Продавец цветов
Шрифт:
Еще до завершения удара наши глаза встретились во второй раз. Его взгляд по-прежнему оставался бесстрастным и непроницаемым, а на губах играла легкая улыбочка, наглядно демонстрировавшая его оценку моих достоинств как противника. Но в этот момент моя ступня соприкоснулась с его ладонью, закрывавшей лицо. И защита азиата не выдержала: умело поставленная ладонь, которая, по его замыслу, должна была отклонить направление удара в сторону, не выдержала моего стремительного напора.
Моя ступня смачно припечаталась азиату прямо в переносицу. Улыбочка мигом соскочила с его лица. Узкие щелки глаз невероятно расширились в неподдельном
В следующее мгновение я была уже на ногах и заносила здоровую руку для добивающего удара. Азиат корчился на полу передо мной, закрывая обеими ладонями разбитую переносицу. Его глаза были широко раскрыты, и в них полыхал какой-то страстный немой призыв. Он беззвучно зашевелил губами, видимо, взывая о помощи к своим воинственным духам. Но они в этот момент скорее всего были заняты другими неотложными делами, и ни один из них не снизошел до его просьб.
Вместо помощи свыше его глаза увидели летящий в лицо кулак. И он принял единственно верное действие: его сознание благоразумно отключилось, прежде чем второй удар снова разбил бы ему лицо. Глаза азиата как бы подернулись мутной полупрозрачной пеленой. Но, несмотря на большой боевой опыт, у меня не было повышенной кровожадности, столь свойственной мужчинам. Буквально в нескольких сантиметрах от его лица я резко согнула руку в локте, и вместо сокрушительного удара в лицо азиат получил не очень сильный толчок локтем по скуле.
Конечно, я не могла остановиться мгновенно, и нельзя сказать, что удар локтем был похож на ласковое заигрывание пушистого котенка, но все же это было несравнимо с тем взрывным эффектом, который мог бы превратить его плоское лицо в кровавую кашу.
В это время сверху донесся какой-то неопределенный шум. Вполне возможно, что кто-нибудь из жильцов закрывал дверь своей квартиры. Но могло оказаться и так, что один из нападавших или даже они оба пришли в себя и теперь стремительно спешили вниз, чтобы взять реванш за свое недавнее поражение.
Я быстро повернулась к Соболеву. Мне показалось, что схватка с азиатом растянулась на долгие минуты, но на самом деле в реальности прошло не больше нескольких секунд. Во всяком случае, Соболев по-прежнему находился в той же позе на коленях. Шум сверху усилился и превратился в отчетливый топот человека, бегущего вниз по лестнице. Я быстро схватила Соболева за ворот и, немилосердно тряхнув, подняла его на ноги. Следующим моим движением было весьма бесцеремонное подталкивание его по направлению к выходу.
От резкого рывка и не сильного, но жалобного треска ткани мой подопечный пришел в себя. На его лицо начало возвращаться выражение владельца крупной торговой фирмы, которое, впрочем, очень быстро, если не сказать мгновенно сменилось возмущением и негодованием по поводу столь неуважительного отношения к его персоне. Он только было раскрыл рот, чтобы облечь свое недовольство в словесную форму, но я одним движением опять развернула его лицом к двери.
— Быстро в машину! — прошипела я. — Заводи мотор!
Для большей убедительности я добавила ему легкого пинка коленом под зад.
Конечно, на улице могли оказаться еще недоброжелатели моего клиента, но я хорошо помнила, что в преследовавшей нас машине сидело трое. Однако на всякий случай, перепрыгнув через лежащего азиата, вслед за Соболевым я выскочила из подъезда. Других врагов на улице не было. Но оставались те двое в подъезде, а Соболеву нужно было время, чтобы успеть добежать до машины, открыть ее и завести двигатель. Наших очнувшихся преследователей необходимо было задержать.
Я не стала захлопывать подъездную дверь до конца, а оставила ее слегка приоткрытой. Сама же быстро заняла позицию сбоку от нее, плотно прижавшись к стене. Грохот шагов в подъезде стремительно нарастал. Я посмотрела в сторону Соболева. Он уже добежал до своей «девяносто девятой» и сейчас пытался вставить ключ в замок и открыть дверь. На мгновение звук шагов из подъезда внезапно прервался. Бежавший наверняка почти достиг двери и решил, чтобы не терять драгоценного времени, не утруждать себя изысканными манерами, такими, как открывание двери рукой. На все сто процентов я была уверена, что он сделает финальный прыжок, чтобы распахнуть ногой дверь на манер Брюса Ли.
Я резко развернулась и описала правой ногой в воздухе широкую дугу. Изгибом стопы я поймала голень вылетевшего из дверного проема первого нападавшего и резко подсекла ее. Он нелепо взмахнул руками, неуклюже выбросил их вперед и полетел на выщербленный асфальт.
Раздался приглушенный шлепок. Затем он быстро, но не очень ловко преодолел единственную ступеньку, и покатился по земле. Из дверей он вылетел настолько стремительно, что его движение было остановлено только столкновением с деревянной лавкой-калекой, стоявшей перед подъездом. Лавка устало и даже как-то обреченно скрипнула и покосилась набок еще сильнее.
Я сразу же напрягла слух: никаких звуков из подъезда больше не доносилось. Тем не менее на всякий случай я быстро обернулась и бросила взгляд в затененную глубину подъезда. Азиат все так же лежал в благоразумном беспамятстве. Его лицо сморщилось. Я еще раз напрягла слух, но второй нападавший свою деятельность пока никак не озвучивал.
Я развернулась и быстрым шагом отправилась к машине Соболева. За это время он успел ее завести и сейчас подавал поближе к подъезду. Проходя мимо поверженного здоровяка, скорчившегося у лавки, я посмотрела на него, широко развела руками и подарила ему милую извиняющуюся улыбку.
— Извини, дорогой. Так получилось, — как бы оправдываясь, произнесла я.
Но вместо того, чтобы достойно признать свое поражение, он завозился на земле и, увлекаемый жаждой мщения, попытался подняться. Но последние события настолько основательно потрясли и подорвали его физические возможности на ближайшее будущее, что он бессильно упал обратно. При этом он мелко задрожал, как дрожит старая лошадь перед так и не взятым препятствием, проливая горькие лошадиные слезы по безвозвратно ушедшей ипподромной молодости.