиеся кровотечения. За это время тряпка заскорузла и почернела от крови и гноя. Неважно уже, где была инфекция – на ноже, на тряпке или он подцепил ее от одного из трупов. Эти два поступка – спуск в яму и нанесенное собственноручно увечье – могут стоить ему жизни.
Но даже если Алексей умрет, вряд ли кому-то придет в голову ковыряться в его гниющей плоти. Он не использует камень сам, но и не даст это самое
Без еды он совершенно обессилел. И если иногда шли дожди, во время которых он мог напиться из грязных ручейков, стекающих со склонов ямы, то источник пищи здесь был один. Но он никогда не станет есть трупы. Иначе чем он отличается от тех несчастных, которые погибли от его руки?
В конце концов, обойдя периметр своей тюрьмы в сотый раз, Алексей просто уселся и уставился в одну точку.
– Совсем никак, да? – раздался откуда-то сверху злой голос.
– Что никак? – спросил он, даже не поднимая глаз.
Говорившую он распознал по голосу и не надеялся ни на что хорошее. В конце концов, именно она называла его сумасшедшим и заставила других прогнать его подальше от домика.
– Не выбраться. Тебе никак не выбраться отсюда, да?
– Да, мне никак не выбраться отсюда.
– Сдохнешь здесь, да?
– Видимо, да.
– Почему не жрешь трупы?
Алексей пожал плечами. Причин на самом деле много, но вываливать их на перепачканную гарью девочку нет никакого смысла.
– Просто не буду и все.
– Остальные жрали. Те, кого ты убил.
– Я знаю.
– Они были плохие, – горько сказала девочка.
Не зло, а именно горько. Так, словно не винила их в этом. Впрочем, и он не винил их. Эти дети были рождены в яме, и они не знали другой жизни. Что все равно не отменяло того факта, что он убил их без сожаления. И того, что они были плохими.
Алексей, наконец, поднялся на нее взгляд. Она изменилась, и дело не только в том, что она пооттерла с лица гарь. Сегодня (если здесь, в Отражении, это слово вообще уместно) ее волосы выглядели не такими всколоченными, а одежда – изодранной и растрепанной.
– У тебя красивые серые глаза, – сказал он вслух.
– Заткнись! – крикнула девочка и топнула ногой. – Я не разговариваю с трупами и сумасшедшими!
– Кажется, именно этим ты и занята сейчас.
– Я могу уйти.
– Если хочешь, уходи.
Она не ушла. Стояла, злобно глядя на него и еще более злобно сопя.
– Видишь его? – проговорила она после долгой паузы, ее грязный пальчик был направлен на тело одного из убитых. – Он был с нами. Ходил к ним, разговаривал. Просто разговаривал, ничего такого. Я знаю, я следила за ним. Но «ничего такого» не происходило только поначалу. Вскоре от него начало пахнуть мертвечиной, и однажды в кустах я нашла обглоданные кости. Наверное, они бросили ему кусок, а он съел. Но мне, конечно же, не признался. Он уходил сюда на все большее и большее время, а однажды не вернулся с прогулки. Когда я пришла сюда, увидела, как он есть трупы вместе с ними. Хорошо, что ты убил их.
– Я убил их не только поэтому. Плевать я хотел на пацана, который, к тому же, швырял в меня камнями.
Чумазая ощерилась.
– И зачем же ты их убил тогда?
– Мне приказали их убить. Ради всех вас. – Алексей поднялся на ноги и топнул ногой. – Как думаешь, сколько здесь трупов?
– Очень много.
– Вот именно, очень много. Все, кто погиб в тот момент, когда был уничтожен домик. Может, эти дети съели бы все трупы и остались на дне ямы посреди костей, чтобы просто умереть с голоду, как я сейчас. А может, тел оказалось бы достаточно, чтобы дети окрепли и выросли. Не знаю, составили бы они пирамиду из тел или что-то вроде того, но они выбрались бы. И поубивали вас всех. А тех, кого не убили, заставили бы присоединиться к ним. Но им не нашлось бы еды в саду, ведь кроме земляники и, быть может, каких-то других съедобных растений там больше ничего не растет. А они привыкли жрать мясо. И тогда они бы спустились в яму и продолжили есть трупы до тех самых пор, пока не остались бы на дне посреди костей. Самый сильный съел бы других, а потом издох с голоду. И… все. Белый домик остался бы без жителей. Мир бы погиб.
Девочка зло смотрела на чужака. Она это тоже понимала, все то время, пока ходила сюда и смотрела за своим другом и жителями ямы. Но она не могла ничего сделать: она была одна, и у нее не было ножа. А он смог.
– Ты тоже можешь окрепнуть на этом гнилом мясе, чтобы сложить пирамиду и поубивать нас всех.
– Я же сказал, что не буду. К тому же, я здесь для того, чтобы помочь вам, а не убивать.
– Иногда избавление от мучений – это лучшая помощь, которую можно оказать.
– Иногда – да. Когда нет ни одного шанса. Если бы ты, например, осталась здесь одна и умирала от болезни или голода, и не осталось бы ни шанса на то, чтобы ты выжила. Но не сейчас. Вы еще живы, вы можете попытаться восстановить домик.
– Все-таки ты сумасшедший, – сказала девочка и ушла.
Алексей постоял еще с минуту и уселся, все так же уставившись в одну точку. В какой-то момент он даже подумал, будто чумазая девочка ему поможет. Глупец.
И в этот же момент ему на колени упал сверток. Чужак поднял глаза. Чумазая стояла на краю ямы, скрестив руки на груди, и пристально смотрела на него.
– Я не смогу помочь тебе выбраться, – проговорила девочка мрачно. – Ты должен сделать это сам. И дело не во вредности. Ты знаешь, что я – лишь проекция твоего сознания. Твоего, Аларии, Системы. Тех проблем, с которыми столкнется Алария, если станет Властелином.
Система сопротивляется твоему появлению в ней. Тому, что ты меняешь ее. Твой голод тоже не совсем реален. Если бы ты захотел, никогда бы его не испытывал, хотя такой фокус, наверное, был бы слишком сложным для тебя.