Продавец проклятых книг
Шрифт:
— Я клянусь быть верным тайному суду, — обещал он. — Клянусь защищать суд от себя самого, от воды, от Солнца, Луны, звезд, листвы деревьев. От всех живых существ и от всего, что Бог создал между небом и землей, от отца, матери, братьев, сестер, женщин, детей и от всех мужчин, кроме государя императора.
Давая такую клятву, он был уверен, что становится благородным и справедливым, подобно рыцарям Карла Великого. И вот к чему это привело? Убийства, отравления, пытки и интриги! И это — обещанная честь? Цена, которую он должен платить ради славы своего господина? Как смыть с себя позор, которым он покрыл себя и свою семью?
Охваченный горем, он встал на колени в углу камеры, как отшельник на молитве, и прошептал слова, которыми кончалась та клятва:
— Да помогут мне Бог и его святые.
И тут тишину нарушил металлический лязг засова.
Славник оглянулся в сторону звука, но не мог разглядеть ничего, потом его ослепил свет факела. Сначала казалось, что радужные оболочки глаз вот-вот оторвутся от зрачков и вылетят из орбит. Потом глаза привыкли к свету, и чех узнал своего спасителя.
Доминус переступил порог камеры, опустился на колени возле Славника и посмотрел на него с выражением сочувствия на лице.
— Сегодня ночью мы оба потерпели поражение, мой вассал, но все можно исправить. Идем отсюда. Я убедил монахов отпустить тебя. Твой товарищ уже ждет снаружи.
Начинало светать, и Уберто шел на конюшню. Игнасио советовал ему полежать еще немного, но мальчик чувствовал себя здоровым и хотел двигаться. Сон, хотя и короткий, восстановил его силы. Кроме того, ему хотелось отвлечься от тревожных мыслей. С той секунды, как он проснулся, воспоминания о прошлой ночи мучили его и заставляли размышлять о том, что произошло.
В конюшне было тихо, иногда только тишину нарушал рев старого мула да махала хвостом тощая корова. Но почему-то мальчику было здесь не по себе.
Вдруг он почувствовал, что не один. Перед ним, опираясь на полную овса кормушку, стоял человек в черном плаще. Довольно высокий, по крайней мере казался таковым, несмотря на то что сутулился. Его лицо наполовину скрывал капюшон. Уберто был потрясен, увидел это лицо, изуродованное, все в шрамах. С этими безобразными чертами совершенно не сочетались блестевшие из-под капюшона голубые как небо глаза.
Незнакомец окинул его внимательным и холодным взглядом, а потом спросил:
— Ты Уберто, верно?
Вопрос застал мальчика врасплох.
— А откуда вы знаете?
— Не важно. Я только хотел убедиться, что узнал тебя. Райнерио из Фиденцы, настоятель монастыря, где ты жил, писал мне про тебя в своих письмах.
— Я вас не понимаю. Кто вы?
— Кто я, ты узнаешь в подходящее время. Вы все это узнаете. А теперь возвращайся к Игнасио. Ты даже не представляешь, что скрывает этот человек за своим бесстрастным лицом.
Уберто застыл на месте, потом сжал кулаки и заявил:
— Могу я узнать, на что вы намекаете? Игнасио хороший человек!
Незнакомец зло усмехнулся:
— Я ни на что не намекаю, мой юный друг. А вот ты спроси у своего учителя, кто он на самом деле.
Уберто опустил глаза, не зная, что ответить. Этот человек казался увертливым и скользким как змея. Даже звук его голоса до крайности претил мальчику.
Человек со шрамами в последний раз бросил взгляд на Уберто и отошел от кормушки.
Несколько минут ошеломленный Уберто стоял неподвижно, упершись взглядом в свои башмаки. Откуда этот человек знает его, Игнасио и даже Райнерио из Фиденцы? На какие тайны он намекал? К своему сожалению, Уберто не смог получить ответ на эти вопросы. Когда он поднял взгляд, человек со шрамами уже уходил вдаль, отравляя утренний воздух еле заметной усмешкой.
Глава 65
Покинув Сахагун, маленький отряд Игнасио вместе с графом Додико направился на запад. Торговец ничего не говорил ни о секрете ангела Кобабеля, ни даже о том, куда они направляются. Он молча смотрел на дорогу, которая вилась по холмам, и решал, что делать дальше. Опасности прошедшей ночи — не пустяк. Гийом только чудом остался жив, а с Уберто произошел непредвиденный случай, который мог обернуться бедой. Все кончилось хорошо лишь по чистой случайности. Но судьба непостоянна, как ветер. Он должен со всех ног мчаться в убежище, пока есть время.
Уберто скакал рядом с Игнасио. С самого отъезда из Сахагуна мальчик постоянно думал о словах человека со шрамами. Его лицо все время стояло перед глазами, отражалось в уме мальчика, словно в воде, никак не хотело исчезать, и это выводило Уберто из себя.
Он решил ни с кем не говорить об этом, но молчание тяжелым грузом лежало на его совести. Он не привык ни лгать, ни даже скрывать правду. Слова незнакомца словно околдовали своим тоном, врезались в ум, и мальчик не знал, как выйти из этого положения.
Через два дня они оказались в районе городка Мансилья-де-лас-Мулас близ Леона. В какой-то момент Игнасио остановился на развилке, где от дороги еще одна отходила на север, и сделал своим спутникам знак остановиться.
Несмотря на вторую половину дня, до вечера было еще далеко. Солнце раскаляло булыжники на каменистой дороге, обсаженной по обеим сторонам кустами. Поблизости ни построек, ни колодца или родника. Спутники Игнасио остановили коней и недоверчиво переглянулись. Что случилось? Для ночлега еще рано.
Додико подъехал к торговцу и вопросительно взглянул на него, явно раздраженный этой непредвиденной остановкой. Игнасио, словно не замечая зноя, окинул внимательным взглядом его покрасневшее лицо и насмешливо спросил:
— Ваша светлая северная кожа не выдерживает здешней жары?
Граф, пропустив его колкое замечание, спросил:
— Почему вы остановились?
— Мы поворачиваем на север.
— Не вижу связи с четвертой частью книги. Вряд ли она находится в той стороне, — ответил аристократ, вытирая лоб тыльной стороной ладони.