Проект «Индиго»
Шрифт:
Разжимаю руки, и мальчишка юрко проскальзывает в здание. А я не успеваю подняться, как у меня начинает рябить в глазах. Сквозь пелену проступает далекий, словно из сна, фрагмент.
Стою и держу в руках листок бумаги. Глаза у меня завязаны, ничего не вижу, но твердо знаю – листок этот красного цвета. Меня спрашивают, и я отвечаю. Затем повязку снимают с глаз. Передо мной лицо Усача. А в маленьких ручках красный листок.
– Клео? Клео?! – несколько раз моргаю, чтобы вернуться в реальность. Крис обеспокоенно тормошит меня за плечи. – Ты чего? Нам уже давно предложили пройти внутрь и все осмотреть.
Я встаю. Ноги и руки почему-то затекли, и при движении их колет иголками. Странное воспоминание. Но откуда оно? Ведь в моем прошлом просто не было места для этой школы.
– Это вы Иннокентий Алексеевич, да? – интересуюсь я, проходя вслед за мужчиной.
– Да, это я. Мне совсем не хотелось вам говорить, что школа работает. Официально мы закрыты. Я наивно предполагал, будто в субботу ребята решат отдохнуть, но дети все равно пришли, несмотря на мои уверения, что они могут остаться дома. Эти ученики очень способные. Я не мог просто взять и бросить их на произвол судьбы, понимаете? – он как-то странно смотрит на меня. И почему-то мне становится грустно от его взгляда, будто я встретилась со старым знакомым, который когда-то меня обидел. Приходится прогнать странное чувство и сконцентрироваться на интервью.
Я киваю. И стараюсь не забыть вопросы, которые тут же возникают в голове.
– А откуда вы берете деньги на оплату аренды? – готовлю блокнот и ручку.
– Хоть многие из детей сироты, есть те, у кого есть родители. Часть денег дают они. Больше половины присылают мои бывшие ученики. Что-то из своего кармана. Часто мои воспитанники находят подработку. Перебиваемся как можем.
Я старательно записываю его ответ, не забыв на всякий случай включить диктофон.
Нам показывают несколько пустующих классов и только один рабочий. Здесь сидят дети и что-то тщательно разучивают. Показаны их спальни с двухэтажными кроватями. Столовая.
У плиты стоит девочка лет четырнадцати. У нее явно что-то пригорает, но никто не спешит ей помочь.
– Это Вика. Очень способная девушка. Умеет внушать людям то, чего на самом деле нет, – сообщает нам Иннокентий, похлопывая одобрительно Вику по плечу.
– Например? – интересуюсь я. Ручка и блокнот давно наготове. Записываю каждое слово.
Нам предлагают присесть за один из столиков. Вика приносит поднос с тремя тарелками супа.
– На вкус он такой же ужасный, – признается девочка, заметив, как мы смотрим в тарелки. А потом просит. – Ешьте одну ложку быстро. После этого пусть каждый из вас посмотрит мне в глаза.
Я беру в рот ложку супа. Он ужасен. Чувствуется, что что-то пригорело, он пересолен, в общем, есть невозможно. Еле сглатываю, чтобы не выплюнуть.
Смотрю Вике в глаза. Они такие синие, как небо. И ресницы пушистые. Забываю на мгновение, где нахожусь. Потом девочка моргает и все очарование проходит.
Опускаю взгляд в тарелку. Вместо ужасного супа, в тарелке творение шеф-повара. Зачерпываю немного и касаюсь слегка языком. Вкусно. Очень. Ничего лишнего. Кажется, я могла бы есть и есть этот суп не переставая.
Когда тарелки полностью пустеют, нам предлагают второе. Сначала блюдо на тарелке кажется очень аппетитным, но сконцентрировавшись, я понимаю, что нам предложили горелую гречку и маленькую, похожую на уголек, котлету.
Эдик и Крис уплетают за обе щеки, а я не могу даже притронуться к еде.
– Почему не ешь? – удивляется Вика, все это время неотрывно наблюдающая за нами.
– Это не съедобно, прости, Вик, – признаюсь я, отодвигая от себя тарелку.
– Как это? Это же идеально выполненное мясное рагу, – девочка явно раздосадована.
– Это подгорелая гречка с котлетой, – отвечаю я.
Вика хмурится.
– Я ведь использовала на тебе свой дар. И почему ты видишь реальность? – она словно обвиняет меня в том, что фокус провалился.
Девочка дует губы и смотрит на учителя, обеспокоенно теребя кончик светлого хвоста.
– Настоящую еду я вижу, только если напрягу зрение, – сознаюсь, чтобы не совсем расстроить ученицу.
Вика косится на Иннокентия, чтобы увидеть его реакцию. Тот многозначительно поднимает брови и что-то отвечает беззвучно шевеля губами. К сожалению, мне не удается его понять.
– Пройдемте дальше?– тут же обращается он к нам.
Меня не покидает странное чувство дежавю, пока мы обходим школу. Изо всех сил концентрируюсь на интервью и, пытаясь успокоить расшалившиеся нервы, кручу в пальцах кулон с синим, как и мои глаза, камешком. Эта безделушка была у меня столько, сколько я себя помню. И я почему-то всегда была уверена, что он меня защищает.
– Можем мы понаблюдать за уроком? – интересуется Крис, больше меня увлекшаяся этими паранормальными детишками.
– Если только по очереди, а то собьете их настрой. Думаю, ребята могут на вас попрактиковаться, если вы, конечно, не против, – Иннокентий улыбается, и от его глаз в стороны разбегаются лучиками морщинки.
Этот человек единственный, кто пока не вызывал у меня необъяснимого ужаса. Рядом с ним я чувствовала себя спокойно и легко. Как будто знала, что мужчина может меня защитить.
Кристина решает идти первой, оставляя меня один на один с Эдиком. Ее выбор не нравится никому из нас. Однако, Крис остается неумолима.
Эдик прислоняется к стене, становясь похожим на одного из этих загадочно-роковых красавчиков, которые прислоняются ко всему – к стенам, дверям и даже к особо крупным грузовикам. Набросив на себя скучающий вид, парень начинает разглядывать картины учеников, развешанные по стенам.
Эти рисунки привлекают и мое внимание. Везде изображены люди: женщины, читающие книги, дети играющие в песочнице, мужчины за рулем автомобилей. Но самое странное, что вокруг каждого человека изображены цветные круги, словно свечение.