Продавец мечты. Книга первая
Шрифт:
— Ну, приехал к ней в Зеленоград, — начал Гриша, и я мгновенно попал под его эмоциональное обаяние. — Квартирка однокомнатная, ничего так. Гляжу: не по-домашнему одета, вся такая в ажуре. В платье веселеньком с блестками, грудь торчком, как у Анны Семенович. Сплошной erotic art. Расстроенная вдрызг. Спрашивает: «Почему Рафаэль не приехал?» Я говорю: «Он на похоронах», — как ты и просил прогнать. Апельсины протягиваю, икру черную, желаю ей скорейшего выздоровления. Она апельсины берет и мнется чего-то. А в комнату не приглашает. Я бзынь туда одним глазком, а там стол накрыт, гостя дожидается…
Лайма Гаудиньш работала в медиа-холдинге «Телеэкспо-16» (Мы Вас любим! Оставайтесь с нами!), под небезызвестным г. Мироновым — бессменным директором 16-го телеканала. Последние месяцы между мной и этой телевизионной фурией наметилась неувязочка: она меня
— Мы на кухне сидим, чай пьем, а она все на часы поглядывает, — продолжал Гриша, вдохновлено жестикулируя, — так и мечтает меня выпроводить. Ведь ждала тебя, а заявился я… Да, забыл, она просила тебе передать то, что обещала… — он протянул мне билеты в Кремлевский Дворец на «Золотой граммофон». — Добавила, что, если ты захочешь, она с удовольствием составит тебе компанию…
Поговорив, мы отправились в операторскую, чтобы проконтролировать работу телефонисток. По пути я категорично потребовал от Гриши, чтобы тот срочно нашел новый товар. Десяток наших последних «телемагазинных» проектов, несмотря на радужные ожидания, оказались убыточны, и несколько дней назад г. Миронов разъяренно высказался на эту тему, что если так и дальше будет продолжаться, он, пожалуй, подыщет себе нового компаньона. Что ж, я, как всегда, вишу на волоске, и это жизненное состояние для меня уже давно стало привычным…
В дневной смене нашего call-центра (мы его называем по-простецки «операторской») — двадцать девчушек-недоучек; они разместили бедрышки в насиженных офисных креслицах перед включенными ЖК-мониторами. Все работницы в белых блузках, у каждой на голове беспроводная телефонная гарнитура, а на столике рядом с клавиатурой — папка с инструкциями и «вопрос-ответами» на все товары. На стенах, как и у меня в кабинете, телики с заранее настроенными каналами, разве что звук выключен — он им только мешает.
Когда мы вошли, «писюшки» задергались — попрятали в столы косметички, книжонки, чашки и огрызки своих жалких бутербродов. Разговоры виновато смолкли. Отманикюренные пальчики с фальшивой активностью забегали по кнопкам клавиатур. Старшая смены Танюшка (Xw/30/3+) поперхнулась пюре цвета детской неожиданности, которое до этого лопала из стеклянной баночки, вскочила и испуганно поздоровалась. Я сделал выражение лица, будто застал присутствующих за разнузданной оргией, и шагнул вперед с видом козырного туза, готового прихлопнуть своей разящей мастью всю колоду, а Расторгуев вообще превратился в транспарант: «Ум, честь и совесть нашей эпохи».
В операторской «затишье» — звонков почти нет, поэтому девушки всего-навсего расслабились. В общем-то ничего страшного, повод для пары бодрящих реплик, если не учитывать одного угрожающего обстоятельства: сегодня я особенно не в духе, и это значит, что обязательно кого-нибудь отымею, а скорее всего — пну ногой под зад.
Внезапно за выступом стены, у столика одной из телефонисток, я заметил Сашу Майорова (Xm/25/3) — того самого водителя-доставщика, о котором мы только что с Расторгуевым говорили. «Посторонним» заходить в операторскую возбраняется, особенно доставщикам товаров — всякий контакт между ними и телефонистками строжайше запрещен во избежание сговора. И все же Майоров самым наглым образом пробрался сюда, в мой тщательно охраняемый гарем, чтобы выкрасть сердце самой симпатичной моей наложницы. Он понимает, что попался на месте преступления, и поэтому стоит раздосадованный, насупившийся и режет в мою сторону враждебным взглядом.
