Проект «Индиго»
Шрифт:
Мужчина массирует виски и тяжело вздыхает.
– Марусь, – говорит он так, словно я в чем-то виновата. А я и виновата, я не могу сдвинуть этот дурацкий спичечный коробок. – Я попросил Сашу Котлярова рассказать о твоей ауре. Ты знаешь, что я их не вижу…
У меня перехватывает дыхание. Я понимаю, что ничего хорошо в следующих словах не будет. Прикусываю нижнюю губу и пытаюсь не расплакаться. Вжимаюсь в спинку стула и зажмуриваюсь, словно это поможет не услышать плохих вестей.
– У тебя разноцветная аура, Марусь. Ты понимаешь, что это значит?
Я понимаю. Я все понимаю. Он и другие учителя много раз рассказывали, что означают цвета аур.
– Все очень плохо? Виктол Федолович заставит вас отдать меня в детдом? – щеки горят. От несправедливости я плачу. Глупый спичечный коробок, глупый Виктор, глупый Сашка! Глупый Иннокентий! Говорил, что я особенная, а теперь я стала вдруг обычной. Такая же, как все эти люди, которые ничего не знают о нас. О них.
– Ты не по годам развита, Марусь. Ты умеешь строить длинные логические цепочки. Иногда мне кажется, что тебе не четыре, а восемь или десять…
– И все же вы отдаете меня в детский дом?– я сжимаю в кулаке свой талисман и снимаю с шеи. – Забилайте его себе! Он мне не нужен. Они меня блосили, вы меня блосаете!
Кидаю камушек в Иннокентия и спрыгиваю со стула.
– Они тебя не бросали! Их убили! Маруся! И я тебя не брошу! – Иннокентий встает следом за мной из-за стола.
Распахивается дверь. На пороге Виктор Федорович – мой самый злейший враг. Врач, что никогда не верил в мои способности. Мужчина, который очень больно втыкал иголки в мои вены.
Виктор цепко хватает меня за руку и пытается вытолкнуть за дверь.
– Я забираю ее. Девочка обычная. Она отправляется прочь отсюда. Все документы уже переданы в детский дом «Солнышко», – он тащит меня, а я плачу, пытаюсь лечь на пол, брыкаюсь и даже кусаю врача за руку.
– Отпустите ребенка! – Иннокентий пытается отнять меня у Виктора, но тот так сильно вцепился в мое запястье, что на нем вот-вот появятся синяки.
Я желаю всем сердцем, чтобы Виктор исчез отсюда, чтобы не портил мне и Иннокентию жизнь. Я отталкиваю его всеми своими силами. И в этот момент что-то происходит. Его рука наконец-то отпускает мою, и мужчина отлетает к стене. Слышится удар, а затем Виктор падает вниз, как подушка, набитая перьями. Так же тяжело и неловко.
Я сижу на полу, не удержавшись на ногах, и удивленно смотрю на врача, приходящего в себя. Рука болит. Иннокентий стоит рядом в ступоре и медленно переводит взгляд с меня на Виктора Федоровича.
– Это сделали вы, Бородин? – врач, шатаясь, поднимается на ноги и бредет в нашу сторону. – Я знаю, что у вас есть сила телекинеза. Это вы. Я подам на вас в суд.
– Это не я, это Маруся, – губы Иннокентия расплываются в радостной улыбке. – И что вы скажите в суде? Маленькая девочка отбросила вас от себя силой, так что вы врезались в стену? Ну, не смешно ли звучит, а, Гадюков?
Лицо врача собирается в наипротивнейшую из гримас. Он кривит губы и злобно бросает.
– Я добьюсь, чтобы ваш цирк уродов прикрыли. Или хотя бы отдали в профессиональные руки.
– Профессиональными руками вы называете себя, Виктор Федорович? – Иннокентий берет меня на руки. Я обхватываю его шею и утыкаюсь носом в его щеку.
В голове радостно пляшет: «Меня не отдадут!». Я такая же, как они!
– Предположим. Уж всем лучше, чем вы.
– Государство спонсирует нашу школу. И следит за развитием этих детишек. Вряд ли вам удастся прикрыть программу.
Врач уходит широким шагом по коридору. Иннокентий протягивает мне мой талисман.
– Мои поздравления, Маруська, у тебя получилось. Не бросай его больше. Это ведь все, что у тебя осталось, – он вешает камушек мне на шею.
***
– Ну, давай! Покажи мне, что ты можешь! – Иннокентий радостно потирает руки.
Я приказываю коробку сдвинуться с места. Пытаюсь отбросить его к стене. Но ничего. Пусто. Все так же, как и было несколько часов назад.
– Не можешь? – Иннокентий потирает удивленно бровь. – Но Виктора Федоровича ты ведь как-то отбросила от себя?
Я тяжело вздыхаю.
***
Кресло в медицинском кабинете. Мои руки ремнями закреплены на подлокотниках. На голове шапка из проводков и датчиков, но Бородин прикрепляет дополнительные на лоб, виски и затылок.
– А теперь, Маруся, закрой глаза. Больно не будет. Просто делай все, как тебе говорят, – просит Иннокентий. Он добрый, и я ему верю, что больно не будет.
Плотно смыкаю веки.
– Нет, я не понимаю, – слышу голос Иннокентия где-то за спиной. Наверное, смотрит на экран монитора. – Не понимаю!
Мои способности так больше и не проявились. Иннокентий больше года пытался заставить мой дар работать, но он словно опять уснул.
Виктор Федорович после того инцидента уволился. На его место пришли новые врачи. Они хотя бы не были такими злыми, хотя тоже относились с сомнением к моим способностям.
Врачи постоянно советовали Иннокентию отдать меня в детский дом, чтобы я росла с обычными детьми.
– Ей так будет легче!
– Вы многого от нее требуете. У ребенка должно быть детство.
– Она здесь чувствует себя лишней. Другие дети двигают предметы, воспламеняют свечи, читают мысли, а Маруся этого не может. Наверняка ей обидно.
Все эти слова были адресованы Иннокентию, но я все слышала и все понимала. Я не была глупой и знала, что рано или поздно меня выгонят из этой школы.
***
– Привет, – мальчик на несколько лет старше меня протягивает руку. – Меня зовут Игорь.
– Маруся. А что ты умеешь? – этот вопрос я задаю всегда, когда к нам приводят новеньких ребят. И хоть мои силы так и не проявились, чужие способности продолжают меня интересовать так же сильно.