Проект «Геката»

Токацин

— Хорошо, — отозвался сармат. — Отпусти меня. Я сделаю.

— Отпустить руки, — приказал майор. — Держать за плечи. Внимание!

Гедимин опустил скованные руки, развёл в стороны, — наручники ослабили ещё на двадцать сантиметров. Сармат повёл плечами, глубоко вдохнул и встал к щиту управления.

— Вот этот рычаг, — он притронулся к пульту. — Вниз до половины. Эти кнопки зажать. Потом эту. И вверх до упора.

Монитор вспыхнул красным, под потолком взвыла сирена. Рядом, в активной зоне, разлетались брызгами расплавленные, частично испарившиеся стержни — ирренций и обсидиан вместе с ипроном. Гедимин посмотрел на Торрегросу и ухмыльнулся.

— Теперь повтори.

Бить его начали уже снаружи — далеко от корабля с надрывающимися бортовыми сиренами, от слетевшихся к нему роботов-пожарных, пытающихся залить водой обшивку, проседающую от оплавления внутрь, от космодромной сирены, заоравшей секунды спустя… Его втащили в вестибюль со стеклянной стеной, швырнули на пол и, обездвижив разрядами станнеров, пинали куда попало, пока на охранников не рявкнул опомнившийся Торрегроса. Гедимин был ещё в сознании — как ни странно, ни голову, ни хребет не задели, а вот левая рука, по ощущениям, была перебита в предплечье.

Сармата подняли, переругиваясь и нервно оглядываясь на космодром. Сирена ещё надрывалась. Гедимин попытался ухмыльнуться, но едва ли получилось, — даже дышать было больно. Кажется, ему сломали несколько рёбер; во рту была жёлчь, но крови сармат не чувствовал — ничего внутри не лопнуло. «Жаль,» — думал он, свисая на широко расставленных железных конечностях. «Били бы в сердце. Сразу насмерть…»

— Как жаль, — вздохнул Торрегроса. — Вы совсем не понимаете по-хорошему. В камеру!

Сармат покосился на прозрачную стену. Солнечный свет лился сквозь неё, жёлтыми пятнами падая на пол. По стёклам бежали зелёные блики — по ту сторону стекла виднелось защитное поле, сжигаемое изнутри омикрон-излучением. Гедимина вытащили на платформу; он успел краем глаза увидеть, как купол окружают погрузчики, обвешанные бронёй, и пытаются просунуть под него манипуляторы. «Вот вам флот, hasulesh,» — сармат криво ухмыльнулся. «Вот вам мой реактор.»

24 января 29 года. Земля, Северный Атлантис, купол Альбукерке, город Сокорро

Шокер обжёг шею. Гедимин уже не чувствовал боли, только с вялым удивлением отметил, что избитое тело ещё способно дёргаться. Разряд встряхнул его, и сармат снова повис, навалившись на стол, насколько позволяли вывернутые за спину руки. Охранник, приподняв ему голову, повернул Гедимина лицом к закреплённой на столе схеме пульта управления.

— Что это? Для чего нужно? — повторил Торрегроса. Гедимин смотрел на схему и видел размытые цветные пятна, перечёркнутые стальным указателем. Он молча оскалился.

— Ещё, — устало приказал Торрегроса. Запахло раскалённым металлом и жжёной Би-плазмой. Гедимин дёрнулся, хотел крикнуть, но только захрипел, роняя на стол розовую пену.

— Что это? Этот рычаг? — Торрегроса взял стонущего сармата за подбородок, развернул к себе. — Вчера ты нажал его. Что это?

Запах окалины стал острее — к боку сармата снова прижали раскалённый штырь. «Грёбаная регенерация,» — обречённо думал он, изображая презрительную гримасу. «Макака бы давно сдохла…»

— Слизь!

Майор разжал «руку» и брезгливо отстранился.

— Кончать? — оживился кто-то из охранников, обступивших сармата.

— Нет, — угрюмо ответил Торрегроса. — Юпанки, займись. До вечера он твой.

