Продавцы грёз. Том первый
Шрифт:
Я попробовал позвать её, просил остаться, но не смог вспомнить ни слова.
– Я хочу есть, – разочарованно произнёс я. И, подумав, добавил: – И пить.
Но девушка с татуировками на лице уже ушла. Тяжело вздохнув, я снова лёг на кровать. Впрочем, чего вздыхать? Меня не бросили, может быть, когда-нибудь даже покормят, я почему-то начал понимать часть иностранных (или, скорее всего, инопланетных) слов. За последнюю неделю возможность такого исхода казалась мне просто чудом! Но сейчас чудо свершилось.
“Очередное небольшое благое чудо из списка после одного большого, но жутко неприятного”, – угрюмо подумал я.
А чем ещё считать моё попадание сюда, кроме как не чудом? И сюда – это куда? В другой мир? Будущее Земли? Бред... фантастика... Но я действительно оказался в этой фантастический ситуации, и не верить своим глазам, всему, что я увидел за последние несколько дней, не могу. Как говорилось в одном хорошем романе: тот, кто не верит своим глазам, мудак.
Можно, конечно, надеяться, будто я просто сошёл с ума, и скоро меня откачают врачи в психушке. Но это будет очередным чудом, а их запас, боюсь, иссякает. Да и намного ли лучше будет оказаться в психбольнице, чем в новом, совершенно незнакомом, мире?
Санитары, слышите? Я выбираю новый мир. Буду ползать по руинам в поисках сокровищ. Или чем тут ещё занимаются? Сдают останки боевых роботов в металлолом? Разберусь.
Пока же мне остаётся только лежать на неудобной кровати, пялиться на голые стены и надеяться на лучшее.
И лучшее пришло вместе с моей спасительницей, несущей в руках миску.
– Сядь, – приказала мне незнакомка. Когда я повиновался, она протянула мне миску и произнесла: – Пей ..., понял?
Скорее всего, она сказала мне пить медленно, но, даже если бы я понял слово «медленно», то не послушался бы. Даваясь и обливаясь, вылакал содержимое миски в один момент. Как я узнал позже, пойло было отвратным на вкус, едва тёплым, но в тот миг, мне казалось, что я выпил что-то великолепное. Наверное, даже прослезился от счастья. Эффект зелья ещё больше поднял мне настроение – я буквально чувствовал, как сердце забилось в моей груди с новой силой, а мышцы наливаются силой.
– Есть, – умоляюще произнёс я, возвращая пустую миску.
– Нельзя, – резко ответила девушка.
– Хочу есть.
– Нельзя. Вредно.
– Лучше, – кивнул я. Слово «хорошо» упорно не шло на язык.
– ... – повторила девушка то же слово, которым в прошлый раз выражала утверждение, но сейчас оно звучало как похвала.
– ...? – с трудом произнёс я, всё ещё не понимая смысла.
– ... – подтвердила незнакомка. – Спи. – Она поднялась и так же бесшумно покинула помещение.
Проводив её взглядом, я положил голову на подушку. Меня действительно клонило в сон... сон... сон...
***
Честь. Дирижабль. Утка. Кровь. Война. Ничтожество. Глагол. Человек. Местоимение. Сутулый. Ходить. Картина. Жёлтый. Ухо. Продавец. Мечта. Обман.
Жуткая боль буквально выворачивала мою черепную коробку. Причём, болела не только левая половина головы, боль раскатывалась по всей черепной коробке, от лобной части до затылка. Она накатывала, усиливаясь, словно гром, потом немного утихала, но ненадолго, лишь для того, чтобы вернуться, став хуже в разы.
В глаза бил яркий жёлтый свет. Угол подушки впивался в мой затылок не хуже гвоздя.
Застонав, я поднял голову.
Оказывается, в затылок мне упиралась вовсе не подушка, а железный угол столика, стоящего рядом с моим лежбищем. Это как же я спал, что оказался в полусидячем положении поперёк кровати?
У меня вырвался стон. Голова болела вовсе не из-за неудобной позы или железа, впившегося в затылок, она раскалывалась от информации, которую в неё кто-то вливал. Кто-то? Нет, я знал, кто. Эта зеленоглазая девушка. Наверное, она использовала что-то вроде гипноза, чтобы быстрее научить меня местному языку. Но как? А чему тут удивляться? Вернее, сколько уже можно удивляться? Действенный гипноз, позволивший мне во время сна учить чужой язык, не самое удивительное из произошедшего со мной.
– Гипноз, – сказал я вслух. И с удовлетворением услышал чужую речь. – Дирижабль. Честь? Жёлтый? – Знакомые звуки, но их сочетание я слышал впервые, хотя и легко представлял их себе. – Забавно, – добавил я, стараясь говорить по–русски. Получилось, но с трудом. – Подчиниться гипнозу, – продолжил я экспериментировать с чужим языком. Но вот сказать “Меня подвергли гипнозу” не получилось. Наверное, надо ещё поспать, чтобы составлять более сложные предложения. – Горит свет. Потолок лампочка верх.
Нормальные предложение не получается, но это уже лучше, чем ничего. Учить бы так английский в школе... Но размышлял я, кажется, всё ещё на русском. Или, скорее, какой-то чудовищной смеси местного языка и родного.
Я поднял голову и зажмурился. Округлая и почти плоская лампочка на потолке горела слишком ярко, но как убавить свет? И возможно ли это вообще?
– Ярко горит свет, – произнёс я, продолжая экспериментировать.
– ... ... я ... ... ... знаю, – буркнул кто-то из коридора. Слова звучали коротко, как предлоги или частицы, и я почти ничего не понял.
Повернув голову, я увидел своего бородатого спасителя, стоящего в дверях. Они тут что, все бесшумно ходят? Сапоги бородача должны были издавать настоящий грохот в пустых железных коридорах.
– Спасибо, – подумав, сказал я.
– ... ...?
– Спасение.
– Отработаешь, – грубовато сказал мужик, пряча в бороду улыбку. – Сейчас станет ... ... светло. Хочешь есть?
– Хочу.
– Сейчас ... принесёт, я позову. ... сначала убавлю свет.
Я кивнул и поднялся с кровати. Ноги подкашивались, но по сравнению с тем, что было во время прошлого моего пробуждения, состояние организма улучшилось в разы. Если бы не зверский голод, можно сказать, я был почти счастлив. Я сел обратно на кровать и, прикрыв глаза, прислонился к стене.
Свет в комнате померк, потом снова стал ярким, и, наконец, через пару минут лампочка засветила приятным для глаз золотистым светом.
– Спасибо.
– Сейчас позову... – сказал бородач, дёрнув головой, что, видимо, означало утвердительный жест, и ушёл. Его тяжёлые сапоги громыхали по железному полу.
Значит, он пришёл сюда до того, как я проснулся. Мне даже немного неуютно стало, причём, я с трудом мог понять отчего. Во мне поселилось странное чувство опасности и неуверенности в каждом следующем дне.