Продавец проклятых книг
Шрифт:
— Что здесь написано? — спросил Уберто.
— Загадка ангела Кобабеля, — объяснил Игнасио. — Я нашел ее в Сахагуне, в церкви Святого Лаврентия. И закончил ее переписывать как раз перед тем, как ко мне подошли ты и граф Додико. Текст был вырезан на стене.
— Странный он, этот Додико, — вступил в разговор Гийом.
— Да, необычный, — согласился с ним Уберто. — А ты, Игнасио, что думаешь о нем?
Торговец пожал плечами и взглянул в окно. Солнце стояло высоко, и работники связывали овес в золотистые снопы.
— Он, конечно, что-то скрывает, — ответил Игнасио. — Мы не можем доверять ему, но и упускать его из
Гийом впился взглядом в его лицо.
— Ты думаешь, Додико лжет?
— Этого я не знаю. Но я чувствую, что есть еще кто-то, кто наблюдает за нами и управляет этой игрой.
— Доминус?
— Он тоже, но не он один. Последним ходом Доминус раскрыл свои намерения, и теперь его действия стали предсказуемы. Вероятно, он так же, как и мы, завладел тайной о четырех ангелах и теперь точно выполняет ее указания. Но я думаю, у него возникли какие-то трудности с ее разгадкой. Иначе зачем он попытался напасть на нас в Сахагуне? Думаю, ему нужен я… мы все, чтобы найти книгу. — Игнасио приподнялся из-за стола, но передумал и сел обратно. — Меня беспокоит другое. Как Святая Фема могла следить за нами с самого нашего приезда в Венецию? Сколько времени она следила за графом Скало? И главное, откуда она узнала, что граф поручил мне добыть для него книгу? Этот тайный суд не имеет большого влияния в Венеции. Поэтому кто-то, вероятно, предупредил его посланцев.
— Осведомитель? — спросил Уберто.
— Другого объяснения нет.
— Кто же это?
— Тот, кто управляет всей игрой и передвигает фигуры на доске, — ответил торговец, нахмурив лоб. — Управляет давно, возможно, с самого начала.
Уберто вздрогнул так, что едва не подскочил на месте. Он вспомнил о загадочном человеке со шрамами на лице и о его словах. Как быть? Верить этим словам или лучше рассказать о них товарищам? Он не успел решить, что делать, потому что в комнату вошла Сибилла.
Шла она осторожно, размеренным шагом и прижимала к груди корзину с фруктами. Ее волосы были собраны в узел на затылке, и одета она была в ярко-синее длинное платье с расширявшимися к концу рукавами (такое платье называлось «блио»).
— Маленький подарок гостям, — сказала она.
Игнасио взял ее за руку и что-то шепнул на ухо. Она кивнула в ответ и вышла из гостиной своей изящной походкой.
Игнасио снова перевел взгляд на своих друзей, показал им странный рисунок и сказал:
— Смотрите внимательно.
Уберто и Гийом посмотрели. Ни тот ни другой никогда не видели ничего похожего.
— Квадрат из девяти клеток, — заметил Уберто. — Но что означают символы внутри?
— Это еврейские буквы, — ответил торговец.
— Еврейские? — спросил Гийом. — Разве рукопись, которую мы ищем, не персидская?
— Может быть, часть книги переписал еврей, — предположил Игнасио. — Или, еще проще, кто-то решил, что древнееврейский язык лучше всего подходит для этой цели. В конце концов, он считается языком творения, на котором говорят Бог и ангелы и говорили первые люди.
Уберто кивком показал, что понял торговца, и спросил:
— А в нашем случае что могут значить эти девять символов?
— Я плохо знаю древнееврейский, но понимаю достаточно, чтобы предположить, что эти буквы не складываются в слова.
— Почему ты так предполагаешь?
— Пока это лишь догадка. Но они находятся внутри квадрата, то есть геометрической фигуры, и каждая встречается всего один раз, следовательно, они предположительно части математической формулы.
— Математика имеет дело с числами, а не с буквами, — возразил Уберто.
И после его слов торговца осенила догадка. Игнасио наморщил лоб и замер неподвижно, как делает хищник из породы кошачьих, когда изучает взглядом намеченную добычу. Он пытался уловить мысль, которая рождалась в его уме. Через какое-то время он ударил ладонью по столу с такой силой, что его товарищи подскочили на месте, и воскликнул:
— Ну конечно, гиматрия!
Уберто и Гийом смотрели на него с изумлением и почти со страхом.
— Гиматрия — вот оно, решение! — ликуя, подтвердил Игнасио. — Это система, согласно которой каждой букве алфавита соответствует число!
— Ты уверен? — спросил Уберто, надеясь окончательно убедиться.
Игнасио решительно кивнул и объяснил:
— Я узнал про нее много лет назад от одного человека, изучавшего Каббалу.
Он начертил рядом со своим квадратом второй такой же и вписал в него вместо еврейских букв соответствующие им арабские цифры.
Вместе со своими друзьями он смотрел на получившуюся таблицу, на первый взгляд совершенно бессмысленную. Но что-то в ней показалось ему знакомым и напомнило о толедской школе. Воспоминание относилось к тому времени, когда Игнасио — десятилетний мальчик — только что был принят в школу переводчиков. Тогда он оказался на диспуте, в котором участвовали несколько преподавателей. Один из них, Галиб, любил его почти как сына. Диспут был посвящен толкованию строки чисел в рукописи на пергаменте магрибского происхождения. Для понимания значения этих чисел Галиб советовал вписать их в квадрат. Как только Игнасио вспомнил это, все сложилось.
— Это, очевидно, магический квадрат, — убежденно сказал он.
— Я уже слышал о магических квадратах, — сказал Уберто. — Говорят, мусульманские астрологи умеют с их помощью насылать на человека несчастье.
— Арабские астрологи действительно унаследовали знание о магических квадратах от Птолемея и от алхимика Гебера, — подтвердил торговец. — Но я думаю, эти фигуры использовались в других целях, отличных от того, о чем кричат во весь голос суеверные люди.
Он присмотрелся к расположению чисел внутри квадрата.
— Девять чисел в девяти клетках, — сказал он, прикрыл глаза, и задумался. — И небесных сфер тоже девять, считая земную сферу.
Мальчик догадался, каким будет вывод.
— Ты думаешь, каждому числу соответствует планета?
— Да, — ответил Игнасио. — И еще я предполагаю, что эти числа каким-то образом изображают божественный порядок мира.
— Такого быть не может, — покачал головой Уберто, — они находятся в беспорядке.
— Это только кажется, — уточнил торговец. — Ты заметил, что сумма трех чисел в каждой строке, в каждом столбце и на обеих диагоналях одинаковая — во всех случаях пятнадцать? Как видишь, из беспорядка возникает порядок.