26 января 29 года. Земля, Северный Атлантис, купол Альбукерке, город Сокорро

— Has-su-lesh…

Гедимин попытался перевернуться на бок. Несколько секунд он корчился и шипел от боли, затем ему всё же удалось привстать на руках, а потом и сесть. Руки тряслись. На полу засохли пятна крови — одно под животом, другое, более светлое, — под головой, из прокушенного языка. Он и сейчас с трудом ворочался во рту, сильно распух и болел. Говорить сармат теперь не мог — даже при очень большом желании. Он криво ухмыльнулся и поморщился от боли. «Юпанки — идиот,» — он мельком взглянул на своё тело и сердито сощурился. «Но стара-ательный…»

Пальцы ног, распухшие и побагровевшие, гнулись в разные стороны. Сегодня они, по крайней мере, не болтались, — осколки фаланг всё же срослись и кое-как держались друг за друга. По бокам сармата, от подмышки до бедра, протянулись параллельные багровые рубцы, покрытые кровавой коркой. Там заживление шло быстро — эти раны выглядели страшнее, чем ощущались, но постоянно зудели, и сармат старался прижаться ими к полу. Одновременно лечь на два бока он не мог, и это сильно раздражало.

Он сел, согнув одну ногу в колене и отставив как можно дальше, и взглянул на то, что позавчера можно было назвать паховыми органами. Сейчас это были бесполезные кровавые ошмётки, очень болезненные и крайне мешающие. «Ну вот,» — сармат криво ухмыльнулся. «Теперь самку можно не искать. Незачем.»

Он глубоко вдохнул, задержал дыхание, привычно отключаясь от разбитого, наполненного болью тела, и прикрыл глаза. Синевато-зелёный свет тёк под веками, то пульсируя, то разбиваясь бликами. «У меня был реактор,» — думал он. «Я его построил. Так, как задумал. Я его запустил. Никто не повторит. Никто не заберёт себе…»

Металлическая пластина на двери заскрежетала, отодвигаясь.

— Эй, слизь, — послышался угрюмый голос Вудса. — Говорить будешь?

Сармат презрительно ухмыльнулся и изобразил плевок. Плевать в прикрытое окошко было бессмысленно, да и нечем — воды Гедимину опять не давали. Вудс, выругавшись, вернул пластину на место.

Сармат закрыл глаза. Его дыхание послушно замедлялось, пульс затихал, — надо было попробовать «уйти», ещё раз, пока Вудс не спохватился и не сунулся в камеру, — «уйти» навсегда или на время, чтобы отсутствие кислорода успело разрушить мозг, и сознание окончательно погасло вместе со всеми воображаемыми свечениями и трёхмерными чертежами. Сердце билось всё медленнее, и с каждым ударом картинка перед глазами становилась ярче, — реактор под гранёным куполом, очертания градирен за ним. «Ирренциевый… зачем… градирни…» — вяло удивился полуотключённый мозг. «И так… температура… невелика…»

01 февраля 29 года. Земля, Северный Атлантис, купол Альбукерке, город Сокорро

Дверь заскрежетала, с той стороны послышалась ругань, тут же прерванная сердитым окриком. Гедимин не шевельнулся. Он не сдвинулся с места, и когда четверо экзоскелетчиков ввалились в камеру и столпились вокруг него, озадаченно оглядываясь на пятого.

— Поднять, — приказал тот, выходя за дверь. — Дать воды.

К губам сармата прижалось горло бутылки. Он нехотя глотнул — пить больше не хотелось, как и шевелиться. Регенерация залечила ожоги и порезы, кое-как срастила переломы (хотя пальцы по-прежнему плохо гнулись и временами болели), но ресурсы тела были на исходе. Охранники, приглушённо переругиваясь, напоили пленника, впихнули в него ком Би-плазмы (он даже не сразу понял, что это, и большая часть пролилась на грудь) и, подняв его, куда-то потащили. Гедимин безвольно висел на стальных конечностях, норовя вытечь из захватов, и чувствовал себя эа-формой на середине трансформации, — вроде бы есть тело, а вроде бы это большая вязкая лужа…