— А что здесь Майоров забыл? — спросил я у Танюшки, ответственной за все, что происходит в ее смену, и тут впервые заметил, что животик у нее подозрительно округлился. Надеюсь, я тут ни при чем…
С замужней Танюшкой — крупноватой, давно обабившейся, однотонной внешности — у меня однажды был дурацкий, незащищенный drunk sex, как любит говорить тайный эротоман Расторгуев, квалифицирующий женщин и любые межполовые взаимоотношения только категориями порносайтов. Я неразборчиво помню — дело-то было на чьем-то дне рожденья — но, кажется, все произошло не совсем «адекватно». Припоминаю, что в одежной каморке я очень долго уговаривал телефонистку «доверять мне», «облегчить свою душу», «поделиться с ближним добром и светом», а после еще дольше вымаливал у нее прощение и лил горькие слезы, сетуя на свою забубенную жизнь. Собственно, я с самого начала испытывал к ней необъяснимую животную тягу — то ли из-за той заманчивой линии, которая лирической волной сползала по ее позвоночнику, спускалась до копчика и вдруг упоительно-сладко очерчивала зад, то ли из-за ее трогательной грустинки в глазах… С той попойки меня забрала внезапно нагрянувшая жена: помогла одеться, завязала шнурки на моих ботинках и заботливо отконвоировала в свою машину. А через неделю я повысил Танюшку до старшей смены и с чистым сердцем выбросил из головы всю эту неурядицу. С тех пор ее «линии» и «грустинки» меня не тревожили…
Танюшка:
— Извините, Рафаэль Михайлович, он сам! Я ему говорила!
Она дрожала от страха, и этот ее страх, похоже, уже передался цепной реакцией всем, кто находился в помещении, даже непрошибаемому Расторгуеву. Только одеревеневший Майоров продолжал цедить воздух раздувающимися ноздрями, а на его щеках зарделась боевая раскраска румянца…
Бывший долгопрудненский гопник, Саша в свое время чудом избежал тюрьмы — наверное, потому, что его попросту некому было заложить. Он знал вдоль и поперек всю бандитскую «Долгопу», рыбачил с местными авторитетами — бывшими школьными товарищами, кличками которых охотно прикрывался, дружил, с его слов, с Рыбой из «Дюны» (Витьком Рыбиным), но ни в одной из «бригад», по данным РУБОП, никогда не состоял и предпочитал «работать» кустарем-одиночкой, без всяких паханов и общаков. Сегодня вставший от безысходности на путь исправления Майоров промышлял доставкой «телевизионных» товаров. Работал он с семи утра до двенадцати ночи на собственной «убитой горем» машине и абсолютно честно заколачивал по сто-двести долларов в день, и это не считая разноплановых «чаевых» — деньгами, обедами или, если подфартит, «любовью» одинокой домохозяйки.
С некоторых пор разведенный Майоров повадился ухаживать за Yw/19/4+++ — девятнадцатилетней телефонисткой Ксенией Борисовской. Согласно записи в ее трудовой книжке, она числилась младшим оператором call-центра «Lions creative» (оклад 20 т. р. + 1,5 % от принятых заказов + премии + переработка — штрафы). Ксюша действительно была необыкновенной девушкой, вполне «young russian beautiful» — рослая, брюнетистая, с чистыми волнующими чертами и мелодичным, слегка татарским разрезом глаз. Она вся состояла из только что оформившихся интригующих «линий», вся была этакой идущей по радуге беспечной девочкой, солнечным зайчиком, тающим в мечтах, местной оплеухой всем обабившимся танюшкам и кривоногим матамарам. Такой редкий экземплярчик может заставить любого избегавшегося кочевника забыть о набегах и задуматься о тихой мирной жизни и простых пасторальных радостях. Майорову такую подружку — выше крыши. Эта переливающаяся рыбка привлекает к себе, как маяк, даже далеко находящихся рыб! Расторгуев как-то заявил с видом знатока, приглядевшись к Ксюшиной несмелой походке и робким манерам, что она еще «беспросветная» девственница и он с удовольствием оказал бы ей услугу по defloration или хотя бы преподал маленький урок oral sex…
Я набрался было храбрости, чтобы наехать на Майорова, заодно припомнить ему вчерашнюю сломанную челюсть Чеботарева и, может быть, даже вышвырнуть подонка с работы, раз уж он мне попался под горячую руку, но тут в кармане сработал мой коммуникатор.
Голос:
— Рафаэль Михайлович? Вот, с самого утра жду твоего звоночка. С объяснениями. А ты все молчишь. Думаю: странно, возможно, с ним что-то случилось. На камикадзе ты вроде не похож…
Это был г. Хабаров — в тот же момент меня тряхануло так, словно в голову мне шарахнула молния